– Думаю, остатки стоит отослать твоему молчаливому напарнику, – сказал я, – ему тоже приходится несладко. Вы и в самом деле начали бы в нас стрелять? Или это была просто неудачная шутка?

Дункан мрачно посмотрел на меня.

– Парень, это не шутки. Я не знаю, кто ты и как здесь оказался, но это совсем не шутки, и вы можете сильно пожалеть о том, что сейчас делаете.

– Кто я? То имя, которое я назвал, – мое настоящее. Я направлен сюда правительством Российской Империи, чтобы предотвратить взрыв ядерного взрывного устройства у вас в стране. Это я и собираюсь сделать.

– Если ты и впрямь хочешь это сделать, парень, освободи меня и моих людей.

– Ты знаешь, куда тебя привезли? – снова вопросом на вопрос ответил я. – Это АТОГ. Антитеррористическая оперативная группа. Здесь собрались гражданские, которые, как только начинает припекать задницу, начинают громко орать и звать таких, как ты и я, чтобы их защитили. А потом они обвиняют нас во всех смертных грехах. Так?

Негр помедлил с ответом.

– Ты русский?

– Да.

– С флота?

– Да.

– Я тебе не верю.

Я достал паспорт, положил перед ним. На обложке гордо красовался двуглавый орел, тисненный золотом.

– Открой, посмотри.

– Пальцы жирные…

Я убрал паспорт обратно в карман.

– Я знаю правила. Какое бы дерьмо ни происходило – это наше дерьмо, и с ним должны разобраться мы сами. У нас – так же. Ты можешь сидеть здесь до скончания века, потому что PATRIOT Act теперь разрешает держать людей в камере сколь угодно долго, без предъявления обвинений, по одним лишь подозрениям. Только боюсь, что скончание века наступит быстрее, чем мы рассчитываем. И своим молчанием ты докажешь только одно – что ты полный, законченный идиот.

Я закрыл коробку с пиццей, взял ее под мышку.

– Счастливо оставаться. Надумаешь заговорить или захочешь еще пиццы – зови!

– Стой! – раздалось у меня за спиной, когда уже щелкнул электрозамок.

Я махнул рукой, чтобы закрыли снова, вернулся за стол.

– Поговорим?

– Поговорим, – спокойно сказал Дункан, – я майор армии САСШ. Спецподразделение.

– Какое именно?

– На данный момент приписан к штабной роте семьдесят пятого полка.

– Рейнджеры.

– Они самые.

– А остальные кто?

– Военные полицейские. Из моих здесь только Джим, остальных мы взяли в Форт-Драме, когда прибыли сюда.

– Почему вы прибыли к Михельсону? Вы понимаете, что совершенное вами – уголовно наказуемо?

– Бога ради… Эту работу нельзя делать в белых перчатках.

– Закон написан не для того, чтобы каждый толковал его по своему личному усмотрению, – сказал я, рассчитывая нащупать здесь болевую точку. И нащупал. Глаза негра сузились, он заговорил отрывисто и зло:

– Два года назад несколько моих парней в Мексике попали в засаду. Это произошло потому, что проклятое СРС не выполнило свою домашнюю работу. Знаешь, что с ними сделали? Жаркое. Берется бочка, туда сажают связанного человека и подливают дизельного топлива. Немного, чтобы горело кое-как. Потом еще и еще. Понял? Когда достаешь человека из такой бочки, то чаще всего остается только часть торса и голова, остальное превращается в уголь.

– Тогда послушай меня, сукин ты сын. Несколько лет назад я оказался в городе, который называется Бейрут. И который вы, на пару с проклятыми британцами, решили у нас отнять. Знаешь, как это бывает? Ползешь по коридору и чувствуешь что-то мягкое. Смотришь – рука. Тянешь ее на себя, она поддается и видишь, что здесь только одна рука, а больше ничего нет. Или дети. Аллахакбары проклятые убивали детей, им нравилось убивать детей, потому что те не могли оказать сопротивления. Они убивали детей, чтобы мы устрашились и больше никогда сюда не вернулись. А иногда и мы их убивали, потому что, когда обстрел начинается, там не разберешь, целые дома рушатся. Got it, mother fucker? [47]

Негр покачал головой.

– Парень, я хотел бы тебе поверить, но не имею права.

– Пока мы здесь сидим, где-то тикают часы. Ты это понимаешь?

За спиной щелкнул замок – почему-то у меня этот звук вызвал такие же ощущения, как звук передернутого автоматного затвора. В кабинет сунулся Збораван.

– На минуточку…

Я вышел, захлопнул за собой дверь.

– Новости?

– Еще какие. К нам прибыли люди, у них на руках предписание федерального судьи об освобождении этих двух типов.

– Что за судья? – спросил я, хотя не знал лично ни одного федерального судью в радиусе тысячи миль отсюда.

– Федеральный судья Джек А. Стоувер. Между нами – именно к этому судье частенько попадают самые щекотливые дела.

Я лихорадочно думал.

– Мы обязаны их освободить?

– Немедленно.

– А на кого выписано постановление?

– Некие Дункан Тигер и Джим Донахью.

– Первое имя больше похоже на кличку или оперативный псевдоним.

– Да, но мы все равно должны их освободить.

Я усмехнулся. Иногда нужно немного цинизма, и как раз в этот момент я придумал, как его проявить.

– Сэр, а кто такие Дункан Тигер и Джим Донахью? Вы их знаете? Лично я – нет. Они не представились, мы сняли с них отпечатки, пока на них, как я предполагаю, ничего не пришло, что помогло бы опознать их. Пока что у нас два Джона Доу. Документов нет – значит, мы выпустим их только тогда, когда федеральный судья Стоувер выпишет предписание на двух Джонов Доу, не так ли, сэр?

Збораван подозрительно смотрел на меня.

– Ты чертовски хитрый русский сукин сын, – наконец сказал он, – а я могу получить весьма неприятную запись в личное дело. Но черт меня возьми, если я позволю этим дружным с судьями ублюдкам поиметь меня. Так и сделаем…