В августе-сентябре конгресс США обсудил документы, подписанные Никсоном в Москве. Сенат ратифицировал Договор об ограничении систем ПРО, а конгресс одобрил Временное соглашение о некоторых мерах в области ОСВ. 29 сентября Президиум Верховного Совета СССР также утвердил эти договор и соглашение.

В середине октября в Вашингтоне состоялось подписание советско-американских торговых соглашений: о торговле с взаимным предоставлением режима наибольшего благоприятствования; об урегулировании расчетов по ленд-лизу, включая кредитное соглашение 1945 года; о предоставлении советской стороне долгосрочных кредитов Экспортно-импортного банка США. В связи с подписанными соглашениями президент Никсон объявил о принятом им решении распространить на СССР закон о предоставлении долгосрочных банковских кредитов.

Это был крупнейший пакет торгово-финансовых соглашений между обеими странами за весь послевоенный период.

В беседе, состоявшейся после подписания, Никсон выразил свое удовлетворение достигнутой договоренностью по всем этим вопросам, сказав, что заложен хороший фундамент для развития торгово- экономических отношений.

Однако последующие события опрокинули все эти надежды, когда конгресс США впоследствии принял дискриминационную поправку Джексона-Вэника в отношении торговли с СССР.

В октябре происходил активный обмен посланиями между Москвой и Вашингтоном по вьетнамским делам. Киссинджер в это время вел напряженные переговоры с вьетнамцами в Париже. Вьетнамцы заняли жесткую позицию (в преддверии выборов в США).

В силу того, что я ограничен объемом данной книги, мне не представляется возможным писать подробно о той переписке и беседах, которые проходили между нами в связи с переговорами США и ДРВ в Париже. Хотелось лишь отметить, что на заключительном этапе этих переговоров американская сторона в доверительном порядке подробно информировала нас о них, вплоть до ознакомления со стенограммами ключевых заседаний, что лишало северовьетнамцев возможности порой манипулировать своей гораздо более скудной информацией, которую они предоставляли нам.

3 ноября, когда я вместе с находившимся с визитом в США президентом Академии наук СССР Келдышем посетил в Белом доме Никсона, президент в беседе с нами заметил, что мы, пожалуй, последние иностранцы, с которыми он встречается накануне выборов, и эти иностранцы — советские представители. „Это — неплохое в целом предзнаменование', — добавил он в шутливой форме.

Судя по поведению Никсона, настроен он был весьма оптимистично в отношении исхода выборов. О планах на будущее говорил так, как если бы уже был переизбран на второй срок.

И действительно, на президентских выборах Никсон получил голоса 46,7 млн. избирателей, кандидат демократов Дж. Макговерн — 28,9 млн. голосов (хотя на избирательные участки явилось лишь 55 процентов избирателей, меньше, чем когда-либо за последние 24 года). Завоевав Белый дом на новый четырехлетний срок, республиканцы опять-таки не смогли обеспечить себе большинство ни в одной из палат конгресса.

9 ноября я позвонил Киссинджеру во флоридскую резиденцию президента (где они находились) и зачитал ему приветственное послание Брежнева президенту в связи с его переизбранием („Хотел бы выразить уверенность, — указывалось, в частности, в телеграмме, — что те взаимоотношения и то взаимопонимание, которые сложились у нас с Вами в результате московской встречи, будут не только сохранены, но и углублены').

Киссинджер заверил, что это послание будет приятной вестью для президента. Через несколько минут меня связали по радиотелефону с президентом, который в этот момент находился на прогулочном катере в море. В шутку он заметил, что считает счастливым предзнаменованием для советско-американских отношений тот факт, что посол передал ему поздравления Генерального секретаря именно в тот момент, когда президент вместе с женой, дочерью и зятем (внуком Эйзенхауэра) совершает прогулку на чудесном катере, подаренном ему советским руководством. Катер настолько хорош и безопасен по своим мореходным качествам, что секретная служба, в виде большого исключения, разрешила ему самому управлять сегодня этим катером. Я придаю большое значение установлению хороших личных взаимоотношений с советскими руководителями и особенно проведению личных встреч с ними, на этот раз в США. Планируя эту новую встречу, я преследую и корыстные цели — снова побывать в Советском Союзе, где мне хотелось бы посетить Крым, сказал Никсон.

Президент далее отметил, что главное для него сейчас — это заключение, наконец, соглашения по вьетнамскому урегулированию. Он надеется, что такое соглашение будет подписано с ДРВ не позже следующего месяца. Президент ценит полезную роль, которую сыграли, по его мнению, советские руководители в том, что война во Вьетнаме закончилась на взаимно приемлемых условиях для вовлеченных в конфликт сторон.

В шутку Никсон заметил, что последним иностранным послом, с которым он встретился за два дня до выборов, и первым послом, с кем говорил спустя два дня после выборов, был советский посол. Это, добавил он, достаточно символично для нынешнего состояния советско-американских отношений.

Это был, пожалуй, самый счастливый Никсон, с которым мне довелось беседовать за все время его пребывания в Белом доме.

Вскоре Киссинджер передал для Брежнева соображения Никсона, касающиеся следующей встречи на высшем уровне. Президент приветствовал бы приезд Генерального секретаря в США в конце мая или в начале июня 1973 года. Переговоры можно было бы провести в Белом доме и загородной резиденции Кэмп-Дэвид. Никсон хотел бы также показать свой дом в Сан-Клементе в Калифорнии и свою резиденцию во Флориде.

Что касается перечня главных вопросов для обсуждения, то они, по мнению Никсона, сводились бы к следующему:

— Договор о неприменении ядерного оружия.

— Европейские вопросы, германские дела (США готовы нормализовать свои отношения с ГДР, вплоть до установления дипотношений в 1973 году).

— Ограничение стратегических вооружений.

— Ближний Восток.

— Экономические вопросы.

Этот круг вопросов нас устраивает, сказал я своему собеседнику.

10 декабря мне позвонил президент Никсон. „Я хотел бы сообщить Генеральному секретарю и его коллегам свою оценку нынешнего положения дел на парижских переговорах, которые достигли сейчас решающего момента, но прежде всего хочу поблагодарить советское руководство за постоянное внимание, уделяемое им вьетнамскому мирному урегулированию, и за негласное содействие, оказываемое продвижению нынешних трудных переговоров'. Президент далее сообщил, как проходит завершающий этап переговоров в Париже, причем говорил он с явным подтекстом, давая понять, что надеется все же на наше дальнейшее вмешательство в Ханое с целью преодоления „последнего тупика' в переговорах.

Все это было, однако, для нас совсем не просто, так как приходилось соблюдать союзнические отношения с Ханоем, а последний на заключительном этапе переговоров с США особо секретничал.

Перед моим отлетом в Москву (18 декабря) на юбилейную сессию, посвященную 50-летию образования Советского Союза, Киссинджер передал мне личное письмо президента на имя Брежнева. Никсон в позитивном плане касался вопросов ограничения стратегического оружия, неприменения ядерного оружия, европейских дел („где имеются новые перспективы решения вопросов безопасности, сотрудничества и сокращения вооруженных сил'). Отмечал он и две области, которые „нас постоянно разочаровывали' — Вьетнам и Ближний Восток. В отношении последнего он предлагал „оживить переговоры'.

„В целом, — заканчивал Никсон свое письмо, — 1973 год будет годом больших ожиданий в