ответственным секретарем одного полумертвого журнала, к делу не относилось. Во всяком случае, наследование половины семейного состояния оказалось под большим вопросом. Оно и понятно: разве можно отдавать богатство в руки столь безалаберной личности?

Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.

Было такое чудное время — оно продолжалось несколько лет, — когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам очень приличные деньги, а я на самом деле была хорошим корректором. У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка.

Читала я быстро и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала верстку и по второму, и по третьему разу. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за орфографической ошибки я запросто могла отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я вкалывала днями и ночами, а потому мои дети с большой неохотой и даже с некоторым озлоблением взвалили на себя обязанности по дому, а муж потребовал развод, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Наконец-то перестал отравлять мне организм всякими глупостями вроде обеда, стирки, глажки рубашек, пыли на полках и потерявшихся вещей. Вскоре он женился на судьихе, которая нас разводила.

А я купила квартиру. Моя приятельница, человек одинокий, построила себе кооператив — двухъярусную квартиру, после чего узнала, что её матери категорически нельзя карабкаться по лестнице, да и вообще жить можно только в сосновом лесу. Приятельница мигом отыскала одноэтажное жилье среди сосен, но требовалось срочно раздобыть деньги, и она предложила мне купить её новую квартиру по себестоимости.

У меня же как раз случилась нужная сумма — все благодаря тому урожайному году. Так что мы, можно сказать, спасли друг друга.

— Понимаешь, — расстроенно говорила мне подруга, — этот проклятый второй этаж...

Я-то думала, что ей там понравится, но выяснилось, что даже десять ступенек могут её убить.

Еще повезло с этим Ченстоневым, это такое малюсенькое местечко, его даже на карте нет, сосновые перелески и ничего больше, недалеко от Груйца. И стоит не очень дорого, и дом почти готовый. Слушай, а у тебя есть деньги? Я к тебе не пристаю с ножом к горлу?

— Есть, — гордо отвечала я. — Несколько лет хомячила как Гарпагон. А вот на свою маму не успела потратить ни одного злотого, хотя, Бог свидетель, я бы все отдала. Поджелудочная. Две недели — и все. Умерла под наркозом, не тот диагноз поставили, выдумали какой-то разрыв аппендикса.

— И она даже не знала, что умирает? Хорошая смерть.

— Да уж. Живые-то как-нибудь переживут.

Моя новая квартира была почти готова, я ещё немного напряглась, и денег хватило даже на обстановку. А мать подруги в сосновом лесу чуть ли не расцвела, да и самой подруге по душе пришлись глухомань и безлюдье. Она была художником, на жизнь зарабатывала книжными иллюстрациями, так что рисовать могла где угодно, хоть посреди дремучей чащобы.

Когда весть о моих успехах на ниве квартирного вопроса дошла до австралийского семейства, их уверенность в моей безмозглости немного пошатнулась. Целых семь лет они носа не казали в Польшу, явно памятуя о злосчастных бытовых условиях, но теперь вдруг зашевелились...

Когда я рулила по Млаве, до меня вдруг дошло. Понятное дело, где это видано, чтобы человек, приехавший в гости аж с другого полушария, жил не у родственников, а в дорогущей гостинице? Вот если бы я, к примеру, прикатила в Австралию, то неужто поселилась бы в отеле?

Да они бы до смерти разобиделись, будь я даже миллионершей! Родственные связи, родственные чувства...

Не говоря уж о рабочих общежитиях...

Но вот другая моя подруга ни за какие сокровища не соглашалась жить у своей родни. Она заранее бронировала номера в гостиницах, утверждая, что любит свободу, хотя и выбирала отели подешевле, так как деньги на неё с неба не сыпались.

Если я выпихну детей, то получу две гостевые комнаты с ванной...

Тут мои размышления закончились, так как впереди я заметила пробку. Трактор с двумя прицепами, похоже, вознамерился то ли вырулить на шоссе, то ли пересечь его, а встречный трейлер прислушаться к нему не пожелал. И теперь трейлер завалился в неглубокую канаву с одной стороны дороги, трактор — с другой, оба его прицепа перевернулись ровно посредине, затопив шоссе целым морем сена. В горы сена врезался ещё и грузовик, следовавший по моей полосе.

И все это явно произошло только что, ибо пробка набухала прямо на глазах.

Я благоразумно оценила перспективы.

Прицепы лежат поперек шоссе, сено раскидано куда ни глянь — кстати, откуда он взял столько сухого сена в это время года?.. Начало июня, и дожди хлещут... Так, трейлер в одной канаве, трактор в другой, из грузовика что-то вытекает — похоже, радиатор пробит. Вручную с этим ни за что в жизни не справиться, в дело должна вмешаться дорожная служба, подъемный кран, возможно, «скорая помощь» и, разумеется, полиция. Вон неподалеку какие-то дома, может, там есть телефон. Но даже если уже позвонили куда надо, вся эта забава займет часа два, а полиция наверняка пожелает допросить свидетелей. Еще час псу под хвост.

О, нет!

Выезжая из Варшавы, я рассчитала время, чтобы добраться до Элеоноры около семи вечера, Простою я здесь часа три, на место доберусь к одиннадцати, Стасичек придет в ярость, потому что он рано ложится спать, к тому же Элеонора предупреждала меня, что у них там ведутся какие-то дорожные работы, черт знает на что я нарвусь в темноте. Нет, не стану я торчать здесь до второго пришествия!

Моя машина стояла у поворота — куда-то вбок уходила проселочная дорога. Дорожный указатель остался позади, но ведь наверняка можно объехать этот сенной завал. Даже через деревни и закоулки выйдет быстрей, чем через эту баррикаду. Не раздумывая, я свернула с шоссе и покатила по довольно приличной, хотя и узкой асфальтовой дороге.

Первый указатель проинформировал, что направо находится Пеплово. Направо мне не хотелось, это было в обратном направлении, к Варшаве, и я поехала прямо.

Спустя километр с мелочью асфальт закончился, и я увидела обычную проселочную дорогу.

Она сама по себе была не шибко ровной, а тут ещё примостилось какое-то сельское чудище — то ли веялка, то ли сеялка, а может, и косилка, уж не знаю. Как бы ни называлось чудище, объехать его можно было только по пахотному полю. Если бы я ехала на другой машине, кто знает, в какие бездорожья сумела бы вляпаться.

Но новая «тойота-авенсис»...

Разумеется, эту «тойоту» я купила не на свои заработки, за неё заплатила австралийская родня. Они пожелали путешествовать по стране на большой и удобной машине, с кондиционером и всякими наворотами, а мне велели к ней привыкать. К счастью, от автоматической коробки передач им пришлось отказаться, так как автомата пришлось бы слишком долго ждать, поэтому привыкание прошло у меня довольно легко, но тем не менее я тряслась за эту шикарную тачку, как бараний хвост. Слава богу еще, что у меня имелся гараж, пристроенный к новой квартире, так как иначе мне, наверное, пришлось бы ночевать прямо в машине. «Тойоты» в Варшаве крадут в бешеном темпе, и никакие охранные сигнализации не помогают.

Делать было нечего, я спасовала перед сельхоз-чудищем и повернула на Пеплово.

Увидев на очередном дорожном указателе надпись «Вечфня Костельна», я наконец достала атлас автодорог, не в силах поверить, что в польском языке существует такое странное название. Оказалось, что существует.

А в этой Вечфне Костельной меня остановила дорожная полиция.