Киев. 21 июня:
«Ужасы еврейского погрома в Чернобыле: людей заживо хоронили, бросали в воду, а если они пробовали выплыть, то их укладывали прикладами»[572].
Киев. 8 июня:
«В Усманском и Звенигородском уездах было повстанческое движение. Такого кошмара я еще не испытывал»[573].
Бессарабка. 7 июня:
«Около Киева были страшные погромы, города и местечки, населенные евреями, почти уничтожены, неузнаваемы. Радомысл, Черкассы — там, говорят, было что-то невероятное»[574].
Жестокость, с которой повстанцы расправлялись с евреями — советскими и партийными функционерами, была исключительной даже для гражданской войны. С легкой руки мужицких батек и казацких атаманов пошло гулять понятие «коммунистический суп». Так называлась дикая расправа, во время которой нескольких еврейских коммунистов заживо варили в большом котле на центральной площади местечка и заставляли всех остальных евреев есть его содержимое. На улицах городов и поселков появилось множество немых, которые лишились способности говорить во время подобных процедур.
Волна погромов прокатилась по всей Украине, были города и местечки, где погромы повторялись по несколько раз. Там царила мертвая тишина. Особенно пострадал Гайсин, в котором банды Волынца вырезали до 2000 человек. Банды этого атамана появлялись и в местечке Тростянец, Брацлаве, где вырезали еще сотни мужчин, женщин и детей. Банды Ангела, Ковтумы, Вернигоры, Зеленого, Близнюка, Черного избивали еврейское население с жестокостью, превосходящей все прошлые погромы. Елисаветград, Александрия, Бердичев, Казатин, Черкассы, Райгород, Генлик, Браилов, Малиновка, Суслицы, Золотоноша, Помощная, Знаменка — здесь убивали так много, что трупы валялись на улицах неубранными по несколько дней. Еврейское население бежало куда глаза глядят, но их преследовали по пятам, останавливали поезда, пароходы, связанных пачками укладывали на рельсы и пускали паровоз, выбрасывали в воду и т. д. и т. п.
Повстанческое движение в тылу Красной армии способствовало тому, что малочисленные войска бывшего Украинского фронта начали быстро откатываться на север под напором сил Деникина и Петлюры. Современники этих событий замечали, что все перевороты и смены властей на Украине начинались резней. С деникинцами было то же, что и с другими. Пока они находились в пределах Дона, Кубани, Крыма и даже в Харькове — все обстояло более-менее спокойно для евреев. Но как только белые армии вступали на коренную Украину и встречали готовую почву, то с энтузиазмом и размахом присоединялись к погромам[575].
Охваченные страхом партийные и советские функционеры пешком и конно, на крышах вагонов и как угодно панически устремились в великорусские губернии, поближе к Москве.
В самой Москве уже давно было известно об усилении напряженности в межнациональных отношениях на Украине, но там до поры надеялись ограничиться указаниями на необходимость усиления агитации и пропаганды против антисемитских настроений, что просто свидетельствовало о непонимании всей остроты сложившейся ситуации на местах. Между тем в известной записке член коллегии ВЧК Г. С. Мороз предлагал ЦК в первую очередь убрать евреев с ответственных «комиссарских» постов в пределах бывшей черты оседлости и заменить их русскими из внутренних губерний. Во-вторых, он указывал, что необходимо призвать евреев-коммунистов в ряды Красной армии в качестве простых солдат, поскольку «до сего времени евреев-коммунистов в Красной армии рядовых нет»[576].
«Думаю, что настоящий доклад не вызовет обвинений меня в чем-либо. Нахожу нужным отметить, что я сам еврей… Как бы мне не хотелось писать обо всем изложенном, но преданность Революции подсказывает мне это сделать», — заключил высокопоставленный чекист.
После начала погромов уже сам комиссар по еврейским делам при Наркомнаце С. М. Диманштейн 11 мая внес в Оргбюро ЦК предложение о формировании еврейских частей в Красной армии и просил обязательно принимать во внимание национальный состав населения при назначении ответственных руководителей[577]. Но тогда это прозвучало с запозданием, еврейские погромы остановить уже было нельзя.
Если говорить относительно формирования частей, то вопрос о вливании заметного количества евреев в ряды Красной армии поднимался в ЦК большевиков неоднократно в течение всей гражданской войны, неоднократно же выносились соответствующие постановления, и надо понимать, безрезультатно, провоцируя все новые и новые обращения в ЦК. Причины такой немощности, поразившей всесильный ЦК, были разнообразны. Разумеется, прежде всего это естественное нежелание призываемых призываться в серые ряды, но главное даже не в этом. Главное в том, что в самой, крестьянской по составу Красной армии антисемитизм переливался через край и господствовал там едва ли не в большей степени, чем среди тех повстанцев и белых армий, против которых она вела боевые действия.
В докладе ЦК партии от немецкого коммуниста Ф. Шефера, выполнявшего в 1919 году какое-то секретное поручение в Одессе, описан почти анекдотический случай, когда он в августе — сентябре, нелегально пробираясь из Одессы в Москву, прошел через территорию Махно, миновал кордоны петлюровцев и деникинцев и даже побывал за границей — в Румынии. Не раз его, плохо говорящего по- русски, принимали за еврея, хотели ограбить и поставить к стенке. В конце концов, преодолев все опасности, пройдя линию фронта «с радостью приветствовал, — как он пишет, — патруль нашей победоносной 44-й дивизии», наступавшей на Житомир. Но… «радость оказалась преждевременной», так как красноармейцы, в свою очередь приняв Шефера за еврея, наконец-таки ограбили его и едва не убили[578].
Антисемитизм был лейтмотивом известной «стрекопытовщины», мятежа 2-й бригады 8-й стрелковой дивизии, вспыхнувшего в марте девятнадцатого года в Гомеле. Как подчеркивалось в документах следствия, части бригады были «поголовно заражены юдофобством»[579]. Относительно кровавого погрома в местечке Золотоноша в мае того же года, то, как впоследствии установили органы ЧК, в избиении евреев были повинны вовсе не отряды изменника Григорьева, а отступавшие красноармейцы бригады Богунского[580]. Из героической истории гражданской войны всем известна знаменитая конармия Буденного, ее доблестный боевой путь. Малоизвестно было только то, что буденновцы в Красной армии выделялись особенно яростным антисемитизмом, не уступая в этом отношении казачьей Донской армии Деникина. Лишь недавно появились добросовестные работы, описывающие эту сторону боевого пути красного казачества[581].
В разгар гражданской войны ЦК РКП (б) совсем отказался от мысли призывать евреев в Красную армию обычным порядком. 6 августа 1919 года Оргбюро ЦК специально указало ЦК КП(б)У на желательность сосредоточения красноармейцев-евреев в отдельных ротах, «ввиду антисемитизма, господствующего в армии»[582]. Правда, сосредотачивать было особенно-то и некого. В следующем, 1920 году, 3 июня, в разгар польской кампании, мы вновь застаем Оргбюро ломающим головы над заявлениями т. т. Троцкого и Розенгольца о «необходимости мобилизации максимального количества еврейских рабочих» для пополнения войск Юго-Западного и Западного фронтов[583]. Розенгольц и Троцкий указывали, что на этих фронтах «повторяется все та же история: крайне ничтожное число евреев в действующих частях», отсюда неизбежное развитие антисемитизма и использующая его удачная агитация поляков, разлагающая красноармейцев.
Все лето 1919 года продолжалось бегство еврейских коммунистов с Украины по мере развития наступления сил южной контрреволюции. 7 сентября А. Иоффе писал Ленину из Чернигова:
