небывало дорогое удовольствие по тому времени, когда окошки даже в городе затягивали бычьими пузырями.

В 1625 году в Красном селе была воздвигнута огромная Крестовоздвиженская церковь, к которой съезжались многочисленные паломники. То есть Алексеевский монастырь переносили все же не абы куда, а в место намоленное – к этой самой всем известной Крестовоздвиженской церкви. Потом, когда переселился монастырь, на месте старой церкви построили новую. Но сейчас, конечно, и ее нет. Остались одни легенды и предания. Невероятные истории, которые я выслушивала с детства. Ну а потом уж так случилось, что в некоторые истории мне пришлось «вляпаться» самой. От этого в мистических местах никак не уберечься…

Мастер и Маргарита

– А не страшно ли тебе, Григорьевна, водить внучку гулять на кладбище? – услышала я однажды от соседки, которая выговаривала моей бабе Мане. – Вдруг что случится с дитем – ты же виноватой будешь!

Баба Маня только отмахивалась:

– Ничего плохого не случится! Святая земля, на ней и дети – цветы непорочные! Глядишь, с божьими наставлениями вырастут.

Я долго не могла понять, о какой святой земле идет речь и при чем тут кладбище?! Гулять-то мы ходили в детский пионерский парк, разбитый в кварталах Красносельской улицы. И только позже я узнала, что как раз на месте парка в середине XIX века было кладбище. На том самом месте, где в каникулы по утрам пионеры собиралась на линейку и взвивался красный флаг, были разбиты склепы, а на месте песочниц и качелей для малышни располагались самые дорогие и почетные кладбищенские места.

Все жители Красносельской улицы постоянно шептались о том, что устроить на кладбищенской территории детско-пионерский парк конечно же было кощунством. Однако, как ни странно, духи прежних обитателей, «выселенные» с привычных, насиженных мест, отчего-то не мстили детям, обожавшим благоустроенный парк. Там были и качели-карусели, и театральная веранда, и танцевальный зал, и игровые площадки, и комната смеха, и небольшой стадион (летом для футбола и волейбола, зимой для хоккея и катания на коньках). Правда, когда крохи вроде меня возились в песочнице, бабушки настороженно следили, чтобы малышня не потащила в рот крошечные грибки в полсантиметра длины – покойницкие грибы, как их называли. Уже потом я узнала, что такие грибы растут только на могилках – «от сырых слез горючих».

Детский парк возник на монастырской территории сразу после войны – тогда дети были реальным счастьем жизни, их обожали, любили все. Каждый прохожий мог подойти и дать ребенку конфету или иное угощение. И дети брали не боясь, как теперь.

На самом деле, если вспомнить, детские голоса звенели и на территории монастыря – еще в середине XIX века алексеевские монахини открыли приют для девочек-сирот, один из лучших в Москве по тем временам. Девочек не воспитывали как будущих послушниц, напротив, давали светские профессии – учили шить и вышивать. Многие, повзрослев, переселялись жить в окрестности обители, выходили замуж, заводили семьи, но работали на монастырь – вышивали плащаницы, воздухи и даже иконы, стегали ватные и шерстяные одеяла, шили рясы и подрясники. Вся эта продукция очень славилась. За ней приезжали не только москвичи, но и монахини и простые жители Подмосковья, а то и из других областей.

Так что Алексеевский монастырь имел хороший доход. Но не только вышивальные и швейные мастерские приносили деньги в казну, но и бойкая торговля от продажи мест на монастырском кладбище. И стоили места очень дорого. Ведь ко второй половине XIX века Красносельские улицы приобрели уже статус почти центра, а не окраины, как в начале века. Так что немудрено, что огромный сад обители начал быстро сокращаться, отдавая свои земли под фамильные склепы и семейные упокойные места. Сначала места скупали представители богатых купеческих родов, потом – московской интеллигенции. Конечно, кладбищенские книги, где содержался перечень тех, кто нашел на Алексеевском кладбище последний приют, уничтожены сразу после Октябрьской революции. Но в памяти старожилов остались рассказы о тех, кто был тут погребен. И это достойнейшие люди, внесшие огромный вклад в русскую культуру и искусство!

Это и Михаил Никифорович Катков (1818 – 1887) – литературный критик, публицист, издатель, редактор известнейшей газеты «Московские ведомости», считающийся основоположником русской политической журналистики. Это и Сергей Андреевич Юрьев (1821–1888) – известный деятель литературы и театра, переводчик Шекспира, Кальдерона и Лопе де Веги, первый редактор легендарного журнала «Русская мысль». Это и историк литературы Александр Александрович Шахов (1850 – 1877). С ним-то и связана первая легенда монастырского кладбища.

Александр Шахов прожил короткую жизнь, но успел многое. Он с отличием окончил Московский университет, между прочим, его отмечал даже такой скупой на похвалы педагог, как знаменитый Федор Буслаев. Немудрено, что Шахову предложили остаться на кафедре и начать работать над диссертацией по литературе Франции начала XIX века. Ее двадцатипятилетний молодой ученый блестяще защитил в 1875 году. Казалось бы, пред ним открывается дорога классического литературоведа. Но Александр избрал другой путь – нелегкий и малодоходный, зато необходимейший российскому обществу. Шахов начал преподавать западноевропейскую литературу на вновь открытых Высших женских курсах. По тем временам это был просто-таки революционный поступок, ведь в обществе всерьез обсуждался вопрос: а человек ли женщина, ведь в сравнении с мужчиной она явно существо низшего порядка?

Недаром, когда Шахов вернулся домой с первой лекции, особо возмутившиеся мужчины закидали его тухлыми яйцами. Однако молодой ученый оказался мужественным человеком. Он не бросил занятия, напротив, стал ходатайствовать, чтобы и в Московском университете, который он окончил, открыли курсы для женщин.

Лекции его пользовались огромным успехом, ведь Александр был великолепно образован, начитан, его ум отличался остротой, а речь – необычайной увлекательностью. Учащаяся молодежь восторженно объявила Шахова своим кумиром, ведь самые скучные понятия литературоведения он умел подать легко и просто. Каждое литературное произведение Шахов рассматривал в контексте общественных событий того времени, что тоже казалось революционным подходом.

Словом, жизнь и общественное признание Шахова шли на взлет, но неожиданно в середине 1877 года молодой ученый заболел. Врачи послали его лечиться за границу, но Александр, понимая, что умирает, решил вернуться в родную Москву. 5 декабря 1877 года его не стало. Отец Александра, Александр Николаевич, сенатор, тайный советник, очень верующий человек, решил похоронить сына в Алексеевском монастыре. Так и сделали.

Ну а потом начались новые трагические события. После похорон Александр Николаевич захотел оставить и земную память о своем безвременно умершем сыне – издать лекции, которые молодой ученый читал на Высших женских курсах. Но какие-то отморозки, забравшись в кабинет покойного, забрали все его записки и потом с бранью сожгли на площади перед зданием женских курсов, угрожая расправой и другим педагогам и студенткам.

Узнав об этом, старый сенатор Шахов слег. Что же это получается?! От жизни его обожаемого Саши не осталось ничего! Сенатор приказал отвезти себя на могилу сына и долго сидел, не обращая ни на кого внимания. Слезы текли по его изможденному лицу – и вдруг…

Неожиданно к старику подошел некий господин в черном и проговорил:

– Вы не поверите мне, но я скажу о том, что видел лично. Вчера я запозднился на кладбище и уходил, когда никого тут уже не было. И вдруг у могилы вашего сына я увидел странную молодую женщину, одетую в черный, наглухо застегнутый плащ.

– Что ж, многие любили моего Сашу и были ему благодарны… – прошептал старик.

– Но эта дама была весьма странной, – продолжил незнакомец. – Она просвечивала в лучах фонарей. Ее тело призрачно покачивалось. Боюсь, я видел привидение…