— КСО, то есть корпоративная социальная ответственность, чтоб ты знал, это концепция деловой этики. Действия корпорации должны соответствовать целям и ценностям общества. Стоит на трех китах: потребитель, природа, прибыль. Принимая деловое решение, учитывай интересы общества и не навреди экологии. Идея в том, что компания добьется большей выгоды, если не будет руководствоваться только сиюминутными интересами, а прикинет, как оно обернется в перспективе. Некоторые с этим спорят, говорят, что это противоречит экономической сути бизнеса. — Я отхлебнула кофе. — Я сторонница первого подхода. А корпорация, где я работала, беспокоилась в основном о третьем ките, на двух других ей было наплевать. Я с этим не могла согласиться.
— И что же произошло? Ты получила записку в пластиковой бутылке?
— Нет. Не стану вдаваться в подробности, но я не скрывала свои взгляды от руководства, и в итоге от меня потихоньку избавились.
Жизнь покивал, словно нашел подтверждение каким-то своим мыслям, а потом откинул голову назад и расхохотался так громко, что престарелая дама рядом с нами подпрыгнула от неожиданности. Отхохотавшись, с трудом перевел дух:
— Ну, ты меня повеселила. Спасибо.
— На здоровье.
Я отпила кофе и приготовилась повеселиться в ответ.
— Что ж, я думаю, ты это заслужила. — Он повернулся к соседке по скамейке: — Иногда она неделями не стирает свои лифчики.
Я задохнулась от возмущения.
Дама наконец не выдержала и ушла.
— И где же ты выкопала все это?
— В «Википедии». Не могла как-то ночью заснуть, решила поискать что-нибудь полезное. Нашла, как видишь.
— Восторг. И ты всем это рассказываешь?
— Угу. Заметь, никто еще ни разу не спросил, по какому конкретно вопросу мы с руководством компании разошлись во мнениях. Но я на всякий случай подготовилась — что-то типа незаконного сброса отходов, хотя, конечно, это слишком банально и вообще в духе восьмидесятых.
Он опять засмеялся, потом спросил:
— Ты и отцу это рассказала?
— Да. — Я поморщилась, вспомнив тот разговор. — А потом выяснилось, что он знает правду. Но для начала он выслушал весь мой бред, неизвестно зачем. Он единственный, кто знает правду о моем увольнении, да и то не всю. Отсюда и наш конфликт.
— Как он узнал?
— Он судья, а в этой среде все знают всё.
— Ясно. Как насчет того, чтобы и меня просветить?
Я смяла стаканчик из-под кофе и запустила им в ближайшую урну, но промазала. Эх, все в этом мире против меня. Пришлось встать и все-таки отправить его в урну.
— Я напилась. Приехала встречать клиента в аэропорт, по дороге обратно заблудилась и час не могла найти дорогу, он пропустил важную встречу, потом я отвезла его не в тот отель и бросила там. Меня уволили, на год лишили водительских прав, так что я продала машину и сняла квартиру в центре, чтобы ездить всюду на велосипеде.
— Деловое решение. Учитывает интересы общества и не вредит экологии. Умно.
— Спасибо.
— То есть, формально говоря, ты солгала отцу, он уличил тебя во лжи, и ты рассердилась на него за то, что он рассердился на тебя?
Я обдумала это, хотела возразить, оправдаться тем, что всю жизнь он изводил меня своим покровительственным тоном, безапелляционной уверенностью в собственной правоте, которая во многом и испортила наши отношения, но все это было так сложно, нудно и, главное, так бессмысленно, что мне стало лень, и я молча кивнула.
— Проблема состоит в том, что ты вынуждена нагромождать одну ложь на другую, верно? Они уже настолько взаимосвязаны, что даже крошечный кусочек правды грозит разрушить всю конструкцию. И ты продолжаешь врать, как в ситуации с испанским и бывшей подружкой Мелани.
Я опять кивнула.
— Если сказать правду, что тебя уволили, тебя спросят,
Все это было так грустно. Похоже, бесконечная цепочка вранья ведет меня от плохого к худшему.
— Раз ты и так все знаешь, зачем спрашивал?
— Я хотел услышать кое-что, чего в компьютере нет.
— Услышал?
— Да.
Я выжидающе смотрела на него.
— Тебе не наплевать. Тебе просто очень паршиво.
Силчестеры не плачут, но это не значит, что им не хочется плакать. Мне хотелось разреветься, но я справилась с собой. Мы долго сидели и молчали, но это не было враждебное, напряженное молчание. Стояла отличная погода, солнечно, ни ветерка, в парке было много народу, все мирно, неспешно прогуливались, некоторые лежали на травке, ели, читали, сплетничали или просто разговаривали, как мы. Наконец он сказал:
— Но я вот что думаю: ты тратишь массу времени, чтобы его
Такое вот неожиданное замечание, случайная фраза, которую я оставила без ответа. Сделала вид, что не знаю, о чем он. Но я знала.
В тот вечер мы отмечали день рождения Шантель, а потому собрались в «Пирушке». Мы не дарим друг другу подарки, вместо этого все скидываются и оплачивают счет именинника. Раньше посиделки проходили у нас с Блейком, в пекарне, но, когда мы разошлись, все переместились в этот ресторанчик. Там недорого, но кормят вкусно.
Жизнь поджидал меня у подъезда, и — о, чудо — вместо отвисших брюк на нем были новые джинсы. Пиджак, правда, никуда не делся, зато под него он надел абсолютно чистую льняную рубашку. Он улыбнулся, еще одно чудо — горчичный налет исчез, зубы вполне себе белые. Моя жизнь выглядит все лучше, значит, она налаживается? Впрочем, он по-прежнему шмыгал носом.
На меня напала зевота — не потому, что мне хотелось спать, это было чисто нервное. Он, конечно, заметил, что я волнуюсь.
— Не переживай, все будет хорошо.
— Как я могу не переживать, когда я понятия не имею, что ты намерен им рассказать.
— Ничего. Я просто буду наблюдать. Но если ты соврешь, я скажу правду.
Замечательно — вся моя дружба на вранье и построена, так что беспокоиться мне не о чем. Я снова зевнула.
— Присмотрись к Адаму. Он лучший друг Блейка, и он меня ненавидит.
— Перестань, я уверен, что это не так.
— Я прошу тебя, присмотрись.
— Ладно.
Мы шли пешком, и мне было не слишком удобно в туфлях на двойной платформе: ощущение как во сне — вроде идешь, а на самом деле никуда не движешься. По ходу дела я вкратце описала ему