позднее утро, и местные воры только-только начали свою деятельность.

– Как тебе уже известно, воровское братство в Материоне отягощено кастовыми предрассудками, – продолжал Кааладор. – Воры не разговаривают с мошенниками, нищие со шлюхами – разве что, само собой, по делу, – а гильдия убийц и вовсе отверженные.

– Вот это уж точно супротив естества, – заметил Телэн.

– Сжалься, Телэн, – страдальчески попросил Стрейджен. – Одного из вас с меня вполне достаточно. Двое – это уже чересчур. Почему это убийц так презирают?

– Потому что они нарушают один из основных принципов тамульской культуры, – пояснил Кааладор. – Это ведь наемные убийцы, и они не раскланиваются и не расшаркиваются перед своими жертвами, прежде чем перерезать им горло. Тамульцы просто помешаны на вежливости. Они вовсе не против того, чтобы кто-нибудь резал благородных господ за плату. Им не по душе грубость. – Кааладор покачал головой. – Вот почему тамульских воров так часто ловят и обезглавливают. Им кажется невежливым удирать, когда их застукали.

– Невероятно, – пробормотал Телэн. – Стрейджен, это еще хуже, чем мы думали. Если эти люди не разговаривают друг с другом, мы никогда не узнаем от них ничего полезного.

– Я ведь предупреждал вас, друзья мои, чтобы вы в Материоне не надеялись на слишком многое, – напомнил Кааладор.

– А что, прочие гильдии боятся убийц? – спросил Стрейджен.

– Еще как! – ответил Кааладор.

– Тогда с них и начнем. Как местные воры относятся к императору?

– С трепетом, само собой, и обожанием, которое граничит с откровенным обожествлением.

– Отлично. Свяжись с гильдией убийц. Когда Телэн передаст тебе от меня весточку, пусть головорезы схватят тех, кто возглавляет другие гильдии, и доставят во дворец.

– Чегой-то ты там замышляешь, дружочек?

– Я поговорю с императором и попробую убедить его произнести речь перед нашими Материонскими братьями, – пожал плечами Стрейджен.

– Ты, случаем, не спятил?

– Конечно нет. Тамульцы беспрекословно подчиняются традициям, и одна из традиций состоит в том, что император может на время отменить любую традицию.

– Ты понимаешь, к чему он клонит? – обратился Кааладор к Телэну.

– Я отстал от его мысли на последнем крутом повороте.

– Дай-ка я попробую пересказать твою идею своими словами, – сказал Кааладор светловолосому талесийцу. – Ты намерен нарушить все известные обычаи преступного мира в Материоне, приказав убийцам похитить главарей других гильдий.

– Верно, – кивнул Стрейджен.

– Далее, ты собираешься доставить их всех в императорскую резиденцию, куда вход им категорически запрещен.

– Верно.

– Затем ты хочешь упросить императора произнести речь перед людьми, о существовании которых он даже не должен подозревать.

– Примерно это и было у меня на уме.

– И император должен приказать им презреть освященную веками традицию и начать работать вместе?

– По-твоему, с этим будут какие-то трудности?

– Ну что ты, что ты. Я только хотел убедиться, что правильно понял тебя, вот и все.

– Так значит, все в порядке, старина? – осведомился Стрейджен. – Тогда я пойду поговорю с императором.

Сефрения вздохнула.

– Ты несносен, как ребенок, – сказала она. У Саллы глаза полезли на лоб.

– Как ты смеешь? – почти взвизгнул он. Лицо стирикского старейшины побелело.

– Ты забываешься, старейшина Салла, – заметил разъяренному стирику Заласта. – Советник Сефрения говорит от имени Тысячи. Или ты откажешься подчиниться решению Тысячи? И богов, которых она представляет?

– Тысяча заблуждается! – вспыхнул Салла. – Не может быть никаких соглашений между стириками и свиноедами!

– Это решать Тысяче, – твердым, как кремень, голосом сказал Заласта.

– Вспомните, что творят с нами эти эленийские варвары! – воскликнул Салла, задыхаясь от бешенства.

– Ты всю жизнь прожил в стирикском квартале Материона, старейшина Салла, – сказал Заласта. – Ты, наверное, ни разу в жизни и не видел эленийца.

– Я умею читать, Заласта.

– Счастлив это слышать. Впрочем, мы явились сюда не для того, чтобы обсуждать решение Тысячи. Верховная жрица Афраэли известила тебя об этом решении. Нравится оно тебе или нет, а тебе придется его исполнять.

Глаза Саллы наполнились слезами.

– Они убивают нас! – всхлипнул он.

– Для убитого, Салла, ты выглядишь просто великолепно, – заметила Сефрения. – Скажи, это было очень больно?

– Ты знаешь, что я имею в виду, жрица.

– Ах, да, – сказала она, – вечное и утомительное стирикское стремление присвоить себе чужую боль. Кто-то на другом конце земли протыкает ножом стирика, а у тебя идет кровь. Ты сидишь здесь, в Материоне, в роскоши и безопасности, жалеешь себя и втайне мучаешься от зависти, что тебе отказали в праве стать невинной жертвой. Что же, Салла, если тебе так хочется пожертвовать собой, я могу это устроить. – Лепет этого болвана вверг Сефрению в состояние холодной ярости. – Тысяча приняла решение, – жестко сказала она. – Я не обязана объяснять тебе почему, но все же объясню – чтобы ты мог передать это объяснение своей общине. И тебе придется сделать это, Салла. И быть при этом весьма убедительным, иначе мне придется тебя сместить.

– Моя должность пожизненная! – заносчиво заявил он.

– Именно об этом я и говорю, – зловещим тоном пояснила Сефрения.

Салла уставился на нее.

– Ты не посмеешь! – выдохнул он.

– А ты проверь. – Сефрения давно уже мечтала сказать кому-нибудь эту фразу, и теперь обнаружила, что это весьма приятно. – Суть дела вот в чем, Салла, – можешь прервать меня, если я буду говорить слишком быстро для тебя. Эленийцы – варвары, которые ищут повода прикончить всякого стирика, попавшегося им на глаза. Если мы не поможем им в этом кризисе, мы поднесем им искомый повод на бархатной подушечке. Мы поможем им, потому что если мы этого не сделаем, они перебьют всех стириков в Эозии. А ведь мы не хотим, чтобы это случилось, не так ли?

– Но…

– Салла, если я услышу от тебя еще одно «но», я тебя уничтожу. – Сефрения с некоторым изумлением обнаружила, что вести себя по-эленийски очень даже приятно. – Я передала тебе решение Тысячи, а Тысяча говорит от имени богов. Предмет не подлежит обсуждению, так что прекрати ныть и изворачиваться. Ты подчинишься или умрешь. Таков твой выбор, и выбирай побыстрее, потому что я спешу.

Эти слова потрясли даже Заласту. – Твоя богиня жестока, советник Сефрения! – выпалил Салла.

Сефрения ударила его прежде, чем успела подумать, что делает, – ее рука, казалось, двигалась сама по себе. Она воспитывала много поколений пандионцев и знала, как нужно блокировать плечо для удара. У нее вышло гораздо большее, чем обычная оплеуха. Костяшки ее кулака с силой впечатались в