— Мужские, конечно, — без запинки ответил я.

— Какие мужские, с какими окончаниями? — допытывалась Саддиниса.

— Хочешь женский род скажу? Слова женского рода оканчиваются на «а», «я»… Точно?

— Точно. А среднего рода?

— Среднего?.. Сейчас… как его…

— Слово «перо» какого рода?

— Вспомнил! Слова, оканчивающиеся на «о», «е», относятся к среднему роду. Перо, поле, метро…

— Да ведь всё знаешь, Хашимджанака! — обрадовалась моя маленькая учительница. — Только очень уж ты ленив.

Эта маленькая товарищеская критика не могла испортить удовольствия от похвалы.

— Да ведь мы тоже человеки! — И я принялся отплясывать.

Саддиниса терпеливо дождалась, пока я успокоился, потом опять вернула меня к упражнению триста пятьдесят один. Мы, оказывается, должны составить предложения, употребляя слова всех трёх родов. Я расчертил страничку на три части и принялся за работу.

— Какого рода слово «товарищ»? — спрашивает Саддиниса.

— Мужского рода, товарищ Саддихон.

— Добавь к нему ещё одно слово.

— Акрам — мой хороший товарищ.

— Молодец, товарищ Кузыев! — похвалила Саддиниса. — Теперь запишем это предложение в тетрадь.

Вот так, предложение за предложением, мы исписали целую страничку. Саддиниса радовалась моим способностям и первым признакам усидчивости, как сказала она сама. Да и я был доволен собой. Но вот маленькая учительница взяла мою тетрадь и тут же всплеснула руками.

— Вай-буй, да ведь тут ошибка на ошибке!

— Какие ещё ошибки? — возмутился я. — Всё верно до точки.

— Слово «зелёный» пишется через «е». А ты написал «зилёный». — Она, как обычно делает Нина Тимофеевна, красным карандашом подчеркнула ошибку.

Я промолчал. Тут уж не поспоришь — красный карандаш!

Через несколько минут моя страничка алела, как небо перед закатом.

— Исправь ошибки и перепиши, — приказала Саддиниса.

Роптать, упираться я не стал: боялся, что Саддиниса откажется заниматься и прогонит домой. Собрал всю силу воли и снова принялся за работу.

Верите ли, за всю свою жизнь я столько не писал, сколько написал сегодня за один присест. Сегодня, в этот цветущий солнечный день, в этом попахивающем мышами кабинетике Саддинисы я совершил подвиг — исписал целых две страницы! Отложил наконец ручку и воскликнул:

— Саддиниса! Помочь тебе подмести двор?

— С чего это ты вдруг? У тебя других дел нету?

— Хочу помочь тебе, — пробормотал я, направляясь во двор. — Если признаться честно, хочется сделать для тебя что-нибудь приятное.

Но я ведь вам говорил, что другой такой упрямой девчонки, как Саддиниса, на свете нет. Она вырвала веник из моих рук.

— Если хочешь сделать мне что-нибудь приятное, садись, будем повторять физику.

— Но у нас завтра нет физики!

— Если хочешь стать отличником, уроки надо повторять ежедневно.

Куда денешься? Саддиниса всегда права, спорить с ней бесполезно. Я сел к столу, открыл учебник физики.

— На прошлом уроке мы проходили тему «Весы». Расскажи, какие весы ты знаешь.

Я без запинки прочитал вслух всё, что написано в учебнике про. весы. Саддиниса молча выслушала, а когда я кончил, отобрала книгу и сказала:

— А теперь скажи, какие бывают весы.

— Весы лабораторные, аналитические, весы настольные, торговые, весы хозяйственные — безмен… — Помолчал и добавил от себя: — Весы воровские, спекулянтские…

Саддиниса засмеялась. Я никогда ещё не слышал её смеха. Какой-то… серебряный, чистый-чистый и звонкий. На щеках у неё появились ямочки, а глаза превратились в щёлочки.

— Но ведь про воровские весы в учебнике нет! — проговорила она.

— В вашем учебнике нет, Саддинисаханум, зато в нашем есть! — ответил я.

После физики позанимались ещё родным языком, и лишь после этого Саддиниса начала убирать учебники — конец!

— Давай ещё позанимаемся! — Я не в силах был вот так сразу остановиться.

— Мне нужно в поле за травой, — сказала Саддиниса.

— Тогда я тоже с тобой! Помогу. Только не отказывай мне, не то завтра не приду готовить уроки!

В тот день солнце светило ярко, но в воздухе не чувствовалось особой жары. Трава вокруг арыков пожелтела, листья с деревьев осыпались и приятно шуршали под ногами, небо прозрачное, в воздухе летали, кружились большие стаи птиц.

Мы шли в поле вдоль берега нашего обмелевшего анхора[18] , вода в котором сделалась такой прозрачной, что был виден каждый камушек на дне. Мне вдруг стало невыносимо хорошо и радостно. Я крикнул:

— Саддиниса, давай побежим с тобой наперегонки!

И мы сорвались с места.

Назавтра мама обнаружила в моём дневнике две четвёрки. Вне себя от счастья поцеловала меня в лоб и обратилась к папе:

— Отец, а не купить ли нам Хашимджану новый костюм? Брюки у него совсем истрепались.

Таким образом, я вот-вот должен был встать в ряды образцовых учеников, но вдруг… Вы же знаете, всю жизнь меня преоросительный канал.следует это ужасное «но»! Вдруг случилась эта история. Но расскажу всё по порядку.

Повесив сумку за плечо, я шёл к Саддинисе готовить уроки. Шёл, поглаживая сытый живот (две косушки гуджи[19] с катыком съел за обедом), и распевал личные местоимения, которые проходили сегодня в школе: «Я, ты, он, мы, вы, они!» — как вдруг заметил на перекрёстке человек двадцать ребят. Они кого-то окружили, галдят, размахивают руками. Я, конечно, прямым ходом туда. Вижу: в середине круга мой товарищ Акрам. Изорванная рубаха в крови, штаны мокрые, хоть отжимай. Рядом к электрическому столбу привязан щенок с длинной мордой, довольно рослый, примерно по колено мне будет.

— Чей щенок? — спросил я у Закира.

— Ия, это ты, дружище? — обрадовался тот почему-то. — Это не щенок, а волчонок.

— Ври больше.

— Верно, верно. Взрослые тоже смотрят — удивляются.

— Кто же его поймал?

— Акрам.

— Ври больше! — опять вырвалось у меня.

— Что ты заладил: «Ври да ври»! — возмутился Закир. — Акрам поймал, говорят тебе, час тому назад, своими руками.

— Да расскажи ты, наконец, как поймал-то? — не вытерпел косоглазый Алим. — Что мучаешь