его семьи. Но позже власти не на шутку приступили с требованиями удалить из монастыря брата известного диссидента.

В конечном итоге то ли наместник решил не обострять конфликт со властями, то ли отношения самого отца Гавриила и молодого иеромонаха испортились (скорее всего, и то и другое), но отца Рафаила отправили из обители на глухой деревенский приход, куда не было даже автобусного сообщения, и нужно было несколько километров добираться пешком от соседнего села. Потом его перевели в столь же далекое, но чуть более людное место, в храм святителя Митрофана в деревне Лосицы, где в церкви по воскресеньям собиралось не больше десяти человек.

Единственным имуществом кроме иконы, пары книг и монашеского облачения у отца Рафаила был магнитофон. Но зато какой! Иностранный, огромный, транзисторный. Стоил он тогда в московском комиссионном магазине целое состояние — тысячу рублей. Эту ценную вещь привезли отцу Рафаилу прямо накануне отъезда на приход — Александр из тюрьмы попросил друзей передать свой магнитофон младшему брату, чтобы поддержать его хотя бы материально.

Тут-то и сбылась давняя мечта отца Рафаила о машине. Магнитофон немедленно был продан, и отец Рафаил выторговал себе во Пскове на автомобильном рынке старенький «Запорожец». Покупка была отвратительного грязно-оранжевого цвета.

Отец Рафаил сам взялся ремонтировать эту полуразбитую колымагу. Он залез в недра «Запорожца» и выбрался на свет только через месяц. Машина получилась на самом деле уникальная. Не знаю, как он этого добился, но разгонялась она до ста пятидесяти километров. Оставалось только сменить ужасную окраску. Отец Рафаил уехал во Псков на желто-оранжевом уродце, а вернулся в деревню почти на лимузине черного правительственного цвета, с белыми занавесками на задних окнах. На вопрос, почему он выбрал именно черный цвет, отец Рафаил пояснил, что на автостанции было только две краски — черная и красная. И естественно, он выбрал черный, монашеский тон, потому что не может ездить на машине цвета коммунистического флага.

Думаю, это был единственный в СССР «Запорожец» представительского цвета. Никому больше в голову не приходило покрасить такой драндулет черной краской, да еще и навесить на задние стекла белые шторки, что тогда было признаком чиновничьих автомобилей. Как ни печально признать, но со стороны иеромонаха Рафаила все это было не чем иным, как явным и преднамеренным хулиганством.

Особенно нравилось отцу Рафаилу дразнить важных областных функционеров. Он садился на хвост черных «Волг», долго тащился позади, а потом, когда они пытались оторваться, обгонял их на своем реактивном «Запорожце» и молниеносно уходил вперед. А уж если это была «Волга» псковского уполномоченного по делам религий Юдина, день считался прожитым не напрасно.

Приходской дом отца Рафаила в деревне Лосицы представлял собой самую простую деревенскую избу в одну комнату. Но в остальном здесь все было необычно.

На печи жил бесноватый Илья Данилович — могучий старик, который и на землю-то спускался нечасто. Никогда — ни до, ни после — я не встречал никого, подобного Илье Даниловичу. Когда он начинал рассказывать, — не имело значения, о давно ли минувших годах или о недавних событиях — слушатели невольно замирали, понимая, что столкнулись с чем-то совершенно уникальным. Илья Данилович обладал поистине эпическим складом ума. Наверное, за всю мировую историю так излагали только Гомер, Толстой и бесноватый Илья Данилович.

Память его была невероятна. Вспоминая, скажем, какой-нибудь случай из своего военного прошлого, он перечислял имена офицеров и солдат, их звания, годы рождения и гибели, имена жен и невест, названия их родных городов и сел. А оружие, которым они сражались, будь то трехлинейка или гаубица, Илья Данилович описывал не менее завораживающе, чем был воспет щит Ахилла в «Илиаде».

К вере Илья Данилович пришел особым образом, и именно благодаря беснованию. Потому что, как говорил отец Рафаил, без беснования Илья Данилович — красавец и богатырь, ничего в этом мире не боявшийся и живший по одному закону плоти, — к Богу вовек бы не пришел. А требования плоти, по рассказам самого Ильи Даниловича, у него бывали такой силы, что, не говоря уже о любовных похождениях, однажды, в сорок первом, ночью, на передовой, он до того оголодал, что не выдержал и как сомнамбула пошел на запах тушенки к вражеским окопам. Немцы сначала всполошились, но стрелять не стали. Решили подождать, пока этот русский ввалится к ним в окоп. А когда разобрались, зачем он явился, дали ему каши с тушенкой. Так что Илья не только сам наелся, но и набил кашей каску и карманы для голодных товарищей.

Вернувшись с фронта, бравый солдат, не откладывая дела в долгий ящик, выбрал себе самую красивую невесту. Но очень скоро выяснилось, что характер у молодой жены, а особенно у ее мамаши — на редкость скверный. Илья затосковал, но разводиться в те годы, да еще в рабочем поселке, было не принято. Утешение конечно же быстро нашлось. Илья работал водителем на дальних рейсах и, рассказывая свою историю, покаянно вспоминал, что не только в родном поселке, но и в каждом городе на постоянных маршрутах у него были «любовные подружки». Жена быстро узнала об этом. Однако ни скандалы, ни уговоры, ни профкомы, ни товарищеские суды на Илью не действовали. Тогда оскорбленная супруга решилась на крайний шаг. Она нашла ворожею, и та, как говорят в народе, «сделала» Илье «на смерть».

Помнится, я с большим недоверием отнесся к этой части повествования Ильи Даниловича. А он даже ухом не повел и продолжал.

Как-то, возвратившись поздно вечером из очередного рейса, он подошел к своей калитке и увидел во дворе незнакомую женщину. В этом бы не было ничего удивительного, если бы женщина не была ростом около пяти метров — головой достигала крыши! Старше средних лет, простоволосая, с длинной седой косой, она была одета в старомодный сарафан. Не обращая на Илью никакого внимания, гигантская гостья обошла вокруг дома, что-то бормоча под нос, без труда переступила через штакетник и скрылась в темноте.

Илья, как простой советский человек, в мистику отроду не верил. Вдобавок он был совершенно трезв. Так что, когда первая оторопь прошла, он сообразил, что все это ему привиделось от усталости после долгой дороги.

Зайдя в дом, он увидел жену и тещу, заботливо суетящихся вокруг щедро накрытого стола. Это показалось ему странным: такого внимания от скандальных баб Илья давно не помнил. Между тем его приветливо усадили, теща налила водочки, и началось небывалое угощение. Вспомнив о непонятном видении во дворе, Илья все же спросил, не случилось ли чего-то необычного перед его приходом. Женщины дружно замахали руками и заверили, что ничего особенного не было да и быть не может. Водочка полилась еще обильнее, и скоро Илья забыл обо всем.

Очнулся он наутро в супружеской постели. Жены рядом не оказалось. Илья решил, что пора вставать, но, к своему удивлению, не смог этого сделать: руки и ноги не слушались. От страха он попытался закричать, но наружу вырвался только слабый стон. Спустя час, который показался Илье страшной вечностью, пришли жена, теща и еще какая-то женщина, поразительно похожая на ту, которая ему привиделась вчера в саду. Только теперь она была обычного человеческого роста. Не обращая внимания на стоны Ильи, женщины без стеснения рассматривали его и о чем-то шепотом переговаривались. Потом они ушли, и Илья остался один.

Только к вечеру снова появилась жена, но теперь уже с местным врачом. Илья слышал, как она, всхлипывая, рассказывала про то, что муж вернулся из рейса, крепко выпил, лег спать и вот с утра не может подняться. На следующий день больного отвезли в районную больницу. Там он провел больше месяца. Врачи так и не смогли разобраться в причинах странного недуга и выписали высохшего как щепка Илью умирать домой.

Дома его подстерегал настоящий кошмар: жена и теща не скрывали своего торжества и с нетерпением ждали смерти неверного мужа и обидчика. Когда Илье стало совсем худо, жена даже пригласила домой гробовщика и помогала ему снимать мерку с еще живого бессловесного супруга.

Так и не поняв, что с ним происходит, Илья примирился с мыслью о скорой смерти и ждал конца почти