25 сентября я снова на полигоне. Шла подготовка к пуску технологического «Восхода» с манекенами. Назначенная на 29 сентября Госкомиссия вынуждена была выслушать сообщение Богомолова об отказе «Трала». Требовались разборка, замена и повторные испытания корабля – это не менее пяти суток. СП под влиянием последних событий заводился по любому поводу «с пол-оборота». В воздухе «пахло грозой» еще и потому, что при срыве графика не все были заняты делом. Споры, обострение отношений в такой напряженной обстановке иногда возникали по пустякам.
Очередная Госкомиссия заседала только 5 октября. Богомолова совсем недавно чествовали в связи с пятидесятилетием сначала здесь, на полигоне, а затем – на торжественном собрании в ОКБ МЭИ. Теперь его топтали и терзали за низкое качество «Трала».
6 октября рано утром началась подготовка к пуску первого беспилотного «Восхода». Все проходило настолько штатно, по графику, что даже СП ходил по площадке прогулочным шагом и внешне был совершенно спокоен. В 10.00 состоялся пуск. Технологический «Восход» вышел на расчетную орбиту. Через сутки он приземлился в положенном районе. По докладу с места приземления, система мягкой посадки сработала отлично.
Наши грехи по неотстрелу люка и богомоловские по отказу «Трала» были прощены и забыты.
Теперь пора было дать «зеленый свет» пуску пилотируемого «Восхода». Но неожиданно появился еще один грешник. Пришел доклад из Воронежа о возникновении «высокой частоты» при контрольных испытаниях на огневом стенде двигателей третьей ступени. Косберг на Госкомиссии доказывал, что это явление возникает только при стендовых испытаниях. В полете такого не бывает. Кос-бергу поверили. Очень устали ждать пуска.
Споры о составе экипажа закончились победой Королева: летят Комаров, Егоров, Феоктистов. Опытный летчик-испытатель Комаров, молодой врач Егоров и конструктор Феоктистов привезут из космоса бесценную информацию. Таковы были надежды.
Предстоящий пуск «Восхода», по сравнению с предыдущими шестью пилотируемыми пусками, без сомнения, был большим риском. Во-первых, космонавты летели без скафандров. Случайная потеря герметичности конструкции – и гибель неминуема. Во-вторых, ограничения по объему и массе не позволили снабдить корабль запасом средств жизнеобеспечения более чем на двое суток. Медлить с возвращением на Землю нельзя. В-третьих, новая система приземления проверена только один раз!
11 октября на старте была организована встреча экипажа «Восхода» с военным составом участников предстоящего пуска. Митинг сблизил всех. Каждый солдат гарнизона, стоявший на площадке по команде «вольно», почувствовал себя участником, ответственным за предстоящее свершение советской науки.
Пользуясь тем, что скафандры не требовались, Королев с тремя членами экипажа поднялся на лифте к кораблю якобы для инструктажа. Такому, как Феоктистов, инструктаж не нужен. Он знал корабль со всеми его системами лучше Королева. Думаю, что Королев очень волновался, он искал способ успокоиться. Но тогдашняя техника не располагала к успокоению. Во время генеральных испытаний носителя отказал бортовой передатчик «Трала», на этот раз на третьей ступени. Замена с перепроверкой требовала не менее часа – в такой напряженной обстановке скандала не миновать.
–Алексей Федорович, – сказал Богомолову Кириллов, – ищите Королева и Тюлина и докладывайте сами. Я получать за вас по шее не хочу.
Богомолов со старта приехал на ТП, нашел Королева в его кабинете, там же был Тюлин и еще несколько членов Госкомиссии.
После радостного доклада Богомолова, что замена «Трала» будет закончена через 10 минут, Королев взорвался и закричал:
– Уходи, я не могу тебя видеть! Ты трусливый мальчишка!
И много других подобных выражений выплеснулось на пятидесятилетнего «мальчишку». Во время этой тяжелой для всех присутствующих сцены Кириллов со старта доложил, что замена «Трала» будет закончена через час, график подготовки носителя не нарушается за счет имевшегося резерва времени.
– Вот твои десять минут! Не хочу больше иметь с тобой дела!
Это было последним происшествием перед пуском трехместного корабля. В ночь на 12 октября – день старта «Восхода» – ударил мороз. Ясной безветренной ночью температура упала до минус десяти.
В 7 утра, успев быстро позавтракать на «двойке», мы спешили в барак «банкобус» в 200 метрах от старта.
На последнем заседании Госкомиссия приняла решение о начале заправки и пуске. Первым рейсом на лифте поднялись Егоров и Феоктистов, вторым – Комаров в сопровождении ведущего конструктора Евгения Фролова.
По пятнадцатиминутной готовности я уехал на ИП-1. Пуск прошел красиво и нормально. Вместе с телеметристами после разделения я наблюдал дрожание святящихся столбиков на электронных экранах приемной станции «Трал».
На 525-й секунде Воршев торжественно доложил:
– Есть отделение объекта.
Стоявший рядом со мной у стойки «Трала» Богомолов получил полное удовлетворение. Это его аппаратура позволила всем оставшимся на Земле убедиться, что корабль с тремя космонавтами благополучно вышел на орбиту.
Когда мы с Богомоловым не спеша приехали с ИПа на «двойку», там Брацлавец уже организовал показ космонавтов по телевидению. По ВЧ Тюлин и Королев дозвонились до Пицунды, где отдыхал Хрущев, и докладывали ему о полете. Вторым заходом доложили Брежневу, Смирнову и Устинову. Этим троим в то время было не до космоса. Никто из нас не мог себе представить, что в эти, такие радостно-торжественные, как нам казалось, минуты Королев и Тюлин разговаривали не только с главой государства, но и с человеком, который готовился на следующий день его заменить.
Кремлевские заговорщики не решились раньше времени исключить из программы прямую связь и переговоры Хрущева с экипажем «Восхода». Связь была организована. Комаров доложил Хрущеву, что полет проходит нормально. Хрущев пожелал счастливого возвращения на Землю и скорой встречи.
Каманин переговорил с Вершининым и просил его обратиться к Малиновскому с ходатайством о присвоении Комарову звания инженер-полковник, а Егорову и Феоктистову – звания капитан.
По расписанию дежурств на КП я попал в одну смену с Гагариным с трех утра и до посадки. Большая часть нашей смены приходилась на «глухие витки» – когда связь с экипажем невозможна.
Мне нравилось наблюдать за Гагариным, когда он вел переговоры с экипажем. Он сам явно не скрывал, что получал при этом удовольствие. Комаров докладывал из космоса спокойно и уверено.
В 8 утра Королев и Тюлин решили, что перед посадкой полезно доложить Хрущеву.
– Он еще спит, – предупредил Тюлин.
– Ничего, по такому поводу нас ругать не будет, – успокоил Королев.
Через Москву связались с Пицундой, и Королев коротко доложил, что на борту все в порядке. Программа полета была рассчитана на одни сутки. Хрущев об этом знал. Тем не менее Королев «для порядка» попросил у Хрущева разрешение на посадку. Оба – и Королев, и Тюлин – посчитали, что Хрущеву будет не лишним таким образом напомнить о его личном вкладе в создание «Восхода». Согласие на посадку было получено. Это был последний разговор с Хрущевым. Кремлевскими заговорщиками он был уже отрешен от власти над великой страной. До выдачи команды на включение цикла спуска Королев попросил Гагарина вызвать Комарова на связь.
– Я – «двадцатый». Как самочувствие и готовы ли вы к заключительным операциям? – спросил Королев.
–Я – «Рубин», самочувствие хорошее. Много интересных явлений. Хотелось бы продолжить работу, – ответил Комаров.
Королев посмотрел на окружающих. Большинство замотали головами. Да ему и самому было ясно, что продолжение еще на сутки очень рискованно.
Чуть улыбнувшись, он нажал тангенту микрофона и ответил:
– Но у нас не было такой договоренности!
– Да, не было, но много нового.
– Всех чудес, «Рубин»', до конца не пересмотришь. Как поняли? Я «двадцатый», прием!