Мама заканчивала одеваться, когда я постучалась к ней в спальню.

— Вот это да! Мам, ты выглядишь сногсшибательно.

— О-о. — Она потупила взгляд. — Я такая глупая, Люси. Я волнуюсь. — Она рассмеялась, но в глазах стояли слезы. — Ну в самом деле, что мне переживать? Не сбежит же он из-под венца.

Мы обе рассмеялись.

— Ты такая красавица, — сказала она.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Мне нравится это платье, оно превосходно.

— Да нет, ты, наверное, говоришь это, просто чтобы порадовать нервную старушку невесту. — Она присела к туалетному столику.

Я достала салфетку и нежно промокнула ей уголки глаз, где от слез слегка смазался макияж.

— Поверь мне, мама, я больше не вру.

— А Дон здесь?

— Да, разговаривает с дядей Марвином. Представляешь, он спросил отца, видел ли он меня в рекламном ролике «Волшебно чистых ковров». Папа чуть замертво не свалился.

— Это была твоя лучшая работа, — сказала мама с доброй усмешкой.

— Это была моя единственная работа, — грустно сказала я.

— Ты обязательно себе что-нибудь найдешь.

Я помолчала.

— Дон попросил меня работать вместе с ним.

— Чистить ковры?

— У его отца проблемы со спиной, последние две недели Дону приходится всю работу делать самому, и ему нужно помочь.

Поначалу на лице мамы появилось озабоченное выражение, сказалось врожденное стремление Силчестеров сохранять респектабельность. Но затем она улыбнулась и нежно потрепала меня по плечу.

— Это будет очень удобно, правда же? Иметь дочь, которая может все волшебно почистить в нашем доме. Ты согласилась?

— Отцу это не понравится.

— Разве это так страшно? — Мама выглянула из окна. — Посмотри на него, он немного неприкаянный. Спущусь-ка я, пожалуй, вниз к нему.

— Прежде чем ты уйдешь, я хочу отдать тебе свой подарок. На сей раз настоящий. Помнишь, ты сказала, что не знаешь своего истинного призвания, не знаешь, в чем ты на самом деле хороша?

Мама смущенно кивнула:

— Да, я помню.

— Я много об этом думала. Помимо того что ты лучшая в мире мама и лучше всех печешь хлеб, ты рисовала удивительные картинки, когда мы были маленькие.

Лицо ее озарилось.

— Ты это помнишь?

— Конечно помню. Мы же постоянно и сами рисовали благодаря тебе. Мам, когда я была маленькая, я всегда считала, что ты художница. Так что рисуй. — Я отдала ей большой сверток с рисовальными принадлежностями.

Мама снова чуть было не разрыдалась.

— Не плачь, ты испортишь макияж. Я не хочу, чтобы ты плакала даже от радости.

— Спасибо тебе, Люси. — Она взяла салфетку и высморкалась.

В дверь постучал Райли:

— Дамы, вы готовы?

— Да, отныне и на ближайшие тридцать пять лет. Пошли.

Я шла по проходу позади своей матери, которую Райли вел под руку, и чувствовала, что это один из лучших дней в моей жизни. Смотрела на отца и думала, что никогда еще не видела его таким гордым. В нем угадывался тот застенчивый юноша, что много лет назад обещал маме — она никогда не будет одинока, и сдержал свое обещание.

Среди гостей я увидела Мелани, она весело подмигнула мне, а Дон, сидевший рядом с ней, состроил такую смешную рожу, что я с трудом удержалась от смеха. Затем я увидела бабушку, критически осматривающую маму с ног до головы, а затем, к своему огромному удовольствию, Жизнь — здорового, подтянутого, красивого, но самое главное, несомненно счастливого. Последний раз я видела его месяц назад, и даже несмотря на то, что мне было очень хорошо с Доном, я скучала по нему каждый день. В тот момент, когда родители обменивались брачными обетами, я не могла удержаться и взглянула на Жизнь, как будто и мы с ним обещали друг другу быть вместе «в горе и в радости, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас».