— Допустим, что так, — уклончиво ответил я. — Но я хотел бы знать, каких изменений вы от нас ждете?
— Таких, которые пойдут вам же на пользу, — пояснил Стюарт. — Только таких.
— Например?
— Все это хорошо известно, мистер Воронов! — добродушно произнес Стюарт. — Чтобы жить в мире, надо лучше знать друг друга. Но разве можно в газетных киосках вашей страны найти хотя бы одну американскую газету? «Дейли уорлд» не в счет, ее и в Штатах только коммунисты читают.
«Старая песня! — с тоской подумал я. — „У вас нет свободы печати“… „У вас только одна партия“… Как скучно!»
— Что еще?
— Я мог бы, — все так же добродушно ответил Стюарт, — вывалить на вас всю «третью корзину». Однако я не собираюсь делать это. Наши и ваши бюрократы уже и так охрипли, обсуждая ее содержимое в Женеве. Если они пришли к соглашению, то отчего бы и нам не сговориться? В конце концов, взаимопонимание зависит от людей бизнеса и журналистов в гораздо большей степени, чем от чиновников государственного департамента или министерства иностранных дел.
— Вы, кажется, причисляете себя к бизнесменам?
— В известной степени. Вы тоже не слышали о фирме «Электрик машинери корпорэйшн»?
— Не слышал, — признался я.
— Между тем она не из последних.
— Какое же отношение вы к ней имеете?
— Фирма принадлежит нашей семье. Как-нибудь я расскажу вам свою «одиссею».
«Еще одна неожиданность! — подумал я. — Значит, этот тип действительно не только редактор газеты, но и бизнесмен. „Фирма принадлежит нашей семье“… Чудеса в решете!»
— Никак не могу понять, — сказал я, — чего вы от нас все-таки ждете? Чтобы мы продавали ваши газеты?
— Но, мистер Воронов, это же просто символ! — возразил Стюарт. — Разумеется, гораздо важнее, чтобы ваши танки ушли из Европы.
— А что вы предлагаете взамен? Ликвидируете свои средства передового базирования? Так они, кажется, у вас называются? Что ж, давайте поторгуемся. Бизнес есть бизнес!
— Согласен, давайте торговаться. Во-первых, ваш уровень жизни еще очень невысок. Мы поможем повысить его. Продадим товары, нужные вашему населению. У вас плохие отели, рестораны, магазины. Скажите откровенно, есть у вас что-либо похожее хотя бы на этот бар? Качество обслуживания в вашей стране очень низкое. Я позволяю себе говорить вполне откровенно…
— Валяйте, валяйте, — отозвался я, употребляя одно из жаргонных словечек Чарли.
Наш разговор прервался, ибо музыка вновь смолкла и нежный голос диктора сказал:
— Атеншен, атансьон, ахтунг! Ледиз энд джентльмен, медам э месье, майне дамен унд хэррен!
Стюарт невольно прислушался.
— Очередной пресс-релиз о делегациях, прибывших на Совещание, будет к услугам господ журналистов завтра в пресс-центре начиная с девяти часов утра. Сенкыо, мерси, данке шен, киитос.
Текст объявления был произнесен сначала по-английски, а затем повторен по-французски, по- немецки, по-русски и, наконец, насколько я мог догадаться, по-фински.
— Кто бы мог подумать, что финский язык станет официальным языком такого Совещания, — иронически улыбнулся Стюарт.
— Боюсь, что вам еще об очень многом предстоит подумать, — в тон ему ответил я.
— Вот как! — протянул Стюарт. — Однако, как говорят французы, вернемся к нашим баранам. Итак, мистер Воронов, мы могли бы оказать вам весьма эффективную помощь. Да и не только вам. Жизненный уровень стран Восточной Европы тоже сильно отстает от западноевропейского. Посоветуйте им отказаться от плановой экономики. Они нуждаются в нашей помощи не меньше, чем вы. Вот тогда, мистер Воронов, мирное сосуществование станет не просто лозунгом, но реальным делом. Чему вы улыбаетесь?
— Вспомнил старый анекдот.
— Какой?
— Один купец… ну, коммерсант, бизнесмен, предлагает другому купить у него повидло и… секундные стрелки для часов.
— Повидло?
— Нечто вроде джема или варенья.
— При чем тут часовые стрелки?
— Точно такой же вопрос второй купец задает первому и заявляет, что повидло он возьмет, а стрелки ему не нужны. Тогда первый отвечает, что это невозможно.
— Почему?
— Потому, что стрелки и повидло перемешаны. Брать надо либо то и другое, либо ничего.
— Не понимаю аналогии.
— Чего же тут не понять? Ваш бизнес, мистер Стюарт, перемешан с политикой. Ваше изобилие перемешано с кровью.
— Мистер Воронов!..
— Простите, я не хотел вас обидеть. Но ведь у нас откровенный дружеский разговор! Я хотел сказать, что ваше изобилие неотделимо от безработицы, расизма, террора. Оно связано с богатством одних и нищетой других. Я не отрицаю ваши достижения в области техники и сервиса. Нам есть чему у вас поучиться.
— Это я и предлагаю!
— Бескорыстно?
— Бескорыстного бизнеса не бывает. Бескорыстной бывает только благотворительность! За помощь надо платить!
— Чем, мистер Стюарт? Если деньгами и товарами, мы согласны. Но вы же требуете другой платы.
— Какой? Уж не хотите ли вы сказать, что мы посягаем на вашу социальную систему?
— На словах — нет. Это было бы слишком наивно. Но мне кажется, на деле вы хотите приобрести такие рычаги, с помощью которых ее можно было бы видоизменить. Короче говоря, мы с вами по-разному понимаем слово «Хельсинки». А ваш «бизнес» нам уже некогда предлагали. Только он назывался иначе.
— Как?
— План Маршалла.
— Вас опять тянет в далекое прошлое.
— Уроки истории не проходят даром. В свое время мы отказались от этого плана, хотя были разорены войной. Тысячи наших сел и городов лежали в руинах. Неужели вы думаете, что мы примем такой же план теперь, когда видим мир с высоты наших космических кораблей?
— Любой бизнес невозможен без компромисса! — возразил Стюарт.
— Но он предполагает взаимную выгоду. Какое равноправие может быть между партнерами, если один из них сядет в долговую яму?
— Вы драматизируете события, мистер Воронов.
— Вовсе нет. Я оптимист и верю в победу здравого смысла.
— Он уже победил! Столь дорогая вашему сердцу Потсдамская конференция длилась две недели. Ее участники пробирались сквозь непроходимые джунгли. Совещание же в Хельсинки займет всего два дня.
— Плохо считаете, мистер Стюарт. Для того чтобы Потсдам стал реальностью, надо было разгромить фашизм. На это ушло четыре года. А для того чтобы состоялось нынешнее Совещание, понадобилось куда больше времени! Нашей стране и ее друзьям пришлось приложить немало усилий,