– Как жалко, что моя дорогая крестная не любит сельской жизни! Здесь так прекрасно!
– Нет, мама умирает от скуки, если дом не наполнен гостями.
После минутного колебания он спросил:
– А вам очень нравится сельская жизнь, Кресси?
Она задумалась, нахмурив лоб, и эта гримаска делала ее очаровательной. Затем она сказала с усмешкой:
– Это ехидный вопрос! Когда я здесь в такую восхитительную пору, я диву даюсь, как можно жить в Лондоне! Тем не менее у меня есть грустное подозрение, что в глубине души я городской житель! – Она бегло взглянула на него, лукаво подняв брови. – Это повергает вас в уныние? Я вспоминаю, вы сказали мне при первой встрече, что если бы вы осознавали себя здесь хозяином, то проводили бы все время, кроме весенних месяцев, в Рейвенхерсте или Лестершире. Не тревожьтесь! Я обещаю вам, что не буду роптать!
Минуту он молчал, так как в голове его мелькнула мысль, что он приближается к разрешению волнующей его проблемы. Ивлин гораздо более спортивный, чем он сам, всегда любил Рейвенхерст за всевозможные развлечения, которые тот предоставлял. А быть может, это объяснялось естественной склонностью к сельской жизни или же сознанием того, что однажды он станет владельцем имения, во всяком случае, в отличие от Кита, он всегда интересовался проблемами управления Рейвенхерста.
Однако его пылкий властный темперамент не позволял ему хладнокровно выносить положение, когда он был хозяином только на словах. Вероятно поэтому он окунулся в бурную эксцентричную жизнь франта с Бонд-Стрит. Объективно Кит сознавал, что это ребячество, но принимал его как данность, которую невозможно было ни критиковать, ни исправить, поскольку это была натура Ивлина. При всем том. Кит ясно понимал, что необходимо любым путем снять попечительство. Однако в его голове несколько дней тому назад промелькнула – и, более того, прочно укоренилась – мысль, что мисс Стейвли не должна служить средством достижения этой цели.
Наблюдая за ним, Кресси спросила вежливо:
– Вы сердитесь, сэр?
Он сумрачно посмотрел на нее, но встретив ее взгляд, засмеялся:
– Нет, совсем нет!
– Немного беспокоитесь?
– Да, – признался он. – По причине, которую я не могу в настоящий момент открыть вам. Прошу вас, потерпите!
– Ну, конечно! – Она прошла рядом с ним несколько шагов. – Так вы хотели сказать мне что-то важное, когда попросили меня пойти с вами в сад?
– Нет – то есть, я должен рассказать вам о многом очень важном, но не сейчас! – Он внезапно замолчал, с особой ясностью представив себе всю бедственность своего положения. Он был в замешательстве, испытывая непреодолимое желание раскрыть Кресси правду, но сделать это при существующих обстоятельствах и не будучи уверенным в ее чувствах означало бы поставить в тяжелое положение не только самого себя, но также и Ивлина.
Он видел, что она по непонятной для него причине оказывает ему предпочтение перед его братом, однако своих достоинств не преувеличивал. Ему казалось, что по всем качествам, необходимым для покорения женских сердец, не говоря уже о положении и состоянии, Ивлин превосходит его. С самого начала, когда он согласился исполнять роль Ивлина в тот роковой вечер, ему было ясно, что Кресси равнодушна к его брату. Ни при каких других обстоятельствах он не прибегнул бы к подобному обману. Соглашаясь выйти замуж по расчету, Кресси выразила готовность принять предложение, которое высший свет считал блестящим. С точки зрения Кита, это было благоразумно: невозможно иметь все в этом несовершенном мире, и если уж ты лишена наилучшего, безрассудно отказываться от предложения, сулящего спокойствие и положение в обществе. Чувствуя себя влюбленным в Кресси, Кит считал невероятным, чтобы девушка, по всей видимости, нечувствительная к обаянию Ивлина, ответила взаимностью ему. Он определенно ей нравится, но требуется нечто большее, чем простая симпатия, чтобы преодолеть отвращение, которое, скорее всего, вызовет у нее признание в этом возмутительном обмане. Ему и в голову не могло прийти, что ей не надо об этом рассказывать. Он был полон решительности открыть ей правду, как только позволят обстоятельства, причем с ведома Ивлина, и тогда, когда Кресси уже не будет гостьей Рейвенхерста. Он ничуть не удивился бы, если Кресси, узнав об обмане, рассказала бы все бабушке и немедленно покинула бы Рейвенхерст, оставив в стороне свои собственные планы. Кит подумал, что окажет Ивлину медвежью услугу. Если гости разъедутся так внезапно, это вызовет пересуды и домыслы, и хотя маловероятно, что члены семейства Стейвли захотят обнародовать эту историю, на сдержанность слуг надеяться невозможно. Если бы хоть один человек в Рейвенхерсте заподозрил истину, скандальная сплетня, возможно, искаженная до неузнаваемости, распространилась бы со скоростью лесного пожара. Лучше всего было бы предоставить Ивлину самому выпутываться из этой ситуации, которая оказалась гораздо более трудной и неприятной, чем предполагалось. Кит и не думал добиваться взаимности и руки Кресси, однако его преданность брату не заходила настолько далеко, чтобы помогать тому вступить в выгодный брак с девушкой, которую он сам любит. Разумеется, Ивлин и не стал бы требовать этого, но он вправе был ожидать – если можно так сказать о живущей в каждом из них неколебимой вере друг в друга – что его брат сможет выдержать любое неприятное положение.
Голос Кресси нарушил его размышления, она сообщила, что прибывшие с утренней почтой лондонские газеты вывели из равновесия одного из гостей. Она говорила очень серьезно, однако он не был захвачен врасплох и ответил быстро:
– Не томите меня! Скажите мне самое худшее! Ее губы дрогнули.
– Дело серьезное, предупреждаю вас! Ваш дядя увидел в «Газетт» и «Морнинг Пост» заметки о том, что ваша мама покинула Лондон и поехала в Рейвенхерст-Парк, а это выбило его из колеи!
Он знал, что леди Денвилл посылала это сообщение в две газеты, которые имели наибольшие шансы попасться на глаза Ивлину, но каким образом это затрагивает Космо, он не имел никакого представления. В ответ на его немой вопрос Кресси сказала, укоризненно и решительно сверкая глазами:
– Вероятно, крестная сочла уместным упомянуть, что она пригласила в Рейвенхерст гостей, среди них…
– Почтенный Космо и миссис Клифф, и Эмброуз Клифф, и всех их хозяйка предпочла бы видеть где-нибудь в другом месте!
– По всей видимости, он считает, что заметка должна была быть составлена иначе, – сказала она задумчиво.
Он засмеялся.
– Думаю, что вы правы! Он почувствовал какое-то пренебрежение, не так ли? Но почему, черт побери, это так важно для него? Не думаете ли вы, что его самолюбие задето этой заметкой?
– Я думаю, это потому, что он младший сын в семье.
– Нет, не из-за этого! – воскликнул он, оскорбленный.
Она посмотрела на него, размышляя.
– Младший сын ревнует старшего к его положению, а сам он ничего собой не представляет, – исправилась она.
К этому времени Кит взял себя в руки и сказал просто:
– Нет, это происходит из-за капризного нрава и избытка самомнения.
Она ответила, что он слишком суров, и легко перешла к разговору на нейтральную тему. Они оживленно болтали, пока Кресси, услышав бой часов, не вспомнила об обещании, данном хозяйке, и почувствовала угрызения совести, оттого что заставила себя ждать, по крайней мере, двадцать минут. Она ужаснулась и, несмотря на утверждения Кита, что его мать, наверняка давно забыла о своих прежних планах, настояла на поспешном возвращении домой. Кит пошел с ней, предложив ей пари, что его мать окажется в своей гостиной. Она оказалась именно там, и в голове у нее не было даже мысли о приглашениях. Она стояла перед позолоченным зеркалом, висевшим над камином, с очевидным неодобрением разглядывая собственное отражение. Разбросанные по полу измятые куски оберточной бумаги, открытая шкатулка на столе и ожерелье из прекрасных топазов филигранной работы рядом с ней