Крег окинул ее внимательным взглядом – так, словно видел впервые. Заметив, что она смотрит с восхищением на его обнаженный торс, он почувствовал некоторое смущение.

– В это время дня можно легко обгореть, – сказал он, надевая рубашку.

– Ерунда, – фыркнула Стелла, – ты уже и так черный, как негр. – Она разгладила свою клетчатую юбку. – Папа купил мне ее в Портсмуте, но сегодня я надела ее в первый раз.

– Юбка хорошенькая. Да и блузка тоже.

Его взгляд был прикован к широкому вороту блузы, вернее, ко впадине между налитыми грудями.

«Угомонись, проклятый дьявол, толкающий меня в объятия чистых девиц. Ты и во сне не даешь мне покоя. И все же угомонись, отстань», – мысленно взывал он.

– Спасибо. – Она зарделась и смахнула с высокого лба прядь волос. Этот ничего не значащий жест неожиданно разжег в нем желание.

– Может, зайдешь в дом и поешь вместе со мной? – предложила Стелла.

– Я бы с удовольствием. Но может быть, твои родители будут недовольны?

– Нет. Если хочешь знать, это подсказала мне сама мама. Он перелез через изгородь, и они пошли к дому, типичной постройке того времени с двумя этажами впереди и одним сзади. За домом находился сарай, рядом с которым Джонсон и его сын начали строить ветряную мельницу.

– Тут в лесу у нас работают каторжники, скованные общей цепью, – сказала Стелла, показывая на берег реки неподалеку, где росли эвкалипты.

Крег вздрогнул. Если бы не заступничество губернатора Блая, и он бы тоже работал сейчас в одной из таких групп. Вполне вероятно, что и не дожил бы до этого времени. О каторжниках на одной цепи рассказывали такое, что кровь стыла в жилах. Немногие уцелевшие показывали шрамы с гордостью солдат, бряцающих своими медалями.

Один старый каторжник, работавший теперь у Диринга, рассказывал жуткие истории о том, как их пороли.

– Не так важно, насколько силен надсмотрщик, важно, насколько вынослив тот, кого подвергают порке. Некоторые могут выдержать и тысячу плетей. Другие погибают после ста. Говорят, что главное – вынести первые пятьдесят, тогда у тебя хороший шанс выжить. После пятидесяти ударов ты уже ничего не чувствуешь.

Глаза Стеллы горели каким-то необычным светом, ее грудь высоко вздымалась, когда Крег рассказывал ей про этого каторжника. Слушая, она то и дело облизывала губы.

– Страшное, наверно, зрелище, когда человека запарывают до смерти. – Поймав на себе укоризненный взгляд юноши, она поспешно добавила: – Нет, конечно, сама я не хотела бы это видеть.

– Надеюсь, нет.

Она провела его через заднюю дверь на кухню.

– Как насчет овечьего сыра и заливного?

– Угощение просто королевское, Стелла. Могу я называть тебя Стеллой?

– А как же еще? Ведь это мое имя.

Они засмеялись. Она усадила Крега и поставила перед ним кувшин холодного молока. Прежде чем отпить, он сказал:

– Могу я сперва умыться? Она указала на умывальник.

– Не передумал насчет ванны?

Жар в паху, казалось, помутил его рассудок.

– Почему бы и нет? – сказал он не раздумывая. – Можно и ванну. Если это не затруднит тебя.

– Совсем нет. Ты пока ешь, а я сейчас. Вода уже греется. – Стелла показала на каменную плиту в глубине кухни, где над огнем был подвешен большой медный котел.

Она достала из кладовой большую жестяную ванну и поднесла ее к плите.

– Какая большая, – заметил Крег. – И на двоих хватит. Она внимательно посмотрела на него и улыбнулась. Крег опустил глаза, и его щеки залились румянцем. Когда он насытился, Стелла сказала:

– Ну а теперь мойся, а то вода остынет. Он смущенно улыбнулся:

– Я жду, когда ты выйдешь.

– А зачем мне выходить? Я всегда тру спину брату и отцу. Я всю жизнь жила на ферме, и меня мало чем можно смутить.

Крег был ошеломлен подобной откровенностью. Он-то, дурак, думал, что Стелла робкая, наивная девушка. А она открыто предлагает ему себя…

А может, все это лишь игра, притворство? Может, западня? Вот сейчас он протянет к ней руку, и она закричит: «Помогите!»

Она вышла, закрыв за собой дверь, но ее мелодичный смех все еще звенел у него в ушах.

– Плевать я на все хотел! – пробормотал Крег и начал сбрасывать с себя одежду.

Оказавшись голышом, он вдруг почувствовал себя уязвимым. Казалось, за ним следят чьи-то глаза. Крег посмотрел на дверь, затем на окна; чудилось, что вот-вот появится смеющаяся Стелла.

Но до чего же приятно было лежать в настоящей ванне с теплой водой и пенным мылом. Крег закрыл глаза и попытался освободить свое воображение от осаждавших его видений – обнаженных женских тел. Интересно, почему Сэм Диринг велел ему вернуться сегодня пораньше? Непонятно. И тут Крег вспомнил, что сегодня день его рождения…

– Надеюсь, ты передумал и разрешишь мне потереть тебе спину? – неожиданно раздался веселый голос.

О Господи! Пресветлый Господи!

Но плоть отказывалась внять голосу рассудка. Ухмыльнувшись, он вручил Стелле кусок мыла.

– Ох, и приятно же это, должно быть.