– Ты мне непременно обо всем расскажешь. Только выспишься сначала.

– Я не смогу рассказать как следует, – ответила я и зевнула во весь рот.

Эдвард хмыкнул. Открыл дверцу, посадил меня на сиденье и застегнул ремень безопасности.

Вспыхнули яркие огни фар и скользнули по нам. Я помахал Джейкобу, но не знаю, видел ли он меня.

Чарли отнесся к моему позднему появлению гораздо спокойнее, чем я ожидала: Джейкоб и ему позвонил. Добравшись до своей комнаты, я вместо того, чтобы завалиться в постель, выглянула в открытое окно, ожидая возвращения Эдварда. Ночь неожиданно оказалась почти по-зимнему холодной. На скалах, где постоянно дует ветер, я этого как-то не замечала: скорее всего благодаря близости Джейка, а вовсе не из-за костра.

Пошел дождь, и ледяные капли упали мне на лицо.

В темноте можно было разглядеть разве что треугольные силуэты елок, которые сгибал и тряс ветер. Но я все равно напрягала зрение, выискивая другие формы. Что-то проскользнуло, как привидение, в черноте ночи… Может, это был огромный волк… Я слишком плохо видела в темноте.

Потом что-то зашевелилось рядом со мной: Эдвард проскользнул в открытое окно. Его руки были холоднее дождя.

– Джейкоб тоже там? – Я задрожала, когда Эдвард притянул меня к себе.

– Да… бродит поблизости. А Эсми пошла домой.

Я вздохнула.

– Такая холодина. И сырость. Глупо сейчас торчать на улице. – Меня опять пробрала дрожь.

Эдвард рассмеялся.

– Белла, это только для тебя холодно.

В моем сне той ночью тоже было холодно – может быть, потому, что я спала в объятиях Эдварда. Мне снилось, что я мокну под дождем на улице, ветер развевает волосы, мешая смотреть. Я стою на каменистом полумесяце Первого пляжа, пытаясь разглядеть мелькающие на берегу силуэты, едва заметные в темноте. Сначала я не могла разобрать ничего, кроме белого и темного пятен, бросающихся навстречу друг другу и расходящихся в стороны. Внезапно луна засияла сквозь просвет в облаках, и картина стала четко различимой.

Розали, с мокрыми золотистыми волосами, спадающимися ниже колен, набрасывалась на огромного волка с серебристой от седины мордой, в котором я почему-то узнала Билли Блэка.

Я бросилась бежать, но двигалась с раздражающей медлительностью, как всегда бывает во сне. Тогда я попыталась закричать, остановить их, но мне не удавалось произнести ни звука. Я замахала руками в надежде привлечь их внимание. Что-то блеснуло, и я вдруг поняла, что в правой руке зажато длинное, острое лезвие – древнее, сделанное из серебра и покрытое сухой коркой почерневшей крови.

Я отшатнулась от ножа и открыла глаза – вокруг тишина и темнота моей спальни. Прежде всего я поняла, что не одна, и прижалась лицом к груди Эдварда, зная, что сладкий запах его кожи – лучшее средство от любых кошмаров.

– Я тебя разбудил? – прошептал Эдвард.

Зашуршала бумага, зашелестели страницы и что-то легкое со стуком упало на деревянный пол.

– Нет, – пробормотала я, с удовольствием ощущая, как его руки обхватили меня покрепче. – Просто дурной сон приснился.

– Расскажешь?

Я помотала головой.

– Слишком устала. Может, утром, если не забуду.

Его тело затряслось от беззвучного смеха.

– Ладно, утром, – согласился он.

– Что ты читаешь? – сонно спросила я.

– «Грозовой перевал».

Я нахмурилась.

– Тебе же, вроде, не нравилась эта книга.

– Она лежала на видном месте, – пробормотал он. Его мягкий голос убаюкивал. – Кроме того, чем больше времени я с тобой провожу, тем лучше понимаю человеческие чувства. Оказывается, Хитклифу можно посочувствовать, что раньше мне бы и в голову не пришло.

Я вздохнула.

Эдвард сказал что-то еще, что-то тихое и невнятное, но я уже спала.

Рассвет оказался серым и застывшим. Эдвард спросил про мой сон, но я уже толком ничего не помнила. Вспоминалось только, что было холодно, и я очень обрадовалась, когда, проснувшись, обнаружила рядом Эдварда. Он поцеловал меня – долгим поцелуем, от которого сердце заколотилось, – и ушел домой, чтобы переодеться и взять машину.

Я быстро оделась: особо выбирать не из чего. Неважно, кто именно стащил мои шмотки из корзины для грязного белья, важно, что одежды почти не осталось. Если бы ситуация не была такой пугающей, то я бы порядком разозлилась.

Уже собираясь пойти вниз, чтобы позавтракать, я заметила «Грозовой перевал». Потрепанная книжка лежала на полу – там, куда ее уронил Эдвард, – послушно раскрытая на той странице, которую он читал.

Я с любопытством подняла ее, пытаясь припомнить, что говорил Эдвард. Что-то о сочувствии – и не кому-нибудь, а Хитклифу. Быть того не может – вот уж это мне наверняка приснилось!

Четыре слова на странице зацепили взгляд, и я наклонилась, чтобы внимательнее прочесть абзац. Это оказались слова Хитклифа, и я хорошо их знала:

«В этом видно различие между его любовью и моей: будь я на его месте, а он на моем, я, хоть сжигай меня самая лютая ненависть, никогда бы я не поднял на него руку. Ты смотришь недоверчиво? Да, никогда! Никогда не изгнал бы я его из ее общества, пока ей хочется быть близ него. В тот час, когда он стал бы ей безразличен, я вырвал бы сердце из его груди и пил бы его кровь! Но до тех пор – если не веришь, ты не знаешь меня – до тех пор я дал бы разрезать себя на куски, но не тронул бы волоска на его голове!».

Мое внимание привлекли слова «пил бы его кровь».

Я вздрогнула.

Да уж, мне наверняка приснилось, что Эдвард хорошо отозвался о Хитклифе. И вряд ли он читал именно эту страницу. Книга могла упасть и раскрыться на любом месте.

Глава двенадцатая

Время

– Мне было видение… – зловещим тоном начала Элис.

Эдвард ткнул ее локтем в ребра, но она ловко уклонилась.

– Ладно, – проворчала Элис. – Хотя я в самом деле предвидела, что тебя будет легче уговорить, если сказать заранее.

Мы шли к машине после уроков, и я понятия не имела, о чем говорила Элис.

– И что бы это значило?

– Только без истерик.

– Вот теперь я и вправду испугалась.

– В общем, у тебя… то есть у нас… будет вечеринка по поводу окончания школы. Бояться абсолютно нечего. Но я предвидела, что ты устроишь истерику, если я преподнесу это в качестве сюрприза… – Элис ловко упорхнула в сторону, не позволив Эдварду взъерошить ей волосы. – И Эдвард заявил, что я должна тебе все рассказать. Честное слово, ничего сверхъестественного не планируется!

Я тяжело вздохнула.

– Спорить бессмысленно.

– Совершенно бессмысленно.

– Ладно, Элис, я приду. И мне будет глубоко противна каждая проведенная там минута. Честное слово.

– Вот и умница! Кстати, мне очень нравится твой подарок. Ты здорово постаралась.

– Элис, я ничего тебе на дарила!

– Знаю. Но ведь подаришь?

Я лихорадочно пыталась припомнить, что именно собиралась подарить Элис по поводу окончания школы – что именно она могла увидеть.

– С ума сойти! – пробормотал Эдвард. – И как только такая козявка может так сильно действовать людям на нервы?

– Врожденные способности! – засмеялась Элис.

– А ты не могла подождать несколько недель, прежде чем выкладывать все это? – капризно спросила я. – Теперь я только дольше буду нервничать.

Элис нахмурилась.

– Белла, – с усмешкой произнесла она, – ты хоть в календарь заглядываешь?

– Конечно! Сегодня понедельник.

– Разумеется, понедельник! Сегодня уже четвертое!

Она схватила меня за локоть, развернула в сторону и показала на большой желтый плакат на дверях спортзала: жирными черными буквами там была

Вы читаете Затмение
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

12

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату