— А чё, так уж часто перегорают?

— Естественно, это ж обычная лампочка, если хотите, поменяйте на современные, скрученные такие, как внутриматочная спираль, те вечные как Фидель Кастро.

Бляха-муха, зря я про эту спираль. Напрягся богатырь.

— Хо-ро-шо. — По складам отвечает. Получилась поэма Маяковского какая-то.

Соседка выглядывает. Глаза уставшие — не выспалась, похоже. Ревнивый муж, наверное, всю ночь её в партер ставил. За лампочку мстил.

Не помню как уже, но закончили мы этот разговор, и я пошёл чистить зубы.

— Чего этот компрачикос хотел? — кошка спрашивает.

— А хуй его знает? Наверное, чтоб я его с «классиком» ненароком не спутал.

— Не забудь сегодня сантехнику купить.

— Шла бы ты телек зырить!

— Там профилактика, по всем каналам только «бой муравьёв».

— Кроссворд тогда отгадывайте.

— А вот это мысль!

И она ускакала.

Пока я собирался, собака вызвала сантехника на завтра. На сегодня все «короли говна и пара» были уже заняты.

Неужели ко всем родственники приехали? — вслух подумала собака.

Успев перехватить кружку кофе, я заглянул в комнату попрощаться.

Пиздобратия и вправду разгадывала кроссворд. Я быстро пробежал глазами вопросы.

Охуеть! Половина про рыбалку, половина про футбол! Один вопрос ваще ебанутый «Что объединяет рыбалку и футбол?».

На работе пришлось задержаться, и в магазин сантехники я ворвался перед закрытием.

— Унитаз нужен.

— Какой?

Не знаю, что хотел продавец: повыёбываться или он так шутил…

— Чтоб срать! — Рявкнул я.

После всех проблем дома, ещё и на работе мозгоклюи заебали. Этот ещё тут. Хохмач бля!

— Какой фирмы? — Видимо всё-таки продавец не шутил и не выёбывался, но меня уже понесло:

— Бэнг энд Олафсон!

— Нет таких!

— Тогда вон тот, и всю требуху которая может понадобиться.

Вечером, когда как говорится «ничто не предвещало беды», Иван Иванович полез в конкретную залупу. Проблема всплыла при попытке сходить всем табором в толчок.

— Зверей на улицу! — безапелляционно заявил он.

Я взглянул на Марину, та жестом попросила меня подождать минут пять, и удалилась на проработку.

— Дело принимает серьёзный оборот, мы же не ангелы, в конце концов. — Напомнила мне собака. Кошка была более лаконична:

— Команчи будут мстить!

Меня вдруг как-то резко это всё заебало, и я решительно направился в Маринину квартиру.

— Ни кошек, ни собак! — Пенс разорялся, аж на лестничной площадке было слышно.

Я вошёл, за мной гурьбой скакала группа поддержки, как пехота за танковым клином.

Марина с красными от расстройства глазами беспомощно развела руками.

— Попробуй ты убеди…

И ушла в нашу квартиру.

— Дедушка, — начал я вежливо, — Вы лишили нас санузла и теперь узурпировали запасной!

— Речь не о вас, а об этих! — Дед махнул рукой на «команчей».

— Они члены нашей семьи, такие же, как и вы, не надо устраивать скандал из ничего.

Дед разнервничался, и схватился за стакан с водой.

Я хотел ещё что-то аргументировано изложить в устной форме, но меня опередили:

— А я ща ему в галоши насру, вот тогда по-другому запоёт.

Это могла сказать только кошка.

Дед как стоял, так и ёбнулся прямо со стаканом. Хорошо Екатерина Ивановна была в самой дальней комнате!

— Стакан не выронил, старой закалки человек. — Восхитилась собака.

А я бросился за нашатырём, хорошо запас есть, но на лестнице меня ждал «вольник».

— Такая нормально?

— Какая «такая»?

— Лампочка.

Я осознал, что всё это он произносит, крутя у меня перед носом этой ёбаной лампочкой. Как будто мне в глаз её хочет вкрутить!

Пока я думал, что ему ответить, бежавшая «вторым темпом» кошка на ходу бросила:

— С дороги «протеин». Понаебут же уродов!

Интересно, сколько же он весил? Потому что, когда он плашмя пизданулся об пол, дом ходуном заходил. Лежит как покойник со свечкой, только в место свечки — лампочка. Хули говорить — хайтек. Я, реально, удивился, что лампочка при этом не разбилась.

Надо будет таких же купить, что-ли?

Тут же вспомнил, что совсем забыл об отдающем концы «Иваныче».

Найдя нашатырь, и, открыв его, на бегу отлил (нашатыря) немножко в ноздрю «вольнику». Тот подскочил как ракета из шахты, и, ошалело крутя головой, ломанулся к себе.

«Хуй с ним, объясню потом, что глюки из-за анаболиков», думал я, приводя в чувство старика.

Тот, открыв глаза, долго молчал.

— Ну, чего-нибудь скажите уже, сиси не мните… — Попросил я.

— Это правда?

— Что «это»?

— Она говорит?

— Вы о чём?

— О кошке, мне показалось, что она мне обещала в калоши насрать.

— Если не пустите в туалет, то вполне возможно, что вы угадали её желания.

— Пускай идут…

И дед, кряхтя, удалился.

Всё это время Марина была на балконе.

— Ну, как там? — с тревогой спросила она. — Что-то так грохнуло, я испугалась даже!

Я долго смотрел на неё, подбирая слова.

— «Наши» победили. — Успокоил я её.

— Как всегда?

— Как всегда!

— Новый год на носу, а у нас ни ёлки, ни оливье, — сказала собака.

— Ёлка и ниебёт, — поддакнула кошка.

Смотрю на них — натуральные засранцы. В переносном, конечно, смысле. С гигиеной у них почище чем у некоторых двуногих. А вот по части разводилова — это колбасой не корми!

— Вы же майонез не жрёте?!