действительно осуществились; ибо лишь только соседние племена узнали о смерти Ионатана, то начали войну с иудеями, зная, что те не имеют руководителя, сам же Трифон собрал войско и решил отправиться в Иудею и объявить войну ее населению.

Когда же Симон увидел, что иерусалимцев все это повергло в такое отчаяние, он, желая ободрить их и словом вызвать их мужество, чтобы смело встретить нашествие Трифона, собрал весь народ в святилище и оттуда обратился к нему со следующим увещеванием:

«Единоплеменники! Вам небезызвестно, насколько охотно, после смерти отца моего, как я, так и братья мои шли за вашу погибель на разные опасности, сопряженные с возможностью смерти. Полагаю, что как я лично, так и смерть членов нашей семьи за законы и богопочитание дали вам достаточные тому доказательства. Поэтому нет такого страха, который вытеснил бы из души моей эту решимость и вызвал бы в ней особую привязанность к жизни или презрение к славе. Итак, если уже у вас нет теперь такого военачальника, который решился бы за вас на всякие крайности, то добровольно последуйте за мной, куда бы я вас ни повел. Если я не лучше своих братьев, чтобы не щадить своей жизни, то и не хуже их, и не отступлюсь позорно от того, что они признали за наилучшее, а именно умереть за ваши законы и ваше истинное богопочитание. Где понадобится явить себя достойным их, там я и явлю себя таковым. Я смело надеюсь не только наказать врагов, но и избавить всех вас с вашими женами и детьми от их заносчивости и с Божьею помощью сохранить в целости Его святой храм. Я отлично понимаю, что соседние племена наступают на вас оттого лишь, что считают вас не имеющими военачальника, который повел бы вас в бой».

4. После этой речи Симона народ воспрянул духом, и боязнь его сменилась новым упованием на лучшее будущее. Поэтому весь народ единодушно провозгласил Симона своим военачальником и заместителем его братьев, Иуды и Ионатана, причем обещал безусловное повиновение всем его распоряжениям. Тогда Симон немедленно собрал все свои боевые силы и поспешил окончить постройку городской стены. Укрепив ее высокими и прочными башнями, он отправил одного из своих друзей, некоего Ионатана, сына Апсалома, с войском в Яффу[1089] и поручил ему изгнать оттуда всех жителей, потому что опасался, как бы они не сдали города Трифону. Сам же он остался в Иерусалиме для охраны его.

5. Тем временем Трифон во главе большого войска выступил из Птолемаиды и двинулся в Иудею, ведя за собою пленного Ионатана. Навстречу ему выступил Симон с его ратью и подошел к городу Аддиде[1090], лежащем на горе, у подошвы которой расстилается Иудейская равнина. Когда же Трифон узнал, что иудеи выбрали Симона главнокомандующим, то он послал к нему, имея в виду обмануть и его, с предложением выдать ему, в виде выкупа за его брата Ионатана, сто талантов серебра и двоих из детей Ионатана в качестве заложников, дабы Ионатан, будучи выпущен на свободу, не вздумал склонить Иудею к отпадению от царя. При этом Трифон ссылался на то, будто Ионатан держится в плену за долг, которого он не возвратил царю. Однако Симон отлично понял маневр Трифона. Напротив, он знал, что если он отдаст деньги, то и их потеряет, и брата не освободит, а лишь, кроме него, оставит во власти врага еще детей своего брата. Однако, боясь навлечь на себя обвинения народа в том, что это он стал причиною смерти брата, если не отдаст за него выкупа и не оставит заложниками детей его, Симон собрал свое войско и сообщил ему о предложении Трифона, причем заметил, что тут и кроется коварная ловушка. Однако при этом он сказал, что все-таки предпочитает послать Трифону деньги и выслать детей, чем отвергнуть предложение его и тем самым навлечь на себя подозрение в нежелании спасти брата. Ввиду всего этого Симон действительно послал Трифону детей Ионатана и деньги, но, по получении их, Трифон все-таки не сдержал своего слова и не отпустил Ионатана, но со своим войском обошел вокруг Иудеи, решив впоследствии пройти к Иерусалиму через Идумею. Таким образом он достиг идумейского города Адоры. Симон, однако, со своею ратью не отставал от него, но постоянно располагался лагерем против него.

6. Между тем гарнизон иерусалимской крепости отправил к Трифону просьбу поспешить к ним и выслать съестных припасов. Поэтому он отрядил свою конницу и велел ей достигнуть в течение ночи Иерусалима. Ночью, однако, выпало много снегу, который занес все дороги, сделал их труднопроходимыми для лошадей и не дал Трифону возможности добраться до Иерусалима. Поэтому он отсюда двинулся в Келесирию и затем быстро вторгся в область Галаадскую. Тут он велел казнить и похоронить Ионатана, а сам вернулся в Антиохию. Потом Симон послал в город Баску за останками своего брата и похоронил их на родине, в Модии, причем глубокая печаль охватила весь народ. При этом случае Симон воздвиг отцу своему и братьям своим огромный памятник из белого отесанного камня. Вышина этого памятника была очень велика, так что он был виден на далекое расстояние; окружен был этот мавзолей портиками и обелисками удивительно искусной работы. Кроме того, он соорудил еще семь пирамид в честь своих родителей и каждого из братьев. Размерами и красотой эти сооружения вызывают вообще удивление. Они сохранились по сей день. С таким-то рвением позаботился Симон о гробнице Ионатана и надгробных памятниках прочих членов семьи своей. Ионатан умер после четырехлетнего первосвященничества. Он был главою своего рода...[1091].

7. Такова была кончина Ионатана.

Симон был народом избран в первосвященники[1092] и в первый же год своего служения избавил его от македонского ига настолько, что иудеям уже более никогда не приходилось платить дани македонянам. Это освобождение как личное, так и от податей началось у иудеев со стосемидесятого года со времени ассирийского владычества, именно с того времени, как Селевк, прозванный Никатором, овладел Сириею[1093]. Народ был в таком восторге от Симона, что в своих деловых сношениях и всех народных постановлениях стал писать: «...в первый год правления Симона, благодетеля и князя иудейского». При Симоне дела иудеев шли очень удачно, и они осилили окрестные племена. Дело в том, что он взял города Газару, Яффу и Ямнию; затем он осадил иерусалимскую крепость[1094] и срыл ее до основания, чтобы врагам более не представилось возможности иметь в ней опору для своих враждебных действий, как то было раньше. Сделав это, Симон признал за целесообразное срыть всю гору, на которой помещалась крепость, дабы тем самым поднять холм, на котором стоит святилище. Созвав народ, он старался убедить его в необходимости этого мероприятия, упомянув, сколько уже пришлось пострадать иудеям от неприятельских гарнизонов и перебежчиков, и указывая на то, что им придется претерпеть еще в будущем, если власть вновь перейдет в руки иноверного царя, который снова поместит в этой крепости своих воинов. Этими доводами ему удалось убедить народ в целесообразности предлагаемой меры.

Все охотно приступили к этому делу и принялись срывать гору. После трехлетней, не прерывавшейся ни днем ни ночью работы они срыли гору до основания и сровняли все занимаемое ею место; с тех пор, после уничтожения крепости и горы, над всем городом царит здание храма.

Таковы были дела, совершенные Симоном.

1. Немного спустя после взятия в плен Деметрия Трифон умертвил сына Александра, Антиоха, который был прозван Богом и который во время своего четырехлетнего правления находился под опекою Трифона. Последний объявил о смерти Антиоха, будто она последовала от операции, и в то же самое время послал наиболее преданных и близких друзей к войскам с обещанием выплатить огромную сумму денег, если они провозгласят его царем. При этом он заявил, что Деметрий попал в плен к парфянам, и если брат Деметрия, Антиох, достигнет власти, то он сильнейшим образом накажет их за их отпадение. Ввиду этого солдаты, надеясь на всякие блага, если изберут на царство Трифона, провозгласили его правителем. Достигнув такого положения, Трифон немедленно выказался весь, во всем своем непривлекательном свете: будучи частным человеком, он служил народу и прикидывался добрым, угождая всем желаниям народа; достигнув же царской власти, он скинул с себя маску и явился настоящим Трифоном[1095]. Однако этим самым он лишь сыграл на руку врагам, потому что войско, ненавидевшее его, перешло на сторону жены Деметрия, Клеопатры, которая тогда заперлась с детьми своими в Селевкии. В то время по стране скитался брат Деметрия, Антиох, прозванный Сотером