Именно поэтому он отказался от мысли взять с собой Кита. Филиппу с сыном и леди Августой он ожидал через несколько дней.
Перед отъездом Корт сообщил Филиппе, что решил оставить Стэнли Томпкинсона. Он вынужден был признать, что причиной развала поместий было не воровстве и даже не отсутствие опыта. Как команда судна нуждается в капитане, так и управляющие, как бы толковы они ни были, нуждаются в хозяине. Филиппа была бесконечно обрадована этой новостью.
В первую неделю сентября Филиппа, Кит и обе титулованные вдовы благополучно прибыли в Лондон. В столице как раз начинался малый светский сезон. Встретившись после недельной разлуки в доме леди Гарриэт на Кавендиш-сквер, Корт и Филиппа обсудили предстоящий брак. Филиппа настаивала, чтобы оглашение было отложено: молва неминуемо возложит на нее вину за расторгнутую помолвку с Клер. Нужно пощадить самолюбие бывшей невесты Корта.
– Начинается сезон, и бедняжка сможет подыскать себе другого жениха, – уговаривала она Корта. – Ну и что же, что пока желающих не видно? Просто нужно дать ей время. Вот увидишь, прежде всего это будет лучше для нас.
Она стояла у окна, сквозь которое лился в комнату золотистый свет ранней осени. Корт не помнил, чтобы когда-нибудь прежде Филиппа выглядела такой счастливой. Элегантное домашнее платье цвета гиацинтов подчеркивало необычный цвет ее глаз. В неглубоком вырезе поблескивал золотой медальон, когда-то свадебный подарок, а теперь – знак воссоединения. Корт во второй раз торжественно возложил его на шею Филиппы. Это было в утро ее отъезда из Уорбек-Кастла в Сэндхерст-Холл.
– Значит, я должен ждать, пока Клер Броунлоу заарканит очередного глупца? – саркастически осведомился Корт. – Нет уж, я отказываюсь ставить наш брак в зависимость от этого. А если она засидится в девицах лет до сорока? Как ни наивны порой лондонские джентльмены, все же среди них не много таких олухов, как твой покорный слуга.
– Нет явления более редкого, чем джентльмен, смиренно признающий за собой недостаток ума, – заметила Филиппа со смехом.
Корт немедленно схватил ее в объятия и осыпал поцелуями.
– Корт, Корт! Я не предлагаю ждать, пока Клер Броунлоу произнесет брачный обет. С нас вполне будет достаточно ее обручения… или хотя бы какого-нибудь громкого скандала, который займет сплетников настолько, что им будет не до нас.
– А вот это здравая мысль. Насколько я знаю лондонский свет, очередной громкий скандал разразится не позже, чем через неделю.
– Милый, давай поговорим серьезно, – попросила Филиппа, перестав улыбаться. – Подождем хотя бы до бала у леди Гарриэт. Она собралась пригласить весь свет, хотя я и пыталась отговорить ее от этого. Знаешь, что она сказала мне? Что для нее важны лишь несколько знатных гостей, а остальные могут и не являться. Боже мой, она сама не знает, что делает! Да ведь самые знатные как раз и не придут!
– Это почему же? – спокойно осведомился Корт, снова заключив ее в объятия. – Все, кого пригласила твоя напористая свекровь, появятся. Вот увидишь, в гостях недостатка не будет. А если ты позволишь объявить о нашем предстоящем браке, то окажешься под моей защитой и покровительством. У меня не много друзей, зато влиятельных знакомых и деловых партнеров хватает. Да и среди моих недругов найдутся такие, кто придет из опасения рассердить меня отказом.
– Семья Броунлоу тоже имеет обширные связи, – возразила Филиппа, не желая сдаваться. – Если ты объявишь о своем намерении вступить со мной в брак даже раньше срока, когда-то назначенного для вашей с Клер свадьбы, найдется немало желающих выказать мне свое возмущение. Корт, пойми, у меня не настолько крепкие нервы, чтобы хладнокровно выдержать это. После случая в «Рокингемском аббатстве» мне и без того будет непросто появиться на балу. Прошу, подождем еще немного.
– Хорошо, подождем месяц, – заявил Корт безапелляционно. Неожиданная мысль вдруг пришла ему в голову, заставив широко улыбнуться. – Я могу подождать и дольше, если ты согласишься сегодня же перебраться в Уорбек-Хаус. Это будет вполне безобидно, если леди Августа согласится играть роль дуэньи.
– Из твой бабушки не вышло бы худшей дуэньи, будь она глухой, слепой и прикованной к креслу, – насмешливо воскликнула Филиппа. – Может быть, ты станешь утверждать, что она ничего не знала о нашей идиллии в Галлс-Нест? А как простодушно она моргала глазами на следующее утро после твоего возвращения в Уорбек-Кастл! Никогда не поверю, что она считает тебя скромником. Как по-твоему, почему на другой день за завтраком, когда Кит еще спал, она не отрывала взгляда от окна? Уж не потому ли, что ты бессовестно гладил под столом мои ноги?
– Я никогда бессовестно не гладил тебя! – возмутился Корт.
– Да неужто? Тогда что ты делаешь сейчас?
– Прикасаюсь, и только.
Удобно расположившись в коляске, Корт тронул упряжку гнедых. При этом он улыбался и был в самом приятном расположении духа. Да и как могло быть иначе?
В минувшую среду состоялся первый выход Филиппы в лондонский свет. В сопровождении свекрови она побывала на званом вечере у лорда и леди Холанд, Хозяйка дома также была замужем вторично, и в прошлом у нее тоже был развод. Филиппа ужасно нервничала, и никакие уговоры Корта не могли рассеять ее опасений. Она уверяла, что не каждую разведенную женщину принимают в свете. Впрочем, урожденная Элизабет Вессел, а впоследствии леди Вебстер, была известна тем, что бросила мужа ради любовника, с которым вот уже несколько лет жила в счастливом браке.
Их элегантно обставленный дом в Кенсингтоне считался чем-то вроде салона для членов партии вигов. Собирающееся там общество называло себя «Кружок из Холанд-Хауса» и состояло из политиков, писателей, художников и поэтов, в разной степени отмеченных талантом. Большинство джентльменов приходили с женами, но некоторые особенно благовоспитанные дамы не посещали этот дом.
В тот вечер салон леди Холанд был полон самодовольных интеллектуалов, надменных критиков и небрежно одетых поэтов. Филиппе гости показались интересными, но странными. Хозяйка оказалась особой живой и весьма эксцентричной. Она сразу потянулась к Филиппе как к родственной душе (к немалому смущению последней) и представила ее чуть ли не каждому гостю.
Филиппа вела оживленные беседы, требовавшие остроты ума и знания политики, и, очевидно, ей удалось недурно справиться с испытанием.
Когда Корт появился в салоне, он обнаружил, что Филиппу окружает толпа восхищенных поклонников. Вспомнив прежние ошибки, он подавил приступ ревности и увлек ее в сад. Филиппа была счастлива общим вниманием, и Корт порадовался за нее. Потом он принялся рисовать злые карикатуры на обаятельных джентльменов, и Филиппа от души смеялась. Они забрались в самую гущу сада, и он поцеловал ее. Их могли застать, и, случись такое, им пришлось бы пожениться срочно. Но Корта это не беспокоило.
Корт так глубоко погрузился в воспоминания, что едва не заплутал в незнакомой части Лондона. Пришлось достать записку Эмори Фрая с закорючками адреса и свериться с ней. Еще пара поворотов – и Корт оказался на нужной улице. Мысли его тотчас вернулись к Филиппе.
Он уступил ей не только в том, что согласился ждать свадьбы в течение месяца. Она попросила ничего не говорить Киту о том, кто его настоящий отец, по крайней мере до того времени, пока они поженятся. Мальчик мечтал, что опекун станет его новым папой, но все же разумнее не обрушивать все новости сразу на пятилетнего ребенка. А когда они станут одной семьей, они с Филиппой вместе расскажут сыну правду.
Корт дал себе торжественное обещание, что никогда и ничем не обнаружит перед мальчиком свое истинное отношение к Сэндхерсту. Кит вспоминал о «папе» с уважением, но, когда он представлял себе, как обнимет сына и скажет: «Я твой настоящий отец, Кит!», – душа его преисполнялась великой радости. Еще до Рождества
Корт наконец увидел нужный номер дома (это было здание из красного кирпича, Харли-стрит, 12) и натянул вожжи. Настроение его было прекрасным. Он победил несправедливую судьбу, заново завоевав любимую женщину и ребенка. Тот, кто похитил их, просчитался и теперь гнил в могиле. Как тут было не вспомнить выражение «победитель получает все?
