скандала. Чувствуя себя в некоторой степени виновной в чрезмерном истреблении дорогого вина, девушка огляделась и обнаружила поднос с нужной бутылкой в термосе со льдом, а также бокал и штопор. Отнести, что ли, поднос дяде в гостиную? Пока она колебалась, Хелена, убиравшая со стола грязную посуду, проходя мимо, шепнула:

— Лучше паненке этого не трогать, хозяйка что-то задумала.

И тут из своей спальни наверху выплыла Марина… в парандже. Правда, это была не настоящая паранджа, а длинный вечерний шарф, черный с серебряной ниткой. Хозяйка так намотала его вокруг шеи и головы, что видны были лишь глаза, сильно намалеванные. Выглядела она при этом завлекательно и страшновато.

Прокравшись на цыпочках за спиной супруга, увлеченного прогнозом погоды, хозяйка взяла в руки поднос и плавными движениями хорошо откормленного лебедя, не очень грациозно скользя по ковру, приблизилась к журнальному столику у телевизора и осторожно поставила поднос.

Откупорив бутылку и профессионально, не хуже официанта лучшего варшавского ресторана, наполнив бокал мужа, она безмолвно застыла у столика.

Кароль никак не отреагировал на появление жены, однако руку за бокалом протянул, к сожалению, столкнув при этом пепельницу. Та не разбилась, упав на ковер, но ее содержимое высыпалось. Хозяин и на это не прореагировал, если не считать не совсем понятное обращение к экрану телевизора:

— Идиотизм — болезнь неизлечимая.

Стоявшая в дверях Хелена вздохнула и вышла. Вернулась с совком и щеткой, по примеру хозяйки на цыпочках прокралась за спиной хозяина, скользя по ковру уже не таким откормленным лебедем, собрала мусор с ковра и выплыла в кухню. И сразу вернулась на прежнее место. Интересно же, чем все это кончится.

Тут Марина наконец осмелела. Пошевелилась и слезливо, силясь изобразить сарказм, проговорила:

— Видишь, я закрыла идиотскую морду, на которую ты уже смотреть не можешь. Но должна тебе сказать…

— Говорить ты ничего не должна, — перебил ее муж. — Нет такого закона.

— …что деньги все вышли, — продолжала жена, сделав вид, что не слышит. — И уже послезавтра мне не из чего будет приготовить обед. Не будет обеда, слышишь?! — в голос заревела она и сделала попытку высморкаться, забыв про шарф на лице.

— Некоторым поголодать полезно, — наставительно заметил муж.

— Кто бы говорил! — не выдержала безответная Хелена в своем безопасном удалении.

— И завтрака не будет, — гнула свое Марина с решимостью приговоренного к повешению, которому все равно терять нечего. — Знаешь же, у меня своих денег нет, а долг Папроцкому пора отдавать, больше в кредит не даст.

Кароль тем временем принялся щелкать пультом в поисках программы с биржевыми ведомостями. Наконец он перевел взгляд на жену.

Нет, этот матерый бизнесмен не вздрогнул, но на какой-то миг окаменел. Надо отдать ему справедливость, думал он недолго.

— Никак, собираешься пугать слабонервных на кладбище? — с неподдельным интересом спросил он.

Марине этого хватило, слезы потоком хлынули из разрисованных очей.

— А что мне остается? — запричитала она. — Ты смотреть на меня уже не можешь, я твоей воле послушна — пожалуйста, не смотри. Ах, это невыносимо, невыносимо! — заломила супруга пухлые руки. — Как ты со мной обращаешься? Хуже, чем с собакой. Как с тараканом. Нет, хуже, чем с тараканом! Я изо всех сил стараюсь, кормлю тебя вкусно, экономлю на всем, а от тебя слышу одни придирки, одни оскорбления! Ах, я больше такого не выдержу! А дом без денег содержать никак невозможно.

— Что-то не припомню, чтобы хоть один таракан требовал у меня деньги, — задумчиво поделился Кароль своими мыслями с экраном телевизора. — А кроме того, сомневаюсь, что ты даже в Саудовской Аравии имела бы успех. Они любят баб жирных, это правда, но не нахальных…

Хорошо, что в последний момент Марина вспомнила — она мужа обожает. Это помогло ей вынести оскорбление и сдержать рвущиеся с губ проклятия.

— Я так стараюсь, — запричитала Марина на редкость фальшиво. — Я так хочу, чтобы у тебя было все, что пожелаешь! А денег у нас ничего не дают. Ладно уж, можешь относиться ко мне, как к… кому хочешь, но давай деньги! Деньги давай! Ты любишь дорогие блюда. И вино.

— Пызы! — услышала в ответ бедная женщина.

— Что — пызы? — оторопела она, сразу же перестав хлюпать носом.

— Не понимаешь? Пызы, оладьи, галушки. Блюдо недорогое, но вкусное.

— Хорошо, дорогой, сделаю тебе галушки, — сладким голосом пропела покорная супруга. И, не удержавшись, добавила:

— Но ты отлично знаешь, что пызы всегда хороши под красное вино. Откуда мне его взять? В доме совсем не осталось денег.

Кароль не откликался. На экране появились наконец биржевые данные, и он весь обратился во внимание. Тут бы Марине помолчать, переждать, но где там! Не для нее такие тонкости. До нее никогда не доходило, что муж может быть занят в ту минуту, когда ей как раз до зарезу нужно чего-то от него добиться. Почувствовать настроение другого, выждать подходящий момент — нет, такие вещи Марине были недоступны. Вот и теперь она плюхнулась в затрещавшее кресло и принялась стенать. Шарф на ее лице вздувался и опадал. И очень отвлекал Кароля.

— Завтра, — бросил он, чтобы только отделаться от приставалы.

Вроде бы помогло. Шарф перестал вздыматься, Марина перестала подвывать. Она раздумывала. И, подумав, принялась за свое:

— Завтра? А почему не сегодня? И когда именно завтра? И сколько именно? И…

— Заткнись! — заорал муж. — Сказано — завтра, значит, завтра. И отцеписсссь!!!

Разъяренное шипение подействовало, до Марины дошло. Ясно, сегодня ей не добиться большего, так что разумнее и в самом деле отцепиться. Но не смогла. Униженная и обиженная, не могла она вот так сразу утихомириться и оставить в покое тирана и мучителя. И страдалица опять принялась рыдать, по сотому разу объясняя этому извергу, как она о нем заботится, а он ее и в грош не ставит. Даже попыталась высечь из себя искры интеллекта, чтобы дошли до деспота все ее мучения, должен же он понять — она права, она страдает по его вине… И добилась прямо противоположного эффекта.

Не выдержав больше, Кароль встал, выключил телевизор и удалился в кабинет, прихватив с собой бутылку. Все равно биржевые новости закончились.

Спрятавшись от ненавистной супруги, попивая винцо, он постепенно успокоился и даже испытал нечто вроде угрызений совести. Почему, и в самом деле, не дать ей денег сегодня? У него всегда были с собой наличные, не говоря уже о чековой книжке. Он же не сомневался, что у Марины действительно вышли все деньги, а питаться черствым хлебом ему вовсе не улыбалось.

А все из-за проклятого Новака. Домой Кароль вернулся разъяренным, поскольку сорвалась весьма выгодная сделка, причем уже на финальной стадии. Кароль сразу понял причину — его предали, сообщили конкурентам планы фирмы. И даже точно знал, кто предал. Зигмунд Новак. Подумать только, этого финансиста он сам привлек в фирму и очень ценил! Вот что обиднее всего. Собственные ошибки Кароль так и не научился признавать, это было унизительно и позорно. К тому же беспокоила мысль: а не выболтал ли паршивец Новак еще какие секреты?

Надо было все обдумать в спокойной обстановке; возможно, предпринять кое-какие меры, чтобы не допустить проколов в будущем. Короче, Кароль Вольский вернулся в дурном настроении, к тому же был зверски голоден…

Что совсем не мешало дать Марине деньги сегодня же.

Нет, он правильно поступил. Эта дуреха была излишне расточительной, надо приучить ее расходовать деньги экономно. Вон каким трудом они ему достаются, а она не ценит.

Значит, он поступил правильно, и можно заняться другим. Кароль очень не любил сомневаться в себе и теперь, проанализировав свои действия, одобрил их. Отпил глоток вина и для начала принялся