— Пока я ни разу не солгала вам, ни единым словом. А вот вы меня обманываете.

— Как это?!

— Вы заставляете меня торчать в дверях в неприлично раннее время, ведете со мной абсолютно идиотский разговор и при этом утверждаете, будто не давите на меня...

— Но это вы ведете идиотский разговор, а не я, — возмутился сержант. — Если бы вы показали мне удостоверение личности, я бы давно уже спокойно себе ушел.

— Если бы вы мне сказали, в чем дело и в чем меня подозревают, я бы показала вам нужный документ и вы бы спокойно себе ушли.

— Кто сказал, что вас подозревают? Возможно, вы ценный свидетель.

— Свидетель чего?

Сержант почувствовал, что сейчас сойдет с ума. Утешала его только мысль, что впредь с этой ужасной бабой будет разбираться сам Бежан. Тут он вспомнил, что баба упорно отказывается отвечать.

— Я вынужден отметить в рапорте, что вы отказались удостоверить свою личность. Мне очень жаль...

Ужасная баба вовсе не расстроилась.

— Да пожалуйста, отмечайте. Меня действительно зовут Иза Брант, точнее. Изабелла, но я уже много лет пользуюсь кратким именем Иза, и тринадцатого числа я действительно находилась дома, так что ваши отметки меня совершенно не трогают. Но вы должны мне сказать, в чем дело. Иза Брант действительно что-то совершила или она свидетель?

Сержант изо всех сил старался окончательно не одуреть. Может, у дамочки провалы в памяти?

— Когда вы последний раз видели пана Доминика? — выпалил он вдруг.

— Какого Доминика?

— Доминика Доминика.

— Вы заикаетесь? — подозрительно осведомилась она. — Интересно, до сих пор я этого не замечала. Это оттого, что вы нервничаете?

Сержант почувствовал, что его терпение на пределе. Стиснув зубы, он задал следующий вопрос:

— А вы вообще знаете или знали Доминика Доминика? Прошу вас серьезно подумать над ответом.

Подозреваемая серьезно подумала.

— Да, знала. В детстве я изучала религию, и священника, преподававшего нам катехизис, звали Доминик Вольский. Но с тех пор больше ни одного Доминика не знала, на Домиников в моей биографии случился какой-то неурожай.

Однако хочу обратить ваше внимание на то, что этот священник был...

Сержант Забуй не выдержал. Не тащить же эту бабу за волосы в управление, да ещё без санкции прокурора! Радовала его только мысль, как с ней будет справляться Бежан.

Он нашел в себе силы поклониться и элегантно попрощаться.

У дома жертвы Бежан и Гурский встретили поджидавшего их сержанта Вильчинского, так и лучившегося самодовольством.

— Я тут порасспрашивал людей, — отрапортовал сержант, садясь в машину. — День этот все помнят, тогда неподалеку у Голембяка сено на шоссе вывалилось. Большого движения здесь никогда не бывает, а местные жители машины все знают, так что чужая сразу бросается в глаза. И совсем чужих машин болталось в округе три, а одну дорожная полиция даже остановила в Вечфне Костельной.

— Интересно, какого черта дорожная полиция делала в Вечфне Костельной? — подозрительно спросил Бежан.

— Караулили молодого Пронжека. Им сообщили из Млавы...

— Что ещё за молодой Пронжек?

— Да один поганец, племянник прокурора, берет чужие машины, как свои. Покатается и бросает, а ворам только того и надо. Он это по пьянке вытворяет.

— В Вечфне Костельной? — недоверчиво спросил Роберт.

— Ага, у него там малина, ну, то есть эта, как её, дача. Он туда разных профурсеток возит, а как его поймают, так без разговоров пару сотен отстегивает. И так каждый раз.

— И что?

— И ничего. Едет дальше.

— И машину у него не отбирают? И даже протокол не составляют?

Сержант посмотрел на Гурского с глубочайшей жалостью и пожал плечами:

— Уже после девятого раза бросили — чего из себя дураков-то строить. Бумаги жалко. А так как дядя на молодого Пронжека обычно собак спускает, то сопляк предпочитает заплатить, чтобы не донесли...

— С ума можно сойти...

— Ладно, хватит болтать, — прервал его Бежан. — Так кого там остановила дорожная полиция?

— Они записали только номер, даже без фамилии, но это не был молодой Пронжек. За рулем сидела женщина, ехала по правилам, она-то как раз и сообщила об этом сене, потому они сразу и отпустили её. Документы в руках держали, но фамилии никто не запомнил. «Тойота-авенсис», номер у меня записан, вот... WE 24507.

— А как эта женщина выглядела, тоже никто не запомнил?

— В общих чертах. Блондинка. Ничего себе.

— Может, крашеная? — спросил Роберт, заранее готовый к обману.

— Что дальше? — не стал уходить от темы Бежан.

— А что дальше?

— Машины.

— А, да. В Дыбах перед магазином чуть попозже, так через полчасика, тоже стояла «тойота». Темно-синяя, номер был всем без надобности, а заметили её, потому что машина страшно выла. Что это была «тойота», подтвердил местный паренек, он её разглядел и даже название прочел. А что касается цвета, то, известное дело, каждый свидетель свой цвет видит, но некая Малдитова утверждает, что машина была как две капли похожа на свитер клиентки, с которой она как раз ругалась. Свитер я осмотрел лично, точно — темно-синий.

— Дальше.

— Еще в Заленже стояло такси. Радиотакси, черная «карина». Номер WX 168T. Стояло себе и стояло, никто из него не вылезал, а разглядывал его некий Гленбер, вообще-то он в автосервисе работает, но бюллетенил в тот день, ногу себе повредил. Ходить не может, поэтому сидел и приятелей ждал, а со скуки глазел по сторонам. Потом это такси уехало в сторону Яблонова, старый Хойжак сказал, что такси коня его напугало на дороге от Дыб до шоссе. Ну, то есть, старый Хойжак коня молодого объезжал. Он не разобрал, чья была машина, говорит, что на такси похоже. Но это было спустя час, если не больше.

— Дальше.

— С теми, что совсем чужие, все...

— Ты же говорил, что было три машины?

— Три и есть. В Вечфне, в Заленже и в Дыбах.

— Я тут вижу либо две, либо четыре.

— Какая-то была та же самая, так что у меня вышло три, — защищался сержант. — Такси, например. Только вот время не очень-то совпадает.

— Ну хорошея А мотоциклы?