От этого воображаемого зрелища на ее глазах выступили слезы, однако оно не вызвало энтузиазма у Марии и Карлтона. Мария возразила, что Джейн с ее веснушками и рыжеватыми волосами выглядела бы в таком облачении просто нелепо, а Карлтон выразил удивление, что его сестры так много думают о всякой ерунде. Девушки не удостоили его ответом, но когда он добавил, что рад отказу Элверстоука устраивать бал, они были возмущены не менее их матери и выражали это куда более громогласно. Поэтому Карлтон удалился, предоставив сестрам критиковать его прозаичность, ссориться из-за розовых бутонов и соглашаться, что, хотя их дядя поступил отвратительно, в этом, по-видимому, виновата мама, которая наверняка его разозлила.

Когда спустя некоторое время маркиз вошел в свой дом, то сразу заметил письмо, лежащее на столике из черного дерева, инкрустированного позолоченной бронзой. Адрес был написан крупным размашистым почерком, а светло-голубая сургучная печать не была сломана. Мистер Чарлз Тревор, безупречный секретарь маркиза, с первого взгляда определил, что письмо прислала одна из красоток сомнительной нравственности, временно завладевшая вниманием его лордства. Передав шляпу, перчатки и накидку, вызвавшую восхищение мисс Китти Бакстид, в руки стоящего наготове лакея, маркиз взял письмо и направился в библиотеку. Когда он сломал печать и развернул сложенный вдвое лист бумаги, запах серой амбры атаковал его привередливые ноздри. С явным отвращением маркиз вставил в глаз монокль, бегло прочитал послание, держа его на расстоянии вытянутой руки, и швырнул в камин. Фанни, подумал он, становится невыразимо скучной. Ослепительное создание, но подобно многим красоткам никогда не бывает удовлетворена. Теперь ей потребовалась пара лошадей кремовой масти для ее ландо. На прошлой неделе она возжелала бриллиантовое ожерелье, которое он и преподнес ей в качестве прощального подарка.

Маркизу казалось, будто тошнотворный запах, исходивший от письма, прилип к его пальцам; он тщательно вытирал их, когда в комнату вошел Чарлз Тревор. При виде удивления на лице упомянутого молодого джентльмена Элверстоук любезно объяснил, что не выносит серую амбру.

Мистер Тревор не сделал никаких комментариев, однако его лицо отразило настолько полное понимание, что маркиз промолвил:

– Я знаю, о чем вы думаете, Чарлз, и вы абсолютно правы: на сей раз я предоставлю прелестной Фанни отпуск. – Он вздохнул. – Приятная игрушка, но ужасно глупа и так же невероятно алчна.

Мистер Тревор снова воздержался от комментариев. Впрочем, ему было бы нелегко их сделать, ибо его мысли на эту деликатную тему были крайне запутанны. Как моралист, он мог только порицать образ жизни своего хозяина; как человек, воспитанный на рыцарских идеалах, он испытывал жалость к красотке Фанни, но, будучи полностью осведомленным о щедрости его лордства в отношении вышеупомянутой особы, он был вынужден признать, что у нее нет оснований для жалоб.

Чарлз Тревор, один из младших представителей большого семейства, был обязан своим теперешним положением тому, что его отец занимал в свое время пост наставника отца нынешнего маркиза, сопровождая его во время длительного путешествия. Комфортабельное жилье было не единственным его вознаграждением – благородный ученик сохранил к нему искреннюю привязанность, стал крестником его старшего сына и внушал собственному сыну, что преподобный Лоренс Тревор имеет право на его покровительство.

Поэтому, когда преподобный Лоренс рискнул намекнуть теперешнему маркизу, что Чарлз был бы подходящим кандидатом на пост его секретаря, Элверстоук согласился на это куда более охотно, чем Чарлз – поступить к нему на службу. Чарлз не испытывал желания стать священником, но он был молодым человеком с весьма серьезным складом ума и твердыми моральными принципами, а все, слышанное им об Элверстоуке, заставляло ожидать, что новое место обернется чем угодно, но никак не умерщвлением плоти. Но так как Чарлз, помимо здравого смысла, обладал сильно развитым чувством сыновней привязанности и понимал, что небогатому священнику нелегко содержать шестого сына, он оставил свои сомнения при себе, заверил отца, что сделает все, дабы оправдать его надежды, и утешил себя тем, что служба в Элверстоук- Хаус, несомненно, представит куда больше благоприятных возможностей, чем в сельском приходе.

Так как увлечения Чарлза относились к сфере политики, упомянутые возможности до сих пор ему не представлялись, поскольку маркиз не разделял его амбиции и крайне редко появлялся в палате лордов. Однако Чарлзу дозволялось писать для своего патрона предельно краткие речи, которых, по мнению маркиза, от него ожидали, и даже время от времени вкладывать в них собственные политические убеждения.

Более того, Чарлз обнаружил, что не в состоянии испытывать к Элверстоуку неприязнь. Хотя у Чарлза не было оснований предполагать, что маркиза хоть сколько-нибудь заботит его отношение, Элверстоук всегда держался с секретарем дружелюбно, никогда не придирался к нему, а тем более не проявлял высокомерия. Обмениваясь впечатлениями с приятелем по колледжу, который занимал аналогичный пост, но чей работодатель рассматривал его как некую помесь черного раба с дворецким, Чарлз понимал, что ему повезло. Элверстоук мог резко осадить какого-нибудь нахального выскочку, но если его секретарь ошибался, он распекал его, ничем не обнаруживая своего социального превосходства. Друг Чарлза выслушивал грубые приказы, а Чарлз – вежливые просьбы, обычно сопровождаемые одной из самых очаровательных улыбок его лордства. Поэтому Чарлз никак не мог противостоять обаянию маркиза, а также не восхищаться его искусством верховой езды и многочисленными спортивными достижениями.

– Судя по вашему неуверенному поведению и глуповатому виду, – заметил маркиз, весело блеснув глазами, – вы считаете своим долгом напомнить мне о какой-то очередной обязанности. Послушайте моего совета и не делайте этого. Я восприму это крайне нелюбезно и даже могу выйти из себя.

Серьезные черты мистера Тревора осветила улыбка.

– Вы так не поступите, сэр, – сказал он. – К тому же это вовсе не обязанность – по крайней мере, я так не думаю. Просто мне казалось, что вы хотели бы об этом знать.

– Вот как? Мне известно по собственному опыту, что такие слова всегда служат прелюдией к тому, о чем я предпочел бы не знать.

– Да, – простодушно отозвался мистер Тревор, – но я бы хотел, чтобы вы прочитали это письмо. Фактически я пообещал мисс Мерривилл, что вы его прочитаете.

– А кто такая мисс Мерривилл? – осведомился его лордство.

– Она сказала, что вы знаете, сэр.

– Право, Чарлз, вы должны знать меня лучше, чтобы предполагать, будто я держу в голове имена всех… – Маркиз оборвал фразу и сдвинул брови. – Мерривилл, – задумчиво повторил он.

– Думаю, сэр, она какая-то ваша родственница.

– Весьма дальняя. Какого дьявола ей нужно? Мистер Тревор протянул ему запечатанное письмо. Элверстоук взял его, сердито сказав:

– Вы получили бы по заслугам, если бы я бросил письмо в огонь, предоставив вам объяснять, почему вы не проследили, чтобы я его прочитал! – Маркиз сломал печать и открыл письмо. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять его содержание. Дочитав до конца, он устремил на мистера Тревора страдальческий взгляд. – Очевидно, Чарлз, вы вчера вечером хватили лишнего и сейчас немного не в себе?

– Разумеется, нет, сэр! – воскликнул шокированный мистер Тревор.

– Тогда почему, черт возьми, у вас в голове внезапно стало недоставать винтиков?

– Я имел в виду…

– За три года нашего сотрудничества вам всегда удавалось находить предлоги, чтобы отделываться от моих докучливых родственников, а тем более не поощрять самых никчемных из них…

– Уверен, что это не так, сэр! Возможно, они не слишком состоятельны, но…

– Самых никчемных! – твердо повторил его лордство. – Если моя сестра считает, что удалилась от мира, переехав в Гроувнор-Плейс, то что можно думать о людях, живущих на Аппер-Уимпоул-стрит? А если… – он снова посмотрел на письмо, – если эта Ф. Мерривилл – дочь единственного члена семейства Мерривилл, с которым я хоть как-то знаком, можете не сомневаться, что у нее нет ни гроша за душой и она