Мир полон прекрасных людей!
Событие мартовского вечера вернуло мне остроту младенческого восприятия жизни. Ходила, как шальная… Меня сводили с ума очнувшиеся после долгой зимы запахи, проявившиеся из тумана ещё неяркие, нежные краски начинающейся весны… Меня приводили в восторг лица людей – на улице, в метро – я смотрела на них как только что прилетевшая на эту планету инопланетянка… Я чувствовала, что влюбляюсь: заново влюбляюсь в многолюдье московских улиц, в роскошество закатов, в последний, невыразимо ласковый снег, в оглушающий птичий грай в пронизанных светом дворах, в половодье апрельских бульваров…
Музыка вернулась ко мне! Как моё естественное состояние жизни. Как дыхание…
И была в ту весну Пасха в Загорске.
Мы ездили втроём: Кирилл Георгиевич, его друг Юра и я. В Лавре было очень много народу, и мы смогли пробиться только в Трапезную церковь. Она была темна и таинственна, как пещера, с этим низким потолком, с копошащимися по углам тенями… Было много паломников, которые находились здесь с утра, а может, и несколько дней. Многие расположились на полу совершенно по- домашнему, кто-то дремал, кто-то истово молился… Все ждали Воскресения.
…Никогда не забыть, как всё озарилось ярким светом, и зажглись сотни свечей… и лица людей осветились и преобразились… и вышло много священников в праздничных одеждах, и самый главный из них возгласил «Христос воскресе!» И сотни голосов откликнулись: «Воистину воскресе!» И было долгое чтение молитв, и мне особо ярко запомнилась одна фраза, которая стала для меня самой главной в ту ночь:
– Смерть, где твоё жало?!
А потом мы шли к станции. Остановились и похристосовались на ночной пустынной улице…
Возвращались в Москву первой электричкой, в пустом холодном вагоне, и тихонько пели: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…»
Смерть, где твоё жало?
Следующий день после Пасхи – Духов день. Тоже большой праздник.
В этот день мы с Людмилой Фёдоровной купили три букетика гиацинтов и отправились на Пятницкое кладбище. Навестить могилы её родителей и её первого мужа – Германа.
Старое-старое кладбище… Старые-старые деревья. Узкие аллеи. Полумрак, сырость и тихая печаль…
И когда мы с ней убирали эти три могилки, и она мне рассказывала о них – о дорогих ей людях, я почувствовала, как мы с ней сроднились за год нашего знакомства. Да нет, ещё и года нет! А как будто прошла целая жизнь…
– Я хочу, чтоб ты знала, где они лежат. И когда меня не будет, ты будешь приходить сюда…
А потом мы зашли в храм, который у входа на кладбище. Храм Святого Духа! И поставили свечки. И помолились за всех, кого мы любим. За живых и ушедших…
Глава шестая
ВЕСНА, ПЕРЕХОДЯЩАЯ В ЛЕТО…
Было 12 мая. Поехала в цирк поздравить Ядвигу с днём рождения.
А мне говорят: «Она упала. Сейчас в больнице».
Упала Ядвига! Упала падучая звезда… Разбилась на множество осколков…
Еду к ней в больницу. Она лежит на растяжке, вся переломанная… Жара… в палате духота нестерпимая, а ей так лежать несколько месяцев, пока всё срастётся… Неужели она и после этого будет летать?! Ну, это просто рок какой-то! Ведь так уже было. Опять пьяные униформисты стали убирать сетку (Это было как раз на 9 мая) – а она была ещё там – под куполом… и не видела, что сетка, уже ослабленная, почти лежит на ковре… и полетела она вниз с 20-тиметровой высоты… Не мог повториться такой ужас – но он повторился! Жизнь как будто испытывает на прочность эту милую, синеглазую женщину. Но она ни на что не жалуется. Принимает это как данность. Да, у неё такая профессия – летать, падать, разбиваться, а потом опять летать… Всё-таки циркачи – удивительные, непостижимые люди!
– Ты знаешь, Ядя, а я крестилась недавно.
– Молодчина! – говорит она.
– У меня теперь новое имя – Мария.
– Тебе идёт.
– Спасибо.
– А меня в детстве крестили, – говорит она. – И назвали в честь польской королевы Ядвиги. Наш род от неё идёт. У нас в роду все женщины – Ядвиги.
– Потрясающе!
Мы ещё говорим с ней, о разном, она рассказывает о своей маме, о том, что у них в семье пятеро детей, что никак нельзя, чтобы был один ребёнок, потому что не дай бог с единственным что-то случится – что тогда? Она мечтает, что у неё будет много детей, по крайней мере – больше одного. А я слушаю её и дивлюсь: вот, лежит на растяжке вся переломанная женщина, переломанная не в первый раз, лежит в полной неизвестности: как там срастётся и когда? – и при этом строит планы на будущее, да при этом такие оптимистические! Чтобы непременно больше одного ребёнка! Нет, циркачи – люди непостижимые…
– Я буду молиться за тебя, – говорю я ей на прощанье.
Спектакль «Балаганчик» по Блоку в театре у Гедрюса Мацкявичюса.
Феерия!…
Гедрюс – гений!
А я – не с ними. Жалею ли? Чуть-чуть. Как о далёком детстве, которое уже не вернуть…
Но у меня такие события в жизни происходят, что грешно о чём-то жалеть.
Не могу же я сказать, что того, что есть сейчас в моей жизни, – мне этого мало?!
