Джаспер слабо улыбнулся.

– Белла, у меня много таких шрамов.

Он с бесстрастным видом закатал рукав повыше. Сначала я ничего не могла разобрать: кожу Джаспера испещряли узоры. Полукруги, белые на белом, были едва заметны и то лишь потому, что под ярким светом лампы отбрасывали слабые тени. А потом я разглядела, что узор составлен из полумесяцев – точно таких же, как у него на запястье… точно таких же, как шрам на моей собственной руке.

Я перевела взгляд на свой единственный маленький шрамик – и вспомнила, как он у меня появился: на моей коже навсегда остался отпечаток зубов Джеймса.

И тут я ахнула и посмотрела на Джаспера:

– Так что же с тобой случилось?

– То же самое, что и с тобой, – тихо ответил Джаспер. – Но не один раз, а тысячу. – Он засмеялся немного грустным смехом и провел пальцами по руке. – Только наш яд оставляет отметину.

– Как же так? – в ужасе выдохнула я.

Вопрос прозвучал не очень вежливо, но я не могла отвести взгляд от его обезображенной кожи.

– Мое прошлое… не совсем такое, как у моих названых братьев и сестер. Для меня все началось по-другому, – жестко закончил он.

Я смотрела на него с раскрытым ртом. Какой ужас!

– Белла, – сказал Джаспер, – понимаешь, в нашем мире есть такие места, где бессмертные живут не века, а недели.

Остальные уже слышали все это. Карлайл и Эмметт снова уставились в телевизор. Элис молча села у ног Эсми. И только Эдвард внимательно слушал вместе со мной: я чувствовала на себе его изучающий взгляд.

– Попробуй взглянуть на мир с другой точки зрения. Представь себе, как он выглядит для обладающих властью, жадных… ненасытных.

Видишь ли, в мире есть места, более привлекательные для нас – места, где мы можем меньше сдерживаться, оставаясь незаметными. Представь себе, например, карту Западного полушария. Поставь маленькую красную точку, чтобы обозначить каждого человека. Чем больше красных точек, тем легче нам – ну, тем, кто ведет такой образ жизни – кормиться, не привлекая внимания.

От картинки, сложившейся в голове, я вздрогнула – не говоря уже о слове «кормиться». Однако Джаспер не боялся меня испугать, не пытался оградить меня от всего, как это делал Эдвард. Джаспер просто продолжал рассказывать.

– Банды вампиров на Юге не очень-то беспокоятся о сохранении тайны. Только Вольтури могут их приструнить – больше они никого не боятся. Если бы не Вольтури, то всех нас давно бы уже обнаружили.

Я нахмурилась: Джаспер произносил имя Вольтури с уважением и чуть ли не с благодарностью. Мысль, что Вольтури в каком-то смысле делают доброе дело, не укладывалась у меня в голове.

– По сравнению с Югом, Север более цивилизован. Большинство из нас бродят с места на место, причем не только ночью, но и днем, общаясь с ничего не подозревающими людьми – для нас очень важна анонимность.

На Юге все по-другому. Бессмертные выходят исключительно по ночам. Днем они разрабатывают планы или пытаются предвосхитить действия противника: на Юге идет война, которая не прекращалась ни на мгновение вот уже много столетий. Вампиры там едва замечают присутствие людей: люди для них, что пасущиеся поблизости коровы для солдат – бесплатный корм. И только из-за Вольтури вампиры прячутся от стада.

– А за что же они воюют? – спросила я.

Джаспер улыбнулся.

– Помнишь карту с красными точками?

Он ждал моего ответа, и я кивнула.

– Они воюют за то, чтобы захватить самые красные места. Однажды кому-то пришло в голову, что если бы он был единственным вампиром, скажем, в Мехико, то мог бы кормиться каждую ночь и даже два-три раза за ночь, и никто бы ничего не заметил. И тогда он задумал избавиться от конкурентов. Другим пришла в голову точно такая же идея. И кое-кто придумал более действенные способы добиться своего. Однако самую действенную тактику разработал довольно молодой вампир по имени Бенито. О нем впервые услышали, когда он пришел откуда-то с севера от Далласа и уничтожил две небольшие группы вампиров возле Хьюстона. Две ночи спустя Бенито напал на гораздо более сильный клан, которому принадлежал Монтеррей в Северной Мексике. И снова победил.

– Как ему это удалось? – спросила я с настороженным любопытством.

– Бенито создал армию новорожденных вампиров. Ему первому пришла в голову эта идея, и сначала никто не мог с ним справиться. Совсем молодые вампиры – вспыльчивые, дикие и почти неуправляемые. С одним новорожденным можно как-то сладить, научить его сдерживаться, но группа из десяти— пятнадцати молодых – это настоящий кошмар. Они набрасываются друг на друга так же легко, как и на врагов, на которых их натравливают. Бенито должен был создавать все новых вампиров, потому что они дрались между собой, а кроме того, проигравшим противникам все же удалось уничтожить больше половины его войска. Хотя молодые вампиры очень опасны, их все-таки можно победить – если знать как. Они невероятно сильны физически, примерно первый год или около того. Если они дерутся в полную силу, то могут легко раздавить вампира постарше. Но они рабы своих инстинктов, и потому их действия предсказуемы. Драться они обычно не умеют и берут силой и злостью. А в случае с Бенито еще и числом. Когда вампиры в Южной Мексике поняли, что их ждет, то нашли один-единственный способ противостоять Бенито – сделать армии собственных вампиров. И тогда начался настоящий ад – в прямом смысле этого слова. У нас, бессмертных, тоже есть своя история, и эта война навсегда останется в памяти. Разумеется, в то время людям, жившим в Мексике, тоже пришлось не сладко.

Меня передернуло.

– Когда трупы стали наваливать горами – в человеческой истории резкое уменьшение количества населения свалили на эпидемии, – Вольтури наконец приняли меры. Все их охранники приехали сюда и выследили каждого новорожденного на юге Северной Америки. Бенито окопался в Пуэбла, лихорадочно увеличивая свою армию, чтобы захватить лакомый кусок – Мехико. Вольтури начали с него, а потом перешли к остальным. Всех, у кого находили новорожденных, убивали на месте, а поскольку каждый пытался защититься от Бенито, Мексику на время очистили от вампиров. Я однажды разговаривал с очевидцем, который издалека наблюдал за тем, что случилось, когда Вольтури пришли в Кулиакан.

Джаспера передернуло. Я впервые видела его испуганным, чуть ли не дрожащим от страха.

– Хорошо уже то, что безумная жажда завоеваний не вышла за пределы Юга. Остальной мир не потерял рассудок. Мы обязаны Вольтури нашим нынешним образом жизни. Однако после возвращения Вольтури в Италию выжившие вампиры, не теряя времени, стали расхватывать территорию на Юге. Вскоре снова начались раздоры. Недовольных хватало: вендетты следовали одна за другой. Идея создания армий новорожденных вампиров уже распространилась, и некоторые не смогли устоять. Но и вмешательства Вольтури не забыли, так что в этот раз действовали осторожнее. Новорожденных тщательно отбирали среди людей и лучше готовили. Их использовали скрытно, и люди большей частью ничего не замечали. Создатели армий не давали Вольтури повода вернуться. Войны возобновились, хотя и с меньшим размахом. Время от времени кто-нибудь заходил слишком далеко, в газетах появлялись статьи с разнообразными домыслами, и тогда Вольтури возвращались и зачищали город. Но при этом не трогали остальных, более осторожных.

Джаспер уставился в пространство.

– Так вот как тебя превратили, – прошептала я, когда до меня дошло.

– Да, – подтвердил он. – Когда я был человеком, я жил в Хьюстоне, штат Техас. В тысяча восемьсот шестьдесят первом году мне почти исполнилось семнадцать, и я вступил в армию Конфедерации. Вербовщикам я соврал: сказал, что мне уже двадцать. Я был рослым парнем, и мне удалось их провести. Моя армейская карьера оказалась недолгой, но весьма многообещающей. Я всегда… нравился людям, и они прислушивались ко мне. Отец говорил, что у меня есть обаяние. Теперь я, конечно, понимаю, что дело не просто в обаянии. Как бы то ни было, я быстро продвигался по службе, обгоняя более старших и опытных. В то время армия Конфедерации еще только образовывалась, и это давало определенные возможности. К моменту первой битвы при Гальвестоне – вообще-то это была всего лишь стычка – я стал самым молодым майором в Техасе, даже если не учитывать мой настоящий возраст. Когда подошли минометные корабли северян, я руководил эвакуацией женщин и детей из города. Понадобился целый день на подготовку, а потом я поехал вместе с первой колонной штатских, чтобы проводить их в Хьюстон. Эту ночь я помню очень отчетливо. В город мы пришли уже после заката. Я убедился, что всех прибывших разместили в безопасном месте, взял свежую лошадь и помчался обратно в Гальвестон: отдыхать было некогда.

Едва отъехав от города, я заметил трех женщин. Они шли пешком, и я решил, что это отставшие беженцы. Я спешился, собираясь предложить им помощь. А когда рассмотрел в свете луны их лица онемел от изумления: никого прекраснее я в жизни не видел. Помнится, я удивился, заметив, какая белая у них кожа. Даже черноволосая девчушка с явно мексиканскими чертами лица в свете луны казалась фарфоровой. Все они выглядели очень молодо – девушки, а не взрослые женщины. Я знал, что они не могли отстать от нашей колонны: таких красавиц я бы запомнил.

«Да он дар речи потерял», – сказала самая высокая.

Ее нежный голосок прозвучал как колокольчики на ветру. Волосы у нее были светлые, а кожа белоснежная.

У второй волосы были еще светлее, а кожа такая же белая. И ангельское личико. Прикрыв глаза, она склонилась ко мне и глубоко втянула в себя воздух.

«Ммм, – вздохнула она. – Какая прелесть!»

Самая маленькая, брюнетка, взяла девушку за руку и быстро заговорила. Голосок у нее был слишком тихий и мелодичный, чтобы звучать резко, но, похоже, она именно этого добивалась.

«Нетти, сосредоточься», – сказала она.

Я всегда хорошо чувствовал, как люди относятся друг к другу, и сразу понял, что каким-то образом брюнетка командует двумя блондинками. Если бы речь шла об армии, то я бы сказал, что брюнетка была выше рангом.