Как показано в предыдущей главе, лидеры обладают личным влиянием, кроме того, они занимают положение, во-первых и прежде всего сопряженное с правами, которые обусловливают престиж и власть. И если личные качества лидера не могут не оказывать определенного влияния, так же немыслимо, чтобы никакого влияния не оказывало его положение. Изучение характерных черт положения, занимаемого лидерами, есть одна из важнейших областей нормативного и эмпирического анализа; напрашивается вывод, что существует немало оснований считать: положение лидера «многое значит».

Однако проблема не в том, чтобы определить, значимы ли позиции лидера, а в том, насколько они значимы. Соответствующие данные с трудом поддаются анализу и связаны с личными качествами. Мы можем «интуитивно» сознавать, что престиж, скажем, президентства способствует определенному влиянию лидера, но мы не знаем, как измерить это влияние в сравнении, например, с положением других общенациональных лидеров. Более того, мы «инстинктивно» сознаем, что существуют институциональные следствия, так сказать, «щупальца» занимаемого положения, благодаря которым их обладатель влияет на общество. Лидер имеет власть не просто в силу символов и прав, связанных с его деятельностью, но и в силу возможности контролировать многие секторы политической системы или, по крайней мере, воздействовать на них. А если эта власть, обусловленная положением общенационального лидера, столь проникающа, ее очень трудно измерить.

Она такова потому, что в руках лидера множество кнопок, нажав на которые, он может вызвать реакцию внутри самых различных групп. Благодаря положению общенационального лидера, руководители, например, имеют обыкновение назначать членов правительства; они могут также «инструктировать» бюрократию, дабы та действовала определенным образом; наконец, они зачастую обладают властью в правящей партии и способны мобилизовать население в поддержку своей политики. Данные им полномочия используются в большей или меньшей мере. Свою роль при этом играют и личные качества. Но существование «щупалец» — этих каналов влияния ставит лидеров в привилегированную позицию не в силу их собственных качеств, а благодаря занимаемому ими положению.

Влияние положения лидера нуждается в более детальном анализе, поскольку существуют немалые различия между разными странами, в тот или иной период. Лидеры могут обладать или не обладать возможностью формировать свой кабинет по своей воле; деятельность бюрократии может быть более или менее эффективной; правящая партия может быть лучше или хуже организована. Если говорить в целом, институты и другие механизмы, которые обусловливают положение лидера, следовало бы рассмотреть в четырех планах: 1) статус лидера, то есть престиж, связанный с его положением, меняется; 2) существуют различия в возможностях лидера формировать и контролировать правительство и свое непосредственное окружение; 3) бюрократия с ее главной задачей — совещательной и исполнительной — подчинена лидеру в большей или меньшей степени; 4) существуют средства влияния лидера на население, которые обеспечивают большую или меньшую поддержку, например, политические партии.

Институты зачастую создаются с тем, чтобы ослабить или ограничить власть лидеров; с другой стороны, наличие слаженно действующих институтов обеспечивает четкость реализации решений и согласие с ними населения. Значит ли это, что из существования конституционных и других «искусственных» институтов, таких как бюрократия и политические партии, лидеры извлекают пользу?

Существуют три основных фактора, свидетельствующие о том, что власти лидера препятствует наличие «искусственных» институтов. Во-первых, институты вносят в политическую жизнь большую предсказуемость. Лидеры добиваются желаемого, зная, какие последствия будут иметь место, если они задействуют тот или иной рычаг. Но лидеры — не единственные, кто обладает таким знанием; другим лицам также известно, что определенные институциональные механизмы влекут за собой определенные последствия. Итак, в то время как лидеры уверены, что в силу наличия «структурированной» системы их шаги принесут некий конкретный результат, другие лица, зная об этом, в силах предпринять ответные действия, дабы противостоять этому возможному результату.

Во-вторых, структурированность положения лидера не всегда приводит к росту его автономии; институциональные механизмы могут ограничивать возможности лидеров действовать и влиять на население. Именно на это делали упор в своих работах многие политологи, и именно этого пытались добиться многие авторы конституций, а именно: ограничить власть лидеров через введение институциональных механизмов и процедур. В этом случае структурирование системы не способствует распространению влияния лидеров; напротив, это влияние оказалось бы мощнее, если бы институциональная система не была структурирована вовсе. Недаром многие лидеры стремились сбросить надетую на них конституционную узду.

В-третьих, попытки внедрить институциональные механизмы, которые помогали бы лидеру, терпели неудачу. Сравнение между политической коммуникацией и электрической сетью правомерно лишь до известной степени; на самом деле, лидеры не столь всемогущи, чтобы рассчитывать на реализацию своих решений «после» простого нажатия кнопки: все, на что они могут уповать — это лишь частичная реализация отдельных решений в краткосрочной перспективе. Сеть, связывающая лидеров с бюрократией и населением, полна обрывов и коротких замыканий. Поэтому, с точки зрения лидеров, «система» часто неэффективна, дурно структурирована и слабо организована. Это происходит не только из-за намеренного сопротивления, но часто — и видимо, в основном — потому, что система просто бездействует или реагирует только частично. Отсутствие же реакции, в свою очередь, вызвано главным образом нашим неумением сделать систему эффективной. Так возникают очевидные барьеры, определяющие, в какой степени лидеры могут полагаться на институты, механизмы и организации вокруг них, чтобы оказывать желаемое влияние.

Отчасти потому, что институциональные механизмы могут работать против лидеров, отчасти же в силу несовершенства институциональной «технологии» развитие совокупности политических и административных структур не дает лидерам больше возможностей для достижения результата, напротив, может породить еще больше помех. Однако отсутствие структур, сознательно сформированных для стимулирования (или торможения) лидерства, не означает отсутствия каких-либо механизмов вообще; если нет политических институтов, созданных законом или конституцией, существуют «естественные» средства, позволяющие организовать лидерство, опосредующие связь лидера с нацией. Политическая партия может служить «искусственным» механизмом, который будет способствовать или препятствовать влиянию лидера. Но даже при отсутствии политических партий лидеры не лишены связи с населением благодаря наличию других факторов, например, племенных и иных групп.

Случаи, когда лидер рассчитывал только на свои личные качества, очень редки, столь редки, что выглядят чисто теоретическими; если это происходит — значит, в стране нет никаких общественных групп, никаких традиций, никаких ритуалов, с помощью которых лидеры приходят к власти, занимают должность и поддерживают связь со своим окружением, бюрократией и народом. Когда нет «искусственных» структур, их место занимают естественные структуры; правильнее было бы сказать, что «искусственные» институты постепенно накладываются на естественные механизмы и вытесняют их. Но эти естественные общественные механизмы продолжают сохранять свое влияние. Искусственные политические институты иногда, если не часто, остаются чисто формальными, недействующими или действующими частично. Взаимодействие между «искусственными» и естественными механизмами — один из аспектов классического взаимодействия между конституционными, законными механизмами и поведенческими стереотипами.