иначе я заставлю вас замолчать! Говорите, я вас слушаю!

— Как эти люди нетерпеливы и недоверчивы! — сказал данит свысока. — Пророк приказал мне сообщить вам все, тем более что вы некоторым образом заинтересованы в этом деле.

— Вот так бы давно следовало вам начать разговаривать со мною. Но все-таки я не понимаю, чем я могу быть заинтересован в этом деле.

— Вы можете думать, как вам угодно, но я прошу вас выслушать меня с большим терпением.

— Хорошо, говорите, я вас слушаю!

— Прежде чем я буду говорить, прикажите подать мне стакан воды, потому что я чувствую такую сильную жажду, что язык прилипает к гортани.

— Извините, пожалуйста, что я до сих пор не предложил закусить ни вам, ни вашим товарищам, — сказал Грифитс и подал лейтенанту знак, который был понят последним.

Маркотет вышел, и через пять минут два лакея внесли и поставили на стол огромный поднос, уставленный всевозможных сортов закусками и винами.

— Пейте и ешьте, брат мой, — сказал капитан, — и еще раз простите мне, что забыл правила гостеприимства.

— Мы так спешили, что со вчерашнего дня ни люди, ни лошади ничего не ели, — сказал данит, набросившись с волчьим аппетитом на поданные закуски.

— Но отчего же вы так спешили? — спросил капитан. — Ведь вы же знали, что меня всегда можно застать дома.

— Я имел в виду не только вас, — отвечал данит, усердно опустошая поднос.

— Кого же еще?

Данит слегка поднял голову и посмотрел искоса на капитана.

— Того, кого мы преследуем, — сказал он глухим голосом и снова принялся набивать себе рот.

— Кого же вы преследуете?

— Вы скоро узнаете.

— Опасен он?

— Вы увидите.

Капитан Грифитс убедился, что ничего не добьется от голодного данита, кроме неясных и отрывистых ответов, перестал его спрашивать и, предоставив мормону полную свободу пожирать поставленные перед ним блюда, начал вполголоса разговаривать с другом своим, капитаном Джемсом Форстером.

Между тем лейтенант Маркотет, приказав накормить товарищей данита и лошадей их, возвратился в комнату.

Данит продолжал бесстрастно свою трапезу, не обращая, по-видимому, ровно никакого внимания на все, что происходило и говорилось вокруг него.

Наконец настала-таки минута, когда, при всем своем желании, он не мог проглотить более ни одного куска.

Налив себе стакан вина, данит выпил его залпом, отодвинул от себя поднос с тарелками, тщательно вытер рот и потом, вынув из кармана красивый портсигар, педантично, спокойно и с большим знанием выбрал себе сигару и принялся курить ее методично и не теряя своего достоинства.

Окончив все это, он самодовольно крякнул.

— Ну, — спросил капитан, — как вы теперь себя чувствуете?

— Гораздо лучше, благодарю, капитан; я был в страшном изнеможении, а теперь чувствую возобновление своих сил.

— Расположены ли вы теперь рассказать мне о цели вашего посещения?

— С удовольствием, капитан, если вы только будете согласны терпеливо выслушать меня хоть несколько минут.

— Ну, говорите же скорее.

— Вот в чем дело, капитан. Месяца два тому назад, побывав в одной из моих ферм, находящейся в пяти лье от Дезере, я возвращался в святой город; я ехал с одной из своих жен, француженкой, которую я очень люблю Когда мы поравнялись с глубоким оврагом, находящимся немного в стороне от дороги и который называется Волчьей Долиной, жена моя, указав на хищных птиц, которые с криком кружились над этим оврагом, спросила меня, что привлекает их к этому месту. Я взглянул, и действительно, большие вороны, серые орлы и другие хищные птицы кружились над Волчьей Долиной.

— Вероятно, — отвечал я, — они чуют в этом овраге добычу. Без сомнения, труп какого-нибудь волка или мула.

— А если это труп человека? — спросила жена.

— Быть может, хотя я вовсе этого не думаю.

Я слез с лошади и спустился в овраг; при моем приближении птицы с криком разлетелись, и я увидел труп человека. Несмотря на то, что труп этот сильно разложился и наполовину был съеден хищными птицами, мне стоило только бросить беглый взгляд, чтобы узнать в нем одного из наших святейших данитов. Несколько дней перед моим открытием он уехал из Дезере с другим данитом, по имени Гарри Браун, с которым он всегда находился в самых дурных отношениях. С тех пор как они оставили святой город, мы не получали никаких известий ни о том, ни о другом. Взвалив труп на одного из следуемых за нами мулов, я отправился в город и тотчас по приезде сообщил обо всем этом пророку, который собрал всех данитов, и труп несчастного был тщательно осмотрен; кроме перерезанного горла у него не оказалось никаких ран.

— Я знаю человека, который убил нашего брата, — сказал пророк, — он не избегнет кары правосудия. — Затем пророк отвел меня в сторону и сказал: — Убийца — Гарри Браун! Он совершил это преступление, чтобы осуществить свои тайные планы, которые он давно уже обдумывал. Сегодня вечером ты отправишься за ним в погоню в сопровождении десяти человек и встретишь убийцу в горах Рошез или, быть может, у реки Журдан. Я дам тебе письмо к капитану Грифитсу, который находится на охоте в здешних местах; он поможет тебе в преследовании убийцы.

— Как же я узнаю, где он находится? — спросил я пророка.

— Очень легко, — отвечал он. — Браун слишком хорошо знаком язычникам, чтобы осмеливаться показываться между ними; он не так глуп, чтобы рисковать быть повешенным. Он и убил брата нашего только для того, чтобы воспользоваться именем и платьем последнего, и теперь он, наверно, путешествует совершенно новой личностью.

— Как зовут этого человека, которого так изменнически убил Гарри Браун? — быстро спросил Грифитс.

— Имя этой святой жертвы Гедеон Кильд, — отвечал данит с невозмутимым спокойствием.

С первой же минуты свидания с мормоном капитаном Грифитсом овладело какое-то мрачное предчувствие, а потому он вовсе не ожидал услышать от этого злополучного вестника что-нибудь приятное, но как ни был он приготовлен к дурной вести, он, однако, не мог удержаться, чтобы не вскрикнуть при имени Кильда.

— Гедеон Кильд? — переспросил он.

— Разве вы его знаете? — холодно спросил данит.

— Быть может и знаю, — отвечал уклончиво капитан.

— Но тем не менее вы не откажетесь помочь мне отомстить за него?

— О, теперь я готов от всего сердца содействовать вам в этом; но все это так странно, так неожиданно, что я непременно должен обдумать это дело и составить себе план для дальнейших действий.

— Отчего же вы находите это странным?

— Вы скоро узнаете.