– Это не мое дело. Да и с чего бы мне возражать против того, что хочет мистер Бонфорт?
Я заметил, что Родж и Дэк переглянулись. Тогда я добавил:
– Ведь он хочет этого, не так ли, Родж?
Дэк грубо произнес:
– Скажите ему, Родж.
Родж медленно сказал:
– Мы с Дэком сами так решили. Мы считаем, что так будет лучше.
– Следовательно, мистер Бонфорт не давал «добро» на это? Вы, конечно, спрашивали у него.
– Нет, не спрашивали.
– Почему же?
– Шеф, его нельзя беспокоить такими проблемами. Ведь он измученный, старый больной человек. Я вообще старался не приставать к нему ни с чем кроме вопросов политики – а этот вопрос никак к таким не отнесешь. Это уже относится к чисто нашей сфере деятельности.
– Тогда зачем же вообще спрашивать моего мнения?
– Ну… нам казалось, что вы должны знать об этом – и знать причины, по которым мы пошли на это. Нам казалось, что вы одобрите.
– Я? Но вы просите меня принять решение, как будто я сам мистер Бонфорт. А я им не являюсь. – Я побарабанил по столу совершенно как Бонфорт. – Либо это решение входит в сферу его компетенции, и тогда вы должны были спрашивать согласие у него, либо решайте сами, но совершенно незачем спрашивать у меня.
Родж пожевал свою сигару, затем произнес:
– Хорошо. Я не спрашиваю вас.
– Нет!
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать «нет». Вы хотели узнать мое мнение, следовательно, вы в чем-то сомневаетесь. Поэтому, если вы хотите, чтобы я представил это имя комитету, как будто я сам – Бонфорт – пойдите и спросите его.
Они оба сели и некоторое время молчали. Наконец Дэк вздохнул и сказал:
– Расскажи ему все до конца. Или хочешь, я сам расскажу.
Я ждал.
– У шефа, мистера Бонфорта, четыре дня назад был удар. Поэтому его ни в коем случае нельзя беспокоить сейчас.
Я оцепенел и стал про себя напевать старую песенку «о башнях с вершинами в тучах и о роскошных дворцах» и так далее. Когда я пришел в себя, то спросил:
– А что с его разумом?
– Кажется, он находится в полном сознании, но совершенно измучен. Видимо эта неделя в заключении повредила ему больше, чем мы думали. Удар вогнал его в коматозное состояние на двадцать четыре часа. Сейчас он уже вышел из комы, но у него парализована вся левая половина лица и частично левая сторона тела.
– А что говорит доктор Кэнек?
– Он надеется, что как только кровоизлияние в мозгу рассосется, все болезненные явления исчезнут. Но ему все же придется напрягаться поменьше, чем раньше. Но, понимаете, шеф, в настоящее время он действительно болен. Так что остаток кампании нам придется провести, рассчитывая только на собственные силы.
Я испытал такое же чувство утраты, как и тогда, когда умер мой отец.
Я никогда не видел Бонфорта и никогда не получал от него ничего, кроме нескольких исправлений в тексте речи. Но за это время я привязался к нему. Ведь именно то, что он находился в двух шагах от меня за запертой дверью и сделало возможным то, чего я достиг. Я сделал глубокий вдох, выдохнул и сказал:
– О'кей, Родж. Постараемся.
– Да, шеф. – Он встал. – Что же, нам пора на собрание. А как насчет этого? – он указал на список.
– О! – я постарался пораскинуть мозгами. А может быть, Бонфорт и не был против того, чтобы Биллу предоставили право называться «достопочтенным» просто ради того, чтобы он был счастлив. Бонфорт никогда не бывал мелочен по части таких вещей. В одном из своих трудов по политике он писал: «Я не могу назвать себя высокоинтеллектуальным человеком. Если я и обладаю каким-либо талантом, то это талант находить способных людей и давать им возможность проявить себя».
– Сколько лет Билли состоял при нем? – внезапно спросил я.
– Около четырех лет. Может быть чуть больше.
Значит Бонфорт был доволен его работой.
– Но ведь за это время уже прошли одни всеобщие выборы? Почему же еще тогда его не сделали членом парламента?
– Не знаю. Просто этот вопрос как-то не поднимался.
– А когда Пенни стала членом парламента?
– Три года назад. На дополнительных выборах.
– Вот вам и ответ, Родж.
– Не понимаю.
– Бонфорт мог бы сделать Билла членом Великой Ассамблеи в любое время. Но предпочел этого не делать. Так что внесите вместо него кого-нибудь другого. А в дальнейшем, если мистер Бонфорт пожелает, он может устроить специально для Билла еще одни дополнительные выборы – конечно, после выздоровления.
Выражение лица Клифтона оставалось прежним. Он просто взял список и сказал:
– Хорошо, шеф.
Вечером того же дня Билл ушел от нас. Скорее всего Родж сообщил ему, что номер не прошел. Но когда Родж сообщил мне об уходе Билла, мне чуть не стало худо, когда я осознал, что своим упрямством возможно поставил нас всех под удар. Так я ему и сказал. Он покачал головой, не соглашаясь со мной.
– Но ведь ему все известно! Ведь с самого начала это был его план. А сами подумайте, какой воз грязи он может притащить за собой в лагерь Партии Человечества.
– Не думайте об этом, шеф. Билл, может быть и вошь – иначе я не могу назвать человека, который бросает все в самый разгар кампании. Ведь даже вы так не поступили. Но он и не крыса. В его профессии не принято выдавать секреты фирмы, даже если поссорились навсегда.
– Надеюсь, что вы правы.
– Сами увидите. Не беспокойтесь. Продолжайте работать спокойно.
Прошло несколько дней. Я пришел к выводу, что Родж знал Билла лучше, чем я. Никаких известий о нем не было, равно как и от него, и кампания шла полным ходом, как обычно становясь все напряженнее и напряженнее. Не было даже никаких намеков на то, что наша афера разоблачена. Я почувствовал себя лучше и с жаром принялся составлять речи – стараясь выложиться в них полностью. Иногда мне в этом помогал Родж, а иногда он просто одобрял написанное мною. Мистер Бонфорт снова неуклонно поправлялся, но Кэнек предписал ему полный покой.
Роджу пришлось отправиться на Землю – бывают такие дыры в заборе, которые нельзя залатать с помощью дистанционного управления. Голоса постепенно набирались, поэтому надобность в речах постепенно уменьшалась. Но все же приходилось выступать с речами на пресс-конференциях. Я занимался этим при помощи Дэка и Пенни – само собой, теперь мне было гораздо легче: на большинство вопросов я мог отвечать, не задумываясь.
В тот день, когда ожидалось возвращение Роджа, проводилась обычная еженедельная пресс- конференция. Хоть я и надеялся, что он вернется до ее начала, но мог вполне сам провести ее, без
