сегодня в результате операции «Захват» арестован преступный авторитет Гиви, находящийся в федеральном розыске уже ряд лет, и в результате титанических усилий его подразделения он был захвачен и вскоре будет экстрадирован в Кению, где совершил ряд преступлений с нечеловеческой жестокостью. Далее корреспондент обратился к С.С.
С.С. собрался с силами и сказал, кто он, что это недоразумение, потребовал адвоката и возможности позвонить домой. Съемочная группа и майор засмеялись и выключили камеру. «Ты можешь хранить молчание», – пошутил майор, разливая по стаканам виски. «Люблю “Блэк лейбл”», – сказал майор и закусил виски огурцом с дачи в Пахре. Не принимая в расчет присутствия С.С., они обсуждали, какой хороший сюжет получился, и тележурналист отдал майору сто долларов, на которые они поспорили, что у них будет сюжет лучше, чем у Спилберга. «Спилберг» из «Криминальных новостей» тоже был доволен. Поставить этот бред в «Новости» было нельзя, но передать его немцам за 500 у.е. или японцам было можно, чистый навар – 400 у.е., да и с майором развлеклись нехило.
«Я хочу позвонить домой», – сказал С.С., и на удивление майор дал ему телефон и одну минуту. С.С. набрал домашний и выпалил жене без подготовки, что он находится в нашем ОВД. «Приходи, возьми деньги и позвони Саше!» C.C. отвели в обезьянник и забыли о нем, как об отыгранной карте, – он сыграл свою роль в их шоу и был уже не нужен.
Жена пришла через двадцать минут. Увидев его, она ужаснулась, но дежурный не дал ей подойти и отправил к майору. Майор принял ее ласково, объяснил, что ее муж, пьяный, оскорбил сотрудников при исполнении, ударил одного из них, и вот он здесь, и его ждет скорый суд и казнь. Жена собралась с духом и спросила, что делать и как решать вопрос, стала рыться в сумке, неловко доставая штуку. Положила ее на стол майору, майор мягко ответил, что взяток не берет и все должно быть по закону.
Подтянулся Саша, старый товарищ, опытный человек, умеющий нормально решать вопросы с разными людьми. Дежурный разговаривал с ним вежливо, разрешил подойти к клетке. С.С. обрадовался и сказал ему одно слово: «Спаси!» Саша стал пробивать обстановку, вышел во двор, сделал ряд звонков. Дежурный начал последовательно отвечать своим начальникам: «Да, у нас, хулиганил, напал на сотрудников, да, все задокументировано».
От округа звонки пошли в главк, из главка – в министерство. Они перезванивали Саше и говорили, что сейчас всех выебем, все порешаем завтра, сегодня – ночь, чего горячиться. В кабинете майора начался второй акт шоу. Майор пригласил жену в кабинет, стал расспрашивать, что и как, как жизнь, круг интересов, какая модель «Картье» у нее часы, сумка «Луи Вуиттон» – фуфло или нет, какая у нее машина – «пятерка» «БМВ», у него «брабус», где отдыхали в этом году – Турция, Риксос – ничего, он был в Текирове – хуже, и т. д. Жена нервничала, ребенок дома один, здесь тоже хуй знает что, майор явно на что-то намекал, но понять было невозможно, да и мозги не работали. Деньги не берет, светские разговоры, что делать? Что делать, стало ясно через минуту. Майор резко подошел, взял ее за лицо своей лапой и стал тянуть вниз, в район брюк. Второй рукой он расстегивал брюки и достал болт, воняющий так, что блевать хотелось только от его вида. Мыться, видно, он не любил. Он молча задвинул свой болт и сказал одну фразу: «Выйдет сразу». Через минуту он заохал и задрожал, оттолкнул ее лицо и пошел в туалет отмыться от всего этого. Состояние жены было ужасным. Вся жизнь, все радости, вся борьба за свое «я», муж, ребенок, дом, детство, сомнения – все закончилось на коленях в кабинете майора с его ядовитой спермой на языке, щеках – везде, яд залил все. Ее вырвало, он пришел и сказал: «Ты чего, сука, гадишь в служебном помещении? Убирай, тварь!» Она поплелась в туалет, нашла ведро, тряпки не было, набрала воды, вернулась в кабинет, сняла свою куртку «Дольче и Габбана», собрала блевотину, на коленях ползая по кабинету. После влажной уборки она стала напротив стола и ждала приговора. Майор был человек слова, он позвонил вниз, услышал доклад дежурного, что звонила хуева туча начальников, что будет большой шухер. Майор сказал себе, что все они отсосут у него, документы в порядке. «Приведи этого гондона ко мне», – потребовал майор. Сержант привел «гондона», он увидел жену, все понял, выслушал лекцию майора о том, что органы работают ради их блага, чтобы они не пиздели где попало, ему ничего не будет, он делает им одолжение как интеллигентным людям, сам такой же, а своих мы не трогаем, хотя надо бы, чтобы не борзели.
Майор дал визитку с цветной фотографией, с двуглавым орлом и слоганом поперек «Решаю вопросы!» и отпустил домой с миром. Саша, которому только что позвонил генерал из главка, сказал, что все порешал, обещал приехать на Николину гору к Саше на дачу и попариться, как всегда. Саша был счастлив, машина работала, все можно порешать, если хочешь. Обнялись, вышли на улицу, доехали до дома. Саша уехал, гробовая тишина стояла в доме. Дочь, слава богу, не проснулась. Как жить дальше, никто не знал!
С.С. выпил литр, не пьянел, строил планы, как убить майора. Он убил его уже раз пятьсот по-всякому, жена плакала не переставая, сидя в ванне уже четыре часа, скребя свое тело до крови. Болт майора торчал, как кол, во всех местах. Утром С.С. уехал на квартиру друга, водитель завез ящик водки, три блока сигарет и чаю. Он не выходил из дома неделю, пил, спал и разрабатывал сценарии. Жена автоматически жила, деньги кончились, С.С. на звонки не отвечал, а через неделю позвонил и сказал, что ему плохо. Жена приехала, положила мужа в больницу, пошла в ломбард, получила за свои цацки, которыми она гордилась, 6 тыс. у.е., заплатила за больницу, за школу, и денег не стало совсем.
С.С. из частной больницы попал в «дурку» со стрессом, никого не узнавал, состарился, стал похож на больную собаку и все писал в Генпрокуратуру, писал в ОБСЕ, в Страсбург, требуя справедливости. Обратный адрес «дурки» шанса услышать его не давал. Знакомые по разу дали денег, потом перестали звонить, на звонки не отвечали, жена перестала ходить к подругам – их это нервировало, мешало получать удовольствие от жизни. Машину пришлось продать, водителя и домработницу уволить, в конце пошли шубы и вещи прошлого года – на них продержались еще три месяца. Пришел день, когда жена поняла, что надо идти на работу. Никто из друзей не помог, не было вакансий. Женщину в «Гуччи» и «Армани» на работу никто не брал, а другой одежды у нее не было, пришлось идти в ларек в соседнем районе к Ахмаду. Он пожалел красивую женщину! Она таскала ящики, взвешивала, отмеривала, получала двести и нетоварные овощи, ездила по субботам в «дурку» к мужу, он ее не узнавал, злился. Иногда приходила дочка, он радовался. Она не жаловалась, говорила, что дядя Ахмад хороший, жалеет маму, но как-то плохо смотрит на нее и щипает.
Все наладилось! Вот так развлечение одних и тяга к искусству самореализующихся людей приводят к краху других. Майор стал полковником, а друг его руководит телестудией «Правопорядок».
Женщина-ветер, или Ненаглядное пособие
И. была женщиной яркой, знающей себе цену и совершенно несчастной. Сегодня ей почти 50, ее лицо и тело еще влекут достаточно охотников до спелой вишни, но сдать себя в лизинг без любви придуманной и прочитанной сил уже нет. Страшно неловко оказаться в объятиях чужого человека, который не помнит и не знает ее, – вдруг он увидит сегодняшним своим взглядом искусную подтяжку кожи, легкую дряблость груди, вызывающую еще совсем недавно слюноотделение у всего стада, не увидит того, чем гордилась, глядя в зеркало, еще совсем недавно. Молодость давала эту гладкость и шелковистость бесплатно, цену этому понять можно только тогда, когда это уходит. Усилия по сохранению былой прелести настолько масштабны, что результат не может радовать так, как первый сладкий вздох после оргазма, который теперь случается так редко и поэтому безумно желанен. Есть все, все свидетельства успеха – деньги, состоявшаяся карьера, но нет человека, который может оценить сделанное титаническим трудом, неукротимой волей, страстным желанием доказать себе и всем, что ты смогла все пройти, вынести и победить. Первый муж появился двадцать лет назад. Любви с ним большой не было: несколько жарких ночей на турбазе в Туапсе, песни у костра, разъезд по домам, он – в Москву, она – в свой Кишинев, вялая переписка с рассказами и воспоминаниями. Мама-стоматолог, заслушав отчет любимого сына, решила, что девушка хорошая, из своих, нам подходит и надо ее брать. А то еще немного, и ее сынок, запутавшийся с женщиной – коллегой мамочки, погибнет в лапах этой мегеры с двумя детьми и парализованной бабушкой в их пропахшей болезнями и вчерашним борщом двушке на Сходненской, куда он ездил как ненормальный уже семь месяцев, изображая мужа, папу и няньку для бабушки. Маме денег было не жалко, а вот сын был один, и отдавать его этой твари из 28-го кабинета было невыносимо. Сына нужно было спасать, и спасать немедленно. Таким образом он оказался на турбазе в Туапсе, где встретил И., двадцатипятилетнюю студентку из Кишинева с мамой, папой и братом-скрипачом, будущим то ли Ойстрахом, то ли еще каким-то еврейским гением. И. была талантлива, но на гения не тянула, а в семье не может быть две звезды. Для этой роли выбрали брата, а И. была второй, любимой, конечно, но второго сорта. И. совершенно не сопротивлялась их выбору, понимала, что самой придется ползти, грызть камни и добиваться желаемого. Желала она много – успеха, любви, детей и счастья в виде полной чаши, которую она сама наполнит и выпьет со своим мужчиной, которого она представляла с лицом А. Делона и мудростью Ж. Габена. Такой мужчина у нее был один раз на комсомольском слете в Одессе в двадцать лет. Слет был в пансионате одесского порта, мужчина оказался доцентом из Новосибирского академгородка, молодой ученый лет сорока, специалист по поэзии вагантов, с седым «ежиком» как у Габена и руками Делона, раздевавшими ее бережно и нежно. Слет закончился внезапно, как сигареты под утро. Доцент уехал в Новосибирск к жене и поэзии вагантов, не оставив ей ни телефона, ни надежды. Вместо полной чаши пришлось выпить горсть назепама, но умереть не дали подруги по комнате. Пришлось жить дальше и ждать двойной портрет героя-мужчины, он не пришел позднее, таких в ее жизни не появилось, а вот в Туапсе маменькин сынок из Москвы давал шанс переехать на другую площадку, куда, по слухам, такие залетали. И. по настоянию мамы-стоматолога приехала в Москву, была представлена родне потомственных стоматологов, зубы у нее были хорошие, и она была принята в семью без предварительных условий. Из Кишинева она привезла немного одежды, сервиз «Мадонна», чешские стаканы и сережки бабушки со сломанными креплениями, вырванные когда-то у бабушки из ушей революционными матросами. Однокомнатная в Чертанове была райским местом, дедушка мужа умер в ней за год до ее приезда на диване, где она начала новую жизнь не с Габеном-Делоном (далее НГД). Мама подарила НГД красную «трешку» «Жигулей», купила постельное белье и отдала свои неношеные румынские сапоги И. (слава богу, всего на размер больше), и новая семья молодых зажила в холе и неге. Сынок учился в «керосинке» без энтузиазма, стипендию не получал, пил пиво и жарился в преферанс с такими же баранами, которые не хотели идти в армию. Мама-стоматолог раз в неделю загружала сумки с едой и чистым бельем для детей и каждый вечер звонила им, получала отчет от И., хорошо ли с ней ее мальчику. И. училась в МГУ на журналистике, жадно впитывая все, что видела вокруг. Увидев в кафе «Националя» Ю. Роста, звезду журналистики тех лет, подумала, что вот он, Габен-Делон, но, увы, Рост не заметил ее, не рассмотрел ее блеск и талант и прошел мимо своего счастья. К концу учебы она уже работала корреспондентом в «МК», где каждый был гений и суперзвезда, много времени проводила в буфете «МК», там пили много и ели говяжьи сардельки и заводили романы. Перемены в стране совпали с расцветом И. как женщины. Ее муж НГД вел себя корректно, домой никого не водил, иногда бегал на «Сходненскую» к своей мегере, которую любил, несмотря на маменькины стоны. И. он тоже не обижал, супружеский долг исполнял исправно, но самой большой его страстью был видеомагнитофон «ВМ-12», он ночами смотрел кассеты, а днем спал, в институт не ходил. И. моталась по Москве, рыла землю, заводила связи с разными людьми, работала как лошадь, чаша уже у нее была наполовину полной, так как основным ее принципом был сокрушительный оптимизм. Она иногда разбивала себе сердце с разными негодяями, которые беззастенчиво пользовались ее телом в «Жигулях» ее мужа, которые она лихо водила по Москве. Внезапно пришел 91-й год, мама-стоматолог как-то не донесла сумки с едой до дома – обширный инфаркт и конец благосостоянию и беззаботной жизни. НГД сразу сдулся, стал невыносимым, требовал еды, которой не стало в стране, чистых трусов, а сам лежал на диване, перестал спать с И. и только ночью под «ВМ-12» дрочил до посинения под «Девять с половиной недель» и «Глубокую глотку». Больше его не интересовало ничего. Она боролась с ним, таскала к знакомым, пыталась спасти брак, честно исполняла свои женские обязанности. Ей было очень тяжело, но мальчик потерял маму, жизненные ориентиры и однажды ночью, пока она сидела в редакции, сбежал с магнитофоном «ВМ-12» и кучей кассет в мамину квартиру и заперся в ней переждать до лучших времен. Он до сих пор сидит в ней, размордевший, с пультом в руке, больной гипертонией и бешеной злобой на всех, кто помешал ему жить, как он хотел. И. стала жить без него и как-то вздохнула, перестал висеть груз в виде капризного мужика – бессмысленный груз, тянущий вниз. Начались