Богом — и друг с другом, братия равнорадостных тружеников и в материи (днем), и в духе-Боге и музыке (по субботам-воскресениям).

Мне самому захотелось петь с ними — и я имел позыв и предчувствовал: как бы душа моя, свитая во мне и угнетенная одиночеством, расправилась, окрылилась, полетела — выпустилась бы на волю и радостно плескалась в небе и в сиянии славы Господней! Побыла бы душа в ангельском чине — в этом пении, в процессе его. И это они все испытывали — эту купель-омовение в сиянии славы, душу свою в ангельстве, как в ванне, искупав, — и так на всю неделю зарядку Божьего питания получают.

И вот подумал: пуритане-переселенцы в Новый Свет были уже вышколены Богом и цивилизацией: не звери, а человеки с Богом в душе и потому не нуждались в ином руководстве — властей и полиции, чтоб сохранять и развивать человеческий облик в себе и вокруг — вносить его в природу, ее цивилизуя. «Молись и трудись!» — эти две заповеди вынес Конрад Хилтон из детства в семье — и достиг успеха в бизнесе: по всему миру теперь отели «Хилтон».

Да ведь самые крепкие индивидуалисты были эти плебеи-пу- ритане в Англии. Даже аристократы — еще коллективисты: родами-кланами жили и вокруг трона-двора-короля сплачивались, пуповину родовую не оборвали, инфантильны. А эти — самостоятельные работяги, все умеющие сами, опирались на себя и на Бога, ни на что более. И потому отважились пересечь океан и на тот свет выйти.

Такой образованный уже цивилизацией и Богом индивид — Робинзон. И его, кстати, — в модель англичанина дай…

В России подобны были старообрядцы, а и новообрядцы: баптисты, молокане… все секты. Но стояли человеки — общинами, а не сами по себе. Хотя были так воспитаны строго и высоко, что и сами по себе могли стоять достойно — и в лагерях, и проч.

А так-то лишь пастырством церкви и власти русский человек, вечный отрок, не муж, недоросль, удерживался от падений во вора и зверя. Самостоять — не мог. И на такого человека рассчитано было и самодержавие, и советская власть, и Общее Дело Николая Федорова — это высшее проявление патриархального принципа: со святой организацией людей вокруг высшего дела, а не тратя силы на новую вариацию бикини или зубной пасты, или очковой оправы… В этом возможна простота и аскеза. А в Духе — варьируйся!..

Хотя одно — к одному, связано все. Тогда эстетически-художественный подход покажется излишним, ненужными вариациями. И пойдет Савонарола жечь картины Ренессанса, а пуритане — рушить театр Шекспира…

И тем не менее по простору России, с реденьким ее населением, неестествен принцип робинзонов- фермеров, но общинами-отрядами (как деревни, села, сходы, колхозы, заставы…) присуще осваивать сей Космос. И нужна благая власть и руководство из центра и хозяйничаньем — оттуда импульсы, направление…

А броуново движение индивидов без царя в голове — не приведет к самоорганизации рынка. Оно к этому приводит в индивидах, заряженных ЖЕЛАНИЕМ — работать, разбогатеть, делать что-то. А у нас — лишь негативный заряд: или ничего не делать, тяга к покою, забыться и заснуть, созерцать — или, у деятельных, — своровать, расхитить, разрушить…

И даже «путчисты»-переворотчики недавние — больше с типом русско-советского человека сообразовывались, нежели победившие демократы-западники, что глаголят о «рыночной экономике», которую некому у нас развивать. Просто так всем опизденело все, что на этой волне отвращения легко снова рушить все и на этом быть популярными. Но строить берутся — без учета метафизики страны и психики человека, каков он тут сложился — по космосу, психее и логосу. Это мне в удивлениях России со стороны моих американских студентов — особенно чувствительно.

Наш крестьянин в деревне — выработает на себя, но излишки производить не станет; на х-я ему уродоваться? Он себя обеспечил: еда есть, телевизор есть, водка есть, а лучшей жизни ему не надо. Зарабатывать же деньги на поездку за границу или на расширение хозяйства — ему не надо: еще рисковать, вызывать зависть и навлекать вора и убийцу?..

И вот почему город — голод получит. Ибо наш заквашенный на руководстве крестьянин избытка продуктов по своей воле производить не станет. Нет стимула и желания в психике — жить лучше. А лишь бы и абы — жить! Особенно глядя, как горожане подыхают с голоду, а все равно никакого путного товара произвести не могут.

…Что-то такое влечение к своим пронзило, что побежал звонить — и пробился сразу, однако, никого дома нет. Хочется крикнуть:

— Все чужое! Только с вами в семейке — жизнь! Хоть и подыхать вместе — обнявшись и глядя в глаза и в душу — вас, таких возлюбленных и высоких!

Так и вижу души моих девочек вытянутыми вверх — как на фресках Дионисия, удлиненными, грандиозно крылатыми…

— Не могу, МОЗЬМУ! — хочется Светлане застонать. Слово Ларисина детства употребляя: «возьму» как «мозьму» произносила.

Чувствую, что и там по папину голосу истосковались — и так же навстречу мне рванется чья-то душа из них, как тогда Лариса вскричала: «Папа! Гоша! — это ты?!»

Подтверждение существования — только в родных, семье имеем. И так все — каждый «простой человек».

А потом прошелся дальше — и там студенческий театр: легко и весело какой-то спектакль ставили. Я не преминул смотреть («примкнул» в оригинале: не разглядел слово. Но и так можно. — 25.7.94). Так мило, когда юноша играет пятидесятилетнего, а девушка — бабушку.

Да тут, не выезжая из Университета, можно страшно интересно жить. Только разгляди все афиши. Бесчисленное множество разных собраний по интересам и группам! Цветение культуры. Так что нечего тебе стремиться выезжать куда-то смотреть Америку. Тут она — в интенсивности своей и в позитиве. Только приникай и приглядывайся.

И студенты — такие свежие и легко отзывающиеся умы! Вот в английской группе позавчера занимались Генри Фордом (он важнейшая во американстве фигура, важнее Вашингтона и Линкольна), и я предложил им подумать над философией человека в автомобиле. И сразу отозвались:

— Приводит к разделению семей — сепаратизм. Можно не жить вместе.

— Все время переезды, переселения.

— Исчезло Пространство, понятие Дали.

— Ну а минусы какие? — им я. — Учитесь и негатив видеть во всяком явлении.

— Окружающая среда отравлена — воздух.

— Человек уж и живет в автомобиле: там и телефон, и компьютер, и спальня. Зарылся…

— И ног ему не надо!

«А вместо сердца — пламенный мотор», — припомнил я советский авиамарш тридцатых годов. Вместо ног — колеса. Так что обычай пионеров-первопроходцев: ноги на стол — был как бы заявка-воление американской психеи: отменить их! — в ответ на что и изобрелся автомобиль…

Но, конечно, не знают студенты европейского наследия культуры — мифов и проч. И вот что еще мне объяснила хозяйка салона в Рассел-хаузе:

— Сейчас движение к равенству меньшинств и их культур приводит к тому, что мифы Греции уравнены в правах с мифами племени — банту, например; а литература Сенегала претендует равняться с литературой Франции. И вот — калейдоскоп культур, множество мелочей…

— Да, европейской культуры наследие — как общий язык было. А теперь что же — пропасть ему из-за демократии и равенства? Нечем понимать будет друг друга.

Сейчас здесь помешались на правах меньшинств — и такие они агрессивные стали: черные, цветные, женские и проч. Последнее-то, впрочем, — не меньшинство, а «половинство» рода человеческого, так что…

Читаю Дерида.