Аденауэр, понимавший бесперспективность ожиданий воссоединения, все же не мог игнорировать чаяния немцев, тем более что другие партии, особенно социал-демократы, делали лозунг воссоединения главным в политической агитации и находили понимание у населения. ХДС также не мог формировать свои позиции без учета настроений избирателей. На лондонскую сессию Совета министров иностранных дел (СМИД) христианские демократы направили предложения об отмене зональных границ, об учреждении эффективной контрольной комиссии для всей Германии, о выработке общегерманского статуса с определением прав оккупационных держав и обязанностей немцев.

Предложения ХДС широко популяризировались в печати, хотя и Аденауэр, и люди его окружения не верили в возможность их реализации. Шла борьба не за воссоединение, а за голоса избирателей. Она растянется на долгие годы и будет обостряться перед каждыми парламентскими выборами.

После лондонской сессии СМИДа, закончившейся безрезультатно, западные державы приступили к решению германских дел без Советского Союза. В июне 1948 года в том же Лондоне три западные державы при участии представителей Бельгии, Голландии и Люксембурга разработали рекомендации, касавшиеся будущего трех западных зон. Главным в них было: приступить к процессу создания западногерманского государства, образовать немецкий Парламентский совет для принятия конституции.

Предполагалось, что решающую роль в разработке основополагающих государственных документов сыграют западные державы. Аденауэр мыслил иначе: конституцию и другие правовые акты должны вырабатывать немцы. Под его председательством в Бад-Кёнигштайне прошло совещание зональных организаций ХДС. Формально Аденауэр являлся руководителем ХДС английской зоны. Фактически его признавали лидером христианских демократов всех западных областей.

Совещание выступило против лондонских рекомендаций по ряду вопросов, в том числе против непривлечения немцев к определению будущего страны.

Социал-демократы также заняли критические позиции по отношению к лондонским рекомендациям. Аденауэр отправился в Ганновер и встретился с заместителем председателя СДПГ Э. Олленхауэром и другими лидерами социал-демократов. В долгой, неторопливой беседе выявилось, что позиции партий во многом совпадают.

— Почему бы нам не выступить совместно? — предложил Аденауэр.

Олленхауэр переглянулся с коллегами, подумал и сказал:

— Будет лучше, если партии выступят отдельно. Социал-демократы не были готовы к сотрудничеству с ХДС. Тем не менее характер выступлений был согласован. Главное требование — участие немцев в создании западногерманского государства.

Союзники прислушались к мнению крупнейших немецких партий, хотя и не в полной мере. Решили, что конституция западногерманского государства будет разработана немецким Парламентским советом, создаваемым специально для этой цели. Проект конституции будет представлен на рассмотрение военным губернаторам и после их одобрения окончательно принят Парламентским советом.

1 сентября 1948 года в Бонне в здании Педагогического института состоялось первое заседание нового немецкого органа. В него вошли 65 членов: 27 — от ХДС/ХСС, 27 — от СДПГ, 5 — от Свободной демократической партии и по 2 представителя от Немецкой партии, партии Центра и коммунистической партии. Тон задавали христианские демократы и социал-демократы. Последние имели преимущество. Оккупационные администрации были уверены в победе СДПГ на парламентских выборах и отдавали ей предпочтение как будущей правящей партии.

Встал вопрос о выборе президента Парламентского совета и председателя политического комитета, в котором шла основная работа по выработке конституции. Две крупнейшие партии должны были разделить эти посты.

Представитель баварского Христианско-социального союза вступил в переговоры с социал- демократами и предложил на пост президента Конрада Аденауэра. Он заверил, что пожилой, несколько своевольный, но все же покладистый коммунальный деятель из Кёльна хорошо подходит для представительских функций, меньше — для практических дел. К тому же стареющий кёльнец плохо разбирается в экономике, мыслит категориями прошлого и не имеет политических амбиций. Нужно дать ему почетно завершить карьеру.

Так и договорились: Аденауэр получил пост президента Парламентского совета, а социал-демократ Карло Шмид — председателя политического комитета. Обоих избрали единогласно.

Какое разочарование испытали вскоре социал-демократы, не подозревавшие, что политическая карьера Аденауэра вовсе не завершается! Он уверенно взял в свои руки руководство деятельностью Парламентского совета. Без его участия не принималось ни одно решение. Установил хорошие контакты с военными губернаторами и смело отстаивал немецкие интересы.

В ходе работы возникали проблемы, казавшиеся неразрешимыми. Аденауэр терпеливо и настойчиво, иногда уговорами, а то и давлением решал их. Работа Совета освещалась в печати. Аденауэра оценили и в своей стране, и в западных странах. Он становился политическим деятелем самого высокого уровня. Американский военный губернатор генерал Клей писал в Вашингтон: «Доктор Аденауэр — интересная личность, активность и энергия которой заставляют не верить, что ему 73 года. Его обширные познания в области управления и администрирования, как и парламентских процедур, в сочетании с другими способностями и интеллигентностью делают его настоящим лидером. Поскольку он стоит выше узкопартийной политики и обладает сильным характером, о нем можно говорить как о государственном деятеле».

Об Аденауэре впоследствии много напишут и скажут подобного. Кто-то будет упрекать его в излишнем национализме, другие наоборот — в чрезмерной уступчивости союзникам, станут критиковать и ставить под сомнение те или иные его действия. Но никто не откажет ему в политических способностях. Генерал Клей оказался первым, кто рассмотрел в Аденауэре масштабного политика с перспективным будущим.

Многомесячная работа над конституцией, или Основным законом, как она впоследствии была названа, изобиловала постоянными схватками и второстепенного, и принципиального значения. На первом же заседании Парламентского совета коммунисты предложили вообще отказаться от разработки западногерманской конституции, собрать представителей немецких партий всех четырех зон оккупации и принять решение об образовании единой демократической немецкой республики. Предложение носило демагогическо-пропагандистский характер. Его единодушно отклонили.

На следующем заседании возникла перепалка между Рейманом и Аденауэром. Лидер коммунистов обвинил христианских демократов в том, что они действуют в интересах и по указке западных держав.

— Мы, коммунисты, — с металлом в голосе говорил Рейман, — настаиваем на запрете крупных капиталистических монополий, предлагаем национализировать природные богатства и ресурсы, важнейшие отрасли промышленности, провести земельную реформу, запрещающую владение свыше 100 гектарами. Этого хотят немцы, но не желают оккупационные власти.

В зале возник шум. Аденауэр сидел с непроницаемым лицом. Когда Рейман ушел с трибуны, он, не вставая с места, поднял руку, восстанавливая тишину, и, не повышая голоса, сказал:

— Господа коммунисты хотят, чтобы у нас было все так, как в Москве и в восточной зоне. Да, Парламентский совет вызван к жизни актом глав военных администраций. Но мы, члены Совета, свободны и независимы, мы представляем здесь 46 миллионов немцев и несем ответственность перед ними за будущее страны.

Прошло несколько дней. Работа вошла в спокойное русло. В один из перерывов Аденауэр, выходя из зала заседаний, столкнулся с Рейманом.

— Что вы думаете о нашей работе теперь? — спросил он коммуниста.

— То же, что и раньше, — парировал Рейман. — Последуйте нашей рекомендации и прекратите работу Совета вообще.

После перерыва Аденауэр со своего председательского места заявил:

— Я только что побеседовал с господином Рейманом и решил призвать членов Совета как можно скорее закончить работу над конституцией.

Рейман по-своему понял эти слова. Он быстрыми шагами подошел к Аденауэру, вырвал из его рук председательский колокольчик и стал энергично звонить.

— Это не мы, а западные союзники требуют скорейшего завершения работы, — возбужденно кричал