рациональный Эмори Фрай забылся при виде такой красоты.

Наконец гондола скользнула к берегу и вскоре коснулась бортом крыльца одного из зданий, к которому вели несколько широких ступеней. Дворец был построен в византийском стиле, с куполами и арками, расписанными затейливой вязью, с иглой минарета и мозаичным полом. Фасад был отделан розовым мрамором и белым тесаным камнем. Вдоль всего нижнего этажа шла просторная лоджия, украшенная резьбой. Итак, подумал Фрай, молодчики, похоже, служат знатному турку. Но чем он досадил этому человеку?

Не говоря ни слова, наемники высадили его из гондолы и повели внутрь здания. Шаг их, и без того энергичный, ускорялся по мере того, как они приближались к месту назначения. Поднявшись по широкой лестнице и пройдя в конец длинного коридора, они остановились перед высокими стрельчатыми дверями, покрытыми резьбой. Высокий постучал, негромко и уважительно. Не ожидая ответа, они ввели Эмори Фрая в роскошно обставленную комнату.

У окна, глядя на внутренний дворик, стоял высокий мужчина. Он улыбнулся сыщику любезно, но холодно.

– Мистер Фрай, весьма благодарен вам за согласие посетить мой дом, – на хорошем английском сказал он.

– Буду счастлив узнать, с кем имею честь говорить.

– Доминико Флабианко, герцог Падуанский, Венецианский и Веронский. Прошу вас, садитесь. Мы побеседуем с вами о делах небезынтересных.

Он коротко кивнул своим мрачным и неразговорчивым подручным, и те поспешно покинули комнату, бесшумно прикрыв за собой двери.

Надо сказать, услышав имя Доминико Флабианко, Эмори Фрай лишь внешне остался невозмутимым. Сердце его забилось тревожно. Герцог по праву считался одним из богатейших и влиятельнейших людей Венеции. Да что там Венеции, всей Италии! Он считался опальным с того момента, как армия Бонапарта вторглась в пределы страны, но правил с той же уверенностью и спокойствием, как и прежде. Много говорилось о том, что он покровительствовал маркизе Сэндхерст, а один из осведомителей даже утверждал, что герцог предлагал прекрасной англичанке руку и сердце вскоре после того, как она овдовела.

Доминико Флабианко опустился в кресло, отделанное слоновой костью, закинул ногу на ногу, переплел длинные аристократические пальцы и принялся задумчиво изучать сыщика… во всяком случае, выражение его лица и взгляд были задумчивыми. Ему было где-то между тридцатью и сорока годами, в черных волосах не было седины, а сложения он был довольно хрупкого.

– До меня дошли слухи, мистер Фрай, – начал герцог не торопясь, – что вы интересуетесь подробностями пребывания в Венеции одной английской леди, причем вас особенно интересуют обстоятельства рождения ее ребенка. Я склонен полагать, мистер Фрай, что в данном случае лучше не ворошить прошлое.

Сыщик помедлил, прикидывая, кто из его осведомителей мог донести герцогу о расследовании. Получалось, что любой из них.

– Я выполняю указания одного знатного англичанина. Это моя работа, и, смею вас заверить, результаты не принесут никакого вреда ни леди, о которой идет речь, ни ее ребенку.

Доминико Флабианко прошел к мраморному столику, на котором стоял поднос с винами, и налил в два бокала напиток, по цвету напомнивший Фраю шерри. Протянув один гостю, он уселся в кресло, но сам пить не спешил.

Первое, что пришло в голову сыщику, что его хотят отравить. Он поднес бокал к губам, но, не сделав ни глотка, поставил его на столик.

– Насколько мне известно, вы разыскали Изабеллу Конеглиано и узнали от нее немало интересных подробностей.

Голос герцога, при всей мягкости и любезности, звучал жестко.

Сыщик подумал, что отрицать что-либо нелепо. За ним, без сомнения, следили, и о посещении дома повитухи герцогу было известно.

– Да, я говорил с ней, – ответил Фрай, откашлявшись. – Мне сказали, что Изабелла Конеглиано принимала роды у упомянутой леди. Повитуха любезно согласилась ответить на мои вопросы.

– Конкретнее, прошу вас. Не упоминала ли она точную дату появления ребенка на свет?

– Упоминала. Она запомнила ее точно, потому что день появления ребенка на свет совпал с праздником некоего святого, которого эта особа почитает.

Говоря все это, Фрай мучился вопросом: известно ли герцогу, что повитуха подписала свои показания и что этот документ лежит сейчас в его нагрудном кармане?

Доминико Флабианко пригубил свой бокал, отставил его и посмотрел на Фрая с таким сосредоточенным видом, словно тот был антикварной вещью, выставленной на аукционе.

– Известно ли вам, мистер англичанин, с какой легкостью вы можете бесследно исчезнуть здесь, в Венеции? – спросил он, словно продолжая светскую беседу. – Для этого требуется одно мое слово. С тех самых пор как Наполеон обменял Венецию на мирный договор, она находится под австрийским игом. Это не очень устраивает ее обитателей, поэтому время от времени то в одном, то в другом канале вылавливают тело иностранца. Никому нет дела до того, чьи они подданные, и уж тем более до того, кто и по какой причине отправил их на тот свет.

– Вы можете отправить меня на тот свет, но это ни к чему не приведет, – возразил Фрай. – Мой работодатель наймет другого сыщика, тот приедет в Венецию и разыщет Изабеллу Конеглиано. Не станете же вы убивать английских подданных одного за другим?

– И кто же ваш работодатель, позвольте узнать? Фрай поколебался, но потом решил, что его признание не может нанести никакого ощутимого вреда английскому пэру, а ему самому запирательство может стоить жизни.

– Герцог Уорбек.

– Вот как? – без особенного удивления спросил Доминико Флабианко. – Что ж, понимаю. Однако я должен вас разочаровать, мистер Фрай. Этой ночью повитуха скончалась.

Эмори Фрай не смог скрыть противоречивых чувств, охвативших его.

– Если вы полагаете, что я отдал приказ избавиться от нее, то ошибаетесь. Природа позаботилась об этом за меня. Старуха знала, что стоит одной ногой в могиле, потому и решилась удовлетворить ваше любопытство. В противном случае она побоялась бы моего гнева.

Герцог снова встал и подошел к другому столику, черного дерева. Взяв бархатный мешочек, стянутый шнурком, с видом беззаботным, почти равнодушным, он высыпал его содержимое на столик. По лакированной поверхности раскатились крупные изумруды, рубины, сапфиры и бриллианты.

Эмори Фрай во все глаза смотрел на драгоценные камни, которые должны были стоить целое состояние.

– Боже милостивый! – пробормотал он себе под нос, бессознательно прижав руку к нагрудному карману.

– Как по-вашему, мистер Фрай, это стоит хороших денег?

Сыщик мог только кивнуть. Эти камни позволят ему жить безбедно до конца своих дней, а умело помещенные – принесут прибыль и его внукам, и правнукам.

– Сколько вам платит герцог Уорбек?

– Конечно, меньше, намного меньше, – с некоторой угрюмостью ответил Фрай, – но я не предаю интересы того, кто меня нанимает.

Герцог приподнял бровь и улыбнулся, впервые за все время разговора. Лицо его чудесным образом преобразилось, и Фрай понял, как случилось, что маркиза Сэнд-херст сблизилась с этим надменным аристократом.

– А почему вы решили, что я собираюсь склонять вас к предательству интересов лорда Уорбека? Я не стану требовать, чтобы вы отдали мне документ, который лежит в вашем нагрудном кармане. Поскольку вы несколько раз бессознательно ощупывали его, он, бесспорно, важен, не так ли? Я даже не прикажу выдворить вас из города.

– Приятно слышать, милорд.

– Я собираюсь нанять вас для параллельного расследования. Прошу вас, чувствуйте себя