Королева. Фото – и видеотехники было вполне достаточно. Воскресить образы тех, кто был здесь 10 апреля 1961 года, эта техника не могла. Грустно было смотреть на совсем обмелевшую Сырдарью. «Даже на байдарке не пройти», – подумалось мне. В 1995 году я так и не мог ответить на простой вопрос: «Кто, кроме меня и четырех космонавтов (Титова, Поповича, Николаева и Быковского), еще жив из тех двадцати пяти, которые были в этой беседке перед историческим полетом?»

Вечером 10 апреля 1961 года в торжественной обстановке, в большой тесноте, при ослеплявшей подсветке для фотокиносъемки, состоялось заседание Государственной комиссии. На это заседание собралось много людей. Все говорили четко, коротко и торжественно, только для кино – и звукозаписи. Все решения уже были приняты на закрытом заседании. Но даже этот единственный хроникальный фильм о заседании Государственной комиссии был рассекречен и разрешен к демонстрации на открытых сеансах только 10 лет спустя.

11 апреля проводились все положенные по инструкциям испытания носителя и корабля на стартовой позиции. Почти каждый ответственный за систему прежде, чем расписаться в журнале за проведенную операцию, приговаривал: «Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, – замечаний нет!»

И, действительно, к утру 12 апреля все было готово и подписано без замечаний.

По четырехчасовой готовности начали заправку. По двухчасовой на стартовую площадку подъехал автобус с космонавтами. Провожавших и обнимавших Гагарина перед посадкой в лифт оказалось гораздо больше, чем было предусмотрено где-то оговоренным расписанием. К счастью, скупые, но достоверные кадры кинохроники сохранились. Это во многом заслуга кинооператоров студии «Моснаучфильм» и, в частности, упомянутого неутомимого Володи Суворова. Теперь по юбилейным датам демонстрируются на торжественных собраниях кадры проводов и посадки Гагарина в лифт. Провожают его к лифту Воскресенский и Ивановский. Ивановский поднимается с Гагариным в лифте и потом помогает ему обустроиться в спускаемом аппарате.

Я спустился в бункер, посмотрел на сосредоточенно серьезных военных пультистов носителя, Пилюгина, пристроившегося в углу пультовой со своими консультантами, расположившихся в гостевой Москаленко и Руднева, убедился, что у следившего за пультами «объекта» Юрия Карпова тоже «замечаний нет».

Юрий Быков начал проверку «Зари» из бункера. Через десять минут связь с «Кедром» – такой позывной присвоили Гагарину – была налажена. До спуска Королева в бункер связь с Гагариным из «гостевой» вели Каманин и Попович.

Поднявшись из бункера, я доложил находившемуся на площадке Королеву, что по моей части замечаний нет, и получил «добро» отбыть на ИП-1. Только приехав на ИП, я узнал о том, что все же после посадки Гагарина в аппарат произошло ЧП: на пульте в бункере не загорелся транспарант, удостоверявший закрытие входного люка корабля. Повторное открытие и закрытие люка с проверкой концевого контакта было быстро проделано Ивановским и монтажником Морозовым. Со временем за неимением каких-либо других замечаний, требовавших героизма стартовой команды, сей эпизод, постепенно обрастая драматизирующими деталями, вошел в устные и эпистолярные воспоминания о запуске первого человека в космическое пространство.

На ИП-1 транслировались переговоры «Зари» с «Кедром». Последние доклады из бункера «Зажигание», «Предварительная», «Главная», «Подъем!» подключили всех нас к улетающей ракете. Лихое гагаринское «Поехали!» потонуло в нарастающем реве двигателей.

Теперь быстро на «двойку». Там уже идут переговоры с Гагариным. Слышимость отличная. Быков сияет. Его «Заря» впервые говорит из космоса голосом живого человека.

– Видимость отличная! В иллюминатор «Взор» наблюдаю Землю, облака… Вижу реки… Красота!…

Самым мучительным в тот день было ожидание сообщения о благополучном приземлении. Но вот уже все позади. Мы прощаемся, не подавая вида, что завидуем тем, кто улетает в ликующую Москву.

На следующий день после пуска Гагарина мы, оставшиеся на полигоне по «злой воле Королева», как выразился Калашников, приобщались к ликованию всей страны, изредка включая приемники. Я утешал друзей тем, что мы тоже «первыми в мире» получили возможность изучать пленки телеметрических записей поведения в полете систем исторического носителя и корабля. Просмотрев пленки, мы убедились, что все три ступени носителя работали «без замечаний», за исключением системы радиоуправления дальностью и интеграторов скорости, выдающих команду на выключение двигателя блока «А».

Радисты Михаила Борисенко дали объяснение, что отказал преобразователь постоянного тока в переменный. Но любимые Пилюгиным электролитические интеграторы скорости на центральном блоке тоже отличились. Ошибка в 0, 25 метров в секунду привела к увеличению высоты апогея относительно расчетного значения на 40 километров. Если бы не сработала исаевская ТДУ, «Восток» просуществовал бы на орбите не 5-7 расчетных дней, а 15-20.

После выключения ТДУ корабль начал вращаться вокруг своих осей, по оценке Гагарина, со скоростью около 30 градусов в секунду. Системы успокоения возмущений, возникающих после выключения ТДУ, на «Востоке» еще не было. Разделение спускаемого аппарата с приборным отсеком произошло по команде ПВУ через 10 минут после выключения ТДУ. Никаких отклонений от программы спуска не было. Все окончилось счастливо в столь длинной многозвенной цепочке вероятностей.

Подробности о демонстрациях в Москве, приеме в Кремле и восторженных откликах мира мы узнавали из репортажей Левитана и Би-би-си! Обида на Королева усилилась еще более после того, как из разговора по ВЧ мы от дежурного в Подлипках узнали, что Мишину и мне на дом правительственная служба из Кремля доставила приглашения «пожаловать на вечерний прием вместе с супругами».

В Москве 14 апреля вечером был грандиозный салют. У нас, в Тюратаме, по программе – очередной пуск 8К74 с 31-й площадки. С Мишиным и Осташевым мы поехали на 31-ю, считая, что такой пуск тоже будет неплохим салютом. Пуск полностью осуществлял военный расчет. Наш салют состоялся, но на следующий день по пленкам «Трала» мы убедились, что в районе 250-й секунды полета упало давление в газогенераторе, затем в камерах сгорания. Ракета некоторое время тянула на рулевых двигателях, потом сорвалась по вращению. Сработал АВД: вырубил двигатели и отделил головную часть. А это была боевая ракета! Правда, безъядерная.

Огорчение принесло по радио сообщение, что 15 апреля в Доме ученых прошла пресс-конференция, посвященная первому в мире полету человека в космическое пространство. После рассказа Гагарина на пресс-конференции выступили академики Парин, Федоров, Сисакян, Несмеянов. И ни звука, никаких упоминаний об академиках -действительных героях этого события. Их присутствие в зале и то оказалось нежелательным. Может быть, это «сгоряча», кто-то недодумал? Нет, это была продуманная и последовательно проводимая вредная перестраховка.

Некоторое успокоение в массы безымянных героев внесло опубликованное 16 апреля официальное сообщение: «Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР признали необходимым наградить орденами и медалями СССР ученых, рабочих, инженеров и техников – участников создания космического корабля-спутника „Восток“ и обеспечения первого в мире успешного полета советского человека в космос. Соответствующим министерствам и ведомствам поручено представить к награждению персональный состав участников создания и обеспечения полета космического корабля-спутника „Восток“.

Президент Академии наук Несмеянов ничем не провинился перед космическими исследованиями, но Хрущева и Суслова он чем-то не устраивал. 18 мая общее собрание Академии наук удовлетворило его «просьбу» об освобождении от этой высокой должности и президентом был избран Мстислав Келдыш. 19 мая новый президент открыл общее собрание Академии наук, целиком посвященное полету человека в космическое пространство. Все, что он сказал в своей вступительной речи, было нешаблонно и для непосвященных очень ново. Однако при перечислении всех достижений упоминались только два имени – Гагарин и Циолковский. Основной доклад на собрании сделал академик Благонравов. Он подробно остановился на технических проблемах полета – разделе, который готовился у нас в ОКБ-1 и тщательно