«Бриллиантах» при желании легко вычитать тоску по строгим невским набережным и паркам с их коваными оградами и — дальше — по дореволюционному имперскому миропорядку, где все подчинено канону. Нет в мире приличной балетной труппы, не мечтавшей бы взять такое в репертуар, но немногие способны. Даже скромный в мечтах Большой умудрился получить кусочек и несколько лет танцевал «Рубины» в наборе с чем-нибудь. Теперь театр созрел и даже испросил у Фонда Баланчина разрешения на новое оформление.
Стильная пожилая красотка, балерина Баланчина Мэррилл Эшли, в числе трех других американских специалистов передававшая оригинальный текст «из ног в ноги», поведала журналистам, что балерины Большого многое делают не так, как она привыкла, но все же хороши. Добавим: и обильны — Большой выставил по три состава солистов на каждую часть, и, хотя никакого секретного оружия в лице новичков не обнаружилось, выглядели все достойно. Ничуть не вульгарными «рубинами» смотрелись Нина Капцова и Андрей Болотин, а Екатерина Крысанова и Александр Волчков выглядели хорошо ограненными «бриллиантами».
И жить бы Большому да радоваться, но... Зря он получил добро на новое оформление. Видно, очень уж хотелось театру освоить изрядный бюджет. А в результате декор мешал артистам танцевать, а зрителям — смотреть. Отношения «обертки» и «начинки» в балетном театре традиционно напряженные, но в случае с Баланчиным, всегда приносившим вторичное в жертву танцу и музыке, получился просто конфуз. Очень много цветных камней. Очень много вульгарных расцветок. Много блеска, кричащего богатства и неизбежно следующей за ними бессмыслицы. Звучит крамольно, но даже оригинальные, весьма умеренные в смысле блеска костюмы Барбары Карински порой выглядели излишеством для насыщенного балетного действа. Сейчас же «улучшенные» до невозможности каменьями пачки оттянули зрелище от тонкой гармонии музыки и движения в сторону ее величества Вещи. Так что у гламура — праздник. Вряд ли театр добивался именно этого, хотя, может быть, я ошибаюсь.
Принцы Госплана / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Принцы Госплана
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышла книга Фрэнсиса Спаффорда «Страна Изобилия»
Плановая экономика, в общем, никогда не казалась российским авторам достойной темой для поэтического высказывания. Со времен оттепельных романов Аксенова и Гладилина мало кому удалось всерьез проникнуться идеей пятилетки за четыре года, рекордными сроками строительства очередной ГЭС или, скажем, нормами выработки вискозного волокна на каком-нибудь заводе в Воронежской области. Для нас, наследников Страны Советов, вся эта проблематика подернута серой пленкой тошнотворного абсурда. Мы генетически не способны разглядеть в унылом кафкианском безумии прогнозируемого товарного дефицита красоту и величие первоначального замысла. Нас не трогают и не вдохновляют ни победы, ни разочарования, ни поражения на «плановом» пути (как мы теперь знаем, трагически тупиковом).
Нас — нет, а вот англичанина Фрэнсиса Спаффорда, счастливо лишенного персонального опыта в этой области, вполне себе да. Его книга «Страна Изобилия» — поэтичная и в то же время достоверная попытка воссоздать панораму советской жизни с точки зрения экономики социалистического планирования. На самых разных уровнях — от прекрасной и безумной идеи, рождающейся в мозгу профессора-математика в конце 30-х годов, до почти детективной истории с поломкой новенького станка на прядильном заводе — Спаффорд разворачивает перед нами перспективу эпохи, когда торжество принципа «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям» казалось делом ближайшего будущего.
Визит Хрущева в США и история любви двух юных конъюнктурщиков-комсомольцев, Американская выставка в Сокольниках и расстрел «мясного бунта» в Новочеркасске, работа по созданию ЭВМ и роды в советской больнице, мечты биологов из Академгородка и косыгинские реформы — действие книги Спаффорда охватывает конец 50-х, 60-е и самое начало 70-х годов. Определить ее жанр практически невозможно: фокус авторского внимания непринужденно переносится из головы предсовмина, грезящего о мирном соревновании с Западом, на крышу здания, откуда вот-вот откроют огонь по трудящимся, оттуда — еще выше, на некие абстрактные небеса экономической науки, а оттуда стремительно вниз, в голову простого советского инженера... Наряду с вымышленными персонажами в «Стране Изобилия» действуют реальные исторические лица (иногда они укрываются за прозрачными псевдонимами), а эмоциональные и экспрессивные диалоги героев соседствуют с фрагментами едва ли не академическими по тону. Сам автор в предисловии категорически отрицает документальность своей книги, однако в конце приводит многостраничный список литературы и подробнейший комментарий, объясняющий происхождение в тексте каждой, даже самой маленькой детали.
Документальный роман? Гуманитарный нон-фикшн? Что-то третье, еще не получившее устойчивого наименования?.. Так или иначе, именно чересполосица сюжетов и ракурсов вместе с широчайшей палитрой интонаций и стилей создает внутри книги Спаффорда ощущение колоссального простора и объема, превращая «Страну Изобилия» в подлинную эпопею — захватывающую, масштабную и полифоничную. Взгляд из-за рубежа на нашу сравнительно недавнюю историю оказывается одновременно и доброжелательным, и пронзительным. Ухитрившись рассмотреть прекрасное, трагическое и волнующее в плановой экономике СССР — там, где мы привыкли видеть лишь усыпляющую скуку, Фрэнсис Спаффорд возвращает нам значительный кусок нашего собственного прошлого. Поэтому адекватной реакцией на его
