Только сейчас Звягинцев заметил, что по небу шарят лезвия прожекторов. Он прислушался. Откуда-то очень издалека, заглушаемый шумом мотора, доносился гул зенитной стрельбы.
– Сейчас объявят тревогу, – сказал он.
– А она уже два часа как объявлена! – охотно откликнулся шофер.
«Вот как?» – удивленно подумал Звягинцев, за работой он даже не расслышал предупреждений по радио.
– А я люблю ночью ездить, – продолжал словоохотливый водитель, – всегда в разгон прошусь! Ни тебе людей, ни машин! Мчишься, как царь дорог! Но-но! – предупреждающе воскликнул он, увидя, как с тротуара, наперерез машине, шагнул было милиционер. – Глядеть надо! – И ткнул пальцем в пропуск – квадрат картона, прикрепленный к ветровому стеклу.
Звягинцев с улыбкой посмотрел на своего водителя. И ему подумалось, что этот молодой, с белесыми глазами парень в лихо надвинутой на бровь пилотке, наверное, еще воспринимает войну как нечто романтическое, тревожно-волнующее, но отнюдь не опасное. «Если бы ты знал, с каким заданием я еду в Смольный!» – подумал Звягинцев.
– Товарищ майор, – снова заговорил шофер, – а правду говорят, что наши под Берлином десант высадили? С тыла, значит?
– Не знаю, не слышал, – ответил Звягинцев.
– А в городе говорят! – не унимался водитель. – Я вот вечером одного генерала возил, тоже спрашивал. Молчит! По виду его чувствую, что знает, а молчит. А вам, выходит, неизвестно?
Эти последние слова он произнес с нотками снисхождения в голосе, явно давая понять, что и не ожидал другого ответа от командира столь невысокого по сравнению с генералом звания.
Он гнал машину по пустым улицам, не соблюдая правил движения, то по правой, то по левой стороне, явно наслаждаясь своими неограниченными возможностями.
За какие-нибудь пятнадцать минут они миновали большое расстояние от штаба до Смольного. Не доезжая метров тридцати до ворот, шофер резко остановил машину – она жалобно скрипнула тормозами – и сказал:
– Приехали, товарищ майор. Дальше нельзя – новый приказ вышел. Я за углом ждать буду, где трамвайный круг. Туда в подойдете.
Звягинцев вышел из машины и собирался было уже захлопнуть дверцу, когда снова раздался голос шофера. Перегнувшись через сиденье, он крикнул ему вслед:
– А вы, товарищ майор, если к случаю придется, узнайте у начальства-то! Ну, насчет десанта. Там- то, – он кивнул в сторону Смольного, – небось все известно. Вы не думайте, в случае чего я молчок. Службу знаю…
Прошло всего трое суток с тех пор, как Звягинцев вышел из Смольного, но ему показалось, что он не был здесь очень давно. И не только потому, что за это время неузнаваемо изменился внешний вид Смольного, подъезд к которому был прикрыт гигантской маскировочной сетью, а для того, чтобы проникнуть в само здание, Звягинцеву пришлось трижды предъявить свое удостоверение на постах, начиная от ворот, и трижды молодые лейтенанты из охраны тщательно сверяли его фамилию со своими списками. Изменилась сама атмосфера внутри Смольного. Обычно тишина царила в его бесконечных коридорах и люди как бы терялись в них, становились незаметными.
Правда, уже в ту предвоенную ночь, когда Звягинцев шел на совещание к Васнецову, на втором этаже царило необычное оживление.
Но сейчас уже весь Смольный, все его коридоры чем-то напоминали Звягинцеву тот старый Смольный, который он знал только по кинофильмам, посвященным Октябрьской революции. По коридорам озабоченно сновали люди, многие из них были в военной форме, армейской и морской, и Звягинцев, как кадровый командир, мгновенно заметил, что форму эту они надели совсем недавно. Бойцы-связисты, стоя на лестницах-стремянках, тянули по стене, под карнизом, телефонный провод. Торопливой походкой, но не смешиваясь с остальными людьми, обгоняя их, проходили фельдъегеря – их легко было узнать по фуражкам с синим верхом и по одинаковым большим клеенчатым портфелям. Время от времени на пути Звягинцева по длинным коридорам открывались двери и из комнат выходили люди, на ходу читая какие-то листы бумаги или узкие телеграфные ленты, а вслед им неслась мягкая дробь пишущих машинок. На стенах, обычно гладких и, казалось, всегда свежевыкрашенных, теперь висели военные красочные плакаты… Звягинцев не знал, на каком этаже находится кабинет Жданова. Ему не пришло в голову спросить об этом генерала Пядышева, и теперь, бредя по коридорам Смольного, он надеялся, что найдет этот кабинет по табличкам с указанием фамилий, которые, как помнилось Звягинцеву, висели еще три дня назад на каждой двери.
Но сейчас табличек не было. О них напоминали только узкие светлые следы на дверях.
В этой настороженной, тревожно-деловой атмосфере Звягинцев как-то не решался спросить первого встречного, где находится кабинет Жданова. Он уже собрался вернуться на пост охраны, чтобы узнать номер нужной ему комнаты, повернулся и лицом к лицу столкнулся с выходящим в этот момент из дверей ближайшей комнаты Васнецовым.
Лицо Васнецова было сурово-сосредоточенным, густые брови сдвинуты на переносице. Еще секунда, он прошел бы мимо, даже не взглянув на Звягинцева.
– Товарищ Васнецов! – тихо окликнул его Звягинцев, но тут же вытянулся в положение «смирно» и уже громче повторил: – Разрешите обратиться…
Васнецов остановился, рассеянно посмотрел на Звягинцева, видимо все еще занятый своими мыслями, и сказал:
– А-а, товарищ майор!..
Потом чуть заметно улыбнулся и добавил:
– Хотелось бы мне, чтобы ты тогда оказался неправ. Всем нам хотелось…
Улыбка исчезла с его лица, брови снова сурово сдвинулись. Он сказал:
– Впрочем, об этом сейчас говорить нечего.
И пока Звягинцев соображал, к чему относились его слова, добавил уже суше:
– К товарищу Жданову?
– Да… но я не знаю, где его кабинет, – поспешно произнес Звягинцев.
– Здесь, – сказал Васнецов, он показал в сторону двери, из-за которой только что появился, и добавил: – Доложите его помощнику полковому комиссару Кузнецову, что прибыли.
В небольшой комнате за желтым, с откинутой гофрированной крышкой секретером сидел средних лет человек в гимнастерке. Слева от него стоял стол с телефонами.
Звягинцев остановился на пороге и по укоренившейся военной привычке громко произнес:
– Разрешите?..
Кузнецов поднял голову от бумаги, которую в этот момент читал, и, не то спрашивая, не то утверждая, ответил:
– Товарищ Звягинцев?.. Сейчас доложу Андрею Александровичу.
Он встал, подошел к расположенной слева от секретера обитой кожей двери, повернул торчащий в замке маленький плоский ключ и скрылся за дверью. Через мгновение он вернулся в сказал:
– Обождите немного. Товарищ Жданов сейчас закончит… Присядьте.
Звягинцев не понял, что именно закончит Жданов – совещание или какой-то телефонный разговор, но спрашивать, естественно, не стал и сел на один из стоящих вдоль стены стульев.
Неожиданно он подумал: «А в каком звании Жданов? Ведь теперь он является членом Военного совета…»
Однако задавать вопросы снова погрузившемуся в чтение бумаг Кузнецову Звягинцеву казалось неудобным, и он приготовился терпеливо ждать, мысленно повторяя слова своего предстоящего доклада, содержание которого он продумал, еще когда ехал в машине. Однако ждать пришлось недолго. Прошло всего лишь несколько минут, обитая кожей дверь снова раскрылась, и оттуда торопливо вышел незнакомый Звягинцеву генерал. Звягинцев вскочил, вытягиваясь. Встал и Кузнецов.
Дверь отворилась, пропуская контр-адмирала и двух полковников. Они быстро миновали приемную и скрылись.
