был рядом.
Отдавая все свое сердце, мужчина становится поразительной силой, вдохновителем, принимая на себя роль, которая в прошлом принадлежала исключительно женщинам. Когда Женщина-Скелет спит с ним, он обретает плодовитость, новые женские способности в мужском обличье. Он несет семена новой жизни и необходимых смертей. Он вдохновляет на новые труды себя и тех, кто рядом.
Многие годы я видела это в других и наблюдала в себе. Это очень важное событие, когда создаешь что-то ценное благодаря тому, что твой любимый в тебя верит, благодаря его душевному интересу к твоей работе, твоему проекту, твоему предмету. Это удивительное явление. И не обязательно ограничивать его любимым человеком – оно может исходить от любого, кто искренне отдаст вам свое сердце.
Поэтому связь с природой Жизни-Смерти-Жизни в конце концов дает мужчине десятки идей, жизненных сюжетов и ситуаций, а также несравненные звуки, цвета и образы, ибо в распоряжении природы Жизни-Смерти-Жизни, если рассматривать ее в связи с архетипом Дикой Женщины, – все, что когда-либо существовало, и все, что когда-нибудь будет существовать. Когда Женщина-Скелет творит, когда она песней создает себе плоть, тот, чье сердце она использует, чувствует это, сам наполняется творчеством, кипит им, излучает его.
Эта сказка также знакомит нас с силой, которая рождается в душе, – ее символами становятся игра на бубне и пение. В мифах песнями исцеляют раны, их используют, чтобы сгонять скот в стада. Пением имен призывают к себе людей. Песня облегчает боль, волшебное дыхание исцеляет тело. Песня призывает или воскрешает мертвых.
Говорят, что все творение сопровождалось звучанием слова, произносимого вслух, звучанием слова, произносимого шепотом или про себя. В мифах считается, что пение изливается из волшебного источника, который наполняет знанием все творение: животных и людей, деревья и травы и все, что его слышит. Сказители говорят, что все, в чем есть жизненный сок, может петь.
Гимн творения вызывает в душе перемену. Это явление известно в разных традициях: песни, рождающие любовь, есть у исландцев, а также у микмаков и уичита. В Ирландии волшебной песней призывают волшебную силу. В одной исландской сказке человек падает на обледенелые скалы и повреждает ногу, но исцеляется благодаря силе песни.
Почти во всех культурах боги в период творения даруют людям песни и говорят, что ими можно в любое время снова призвать богов, что песня даст людям все что нужно, а также преобразит или устранит все то, что не нужно. Таким образом, дарение песни – это акт сострадания, который позволяет людям призывать в человеческий мир богов и великие силы. Песня – особый язык, который помогает осуществить то, чего не может обычная речь.
С незапамятных времен песню, как и бубен, использовали для того, чтобы обретать необычное состояние сознания, состояние транса, состояние молитвы. Все люди и многие животные склонны реагировать на звук изменением сознания. Некоторые звуки, вроде капающей из крана воды или настойчивого автомобильного сигнала, могут вызывать тревогу и даже гнев. Другие звуки – РОКОТ прибоя или шелест деревьев на ветру – могут наполнять нас покоем. Мерный стук, вроде звука шагов, вызывает у змеи оборонительную реакцию, а приглушенное пение может заставить ее танцевать.
Слово pneuma (дыхание) имеет общий источник со словом psyche – оба они используются для обозначения души. Поэтому, если в мифе или сказке присутствует песня, мы знаем: это призывают богов, чтобы они вдохнули в ситуацию свою мудрость и силу. Мы знаем, что в мире духа работают силы, занятые творчеством души.
Поэтому и пение, и использование сердца в качестве бубна – это мистические акты, пробуждающие те слои души, которые редко используются и редко видны. Дыхание, или пневма, касаясь нас, распахивает некие отверстия, возбуждает способности, к которым иначе не подступиться. Невозможно сказать, что именно нужно спеть или сыграть на бубне для каждого человека, потому что при этом открываются очень странные и необычные отверстия. Однако можете не сомневаться, что эта музыка будет божественной и захватывающей.
Танец тела и души
Благодаря своему телу женщина живет очень близко к природе Жизни-Смерти-Жизни. Если женщина пребывает в здравом инстинктивном уме, ее помыслы и импульсы – любить, творить, верить, желать – рождаются, проживают свой срок, вянут, умирают и снова рождаются. Можно сказать, что женщины сознательно или бессознательно практикуют это знание каждый лунный цикл своей жизни. Для одних луна, которая задает эти циклы, находится в небе, для других это – Женщина-Скелет, обитающая в собственной душе.
Исходя из своей плоти и крови и постоянных циклов наполнения и опорожнения красного сосуда в утробе, женщина понимает – физически, эмоционально и духовно, – что зениты бледнеют и гаснут, а то, что остается, перерождается непредсказуемо и вдохновенно, только для того, чтобы кануть в небытие и все же быть снова зачатым в полном великолепии. Как вы видите, циклы Женщины-Скелета пронизывают женщину сверху донизу, вдоль и поперек. Иначе и быть не может.
Порой мужчины, которые все еще убегают от природы Жизни-Смерти-Жизни, боятся такой женщины, поскольку чуют в ней прирожденного союзника Женщины-Скелета. Но так было не всегда. Символ смерти как силы духовного преображения остался с тех времен, когда Госпожу Смерть привечали как близкую родственницу, как сестру, брата, мать, отца или возлюбленную. Женские образы: Женщина- Смерть, Мать-Смерть или Дева-Смерть – всегда понимались как носительницы судьбы, созидательницы, жницы, матери, перевозчицы через реку и воскресительницы – все вместе, в едином цикле.
Иногда тот, кто убегает от природы Жизни-Смерти-Жизни, упорно считает любовь исключительно даром, тогда как любовь в своей наиболее полной форме есть череда смертей и возрождений. Мы расстаемся с одной фазой, с одной гранью любви, и входим в следующую. Страсть умирает и возвращается. Изгнанная боль всплывает снова. Любить – значит принять и в то же время вынести великое множество концов и начал, и все это в ходе одной и той же связи.
Этот процесс осложняется тем, что наша излишне цивилизованная культура в большинстве своем с превеликим трудом выносит способность к превращению. Но есть и лучшие позиции, которые позволяют принять природу Жизни-Смерти-Жизни. Хотя в разных странах ее называют разными именами, многие видят в ней un baile con la Muerte, танец со смертью, где танцор – Смерть, а Жизнь – его партнер.
В холмистом краю Великих Озер, где я выросла, жили люди, которые до сих пор используют библейские обороты речи: ибо, есмь, сие. Моя подруга детства госпожа Арль Шеффелер, седовласая мать, чей единственный сын погиб во Второй мировой войне, верна этому архаичному стилю. Однажды летним вечером я осмелилась спросить ее, продолжает ли она тосковать по сыну, и она ласково объяснила свой взгляд на жизнь и смерть, так что понять смог бы даже ребенок. Рассказ, который она загадочно озаглавила 'Смертельный удар' [8], заключался приблизительно в следующем. Женщина приглашает путника по имени Смерть к своему очагу. Она стара и не боится. Похоже, она знает, что Смерть не только отбирает жизнь, но и дарует. Она уверена, что смерть – причина всех слез и всякого смеха.
Она говорит Смерти: 'Добро пожаловать к огню'. Говорит, что любила ее 'за то, что все хлеба колосились и все поля полегали, за то, что мои дети рождались и мои дети умирали'. Она говорит, что знает ее, что они друзья. 'Смерть, ты приносишь мне много горя и веселья. Так давай потанцуем! Я знаю все шаги танца'.
Чтобы заниматься любовью – если нам суждено полюбить, – balaimos con la Muerte, мы танцуем со Смертью. Будут ливни и засухи, будут новорожденные и мертворожденные, и снова родится что-то новое. Любить – значит учить шаги. Заниматься любовью – значит исполнять танец.
Энергия, чувство, близость, одиночество, желание, скука – все это увеличивается и уменьшается относительно компактными циклами. Желание близости и обособленности прибывает и убывает. Природа Жизни-Смерти-Жизни учит нас не только танцевать – она учит, что болезнь нужно всегда лечить противоположным, поэтому лекарство от скуки – это новое действие, от одиночества – близость, а от чувства стесненности – одиночество.
Не зная этого танца, человек во время периодов затишья бывает склонен реализовать потребность
