— А кого выберем председателем санитарной комиссии? — спросил опять Вахид Салиевич.

Все молчат. Прикидывают, по-видимому, кто у нас чистюля самый, умный да толковый. Но не-ет уж, эту должность мы не упустим. Тем более что я обещал парню назначить его на это место, когда стану класкомом.

— Председателем санкомиссии мы выберем Мирабиддинходжу, — сказал я твёрдо. — Вы только взгляните на него — весь так и светится: уши и шея сверкают чистотой, зубы, как рисинки, волосы причёсаны, штаны и рубаха выглажены. Думаете, это легко ему даётся? Его мама сроду утюга и иголки в руках не держала, а мыло считает от нечистого. Мирабиддинходжа, бедняга, сам себе всё гладит, стирает и штопает. Скажем, вот у вас у кого-нибудь пуговица отлетела, что вы будете делать? Обратитесь к Мирабиддинходже. — Я выхватил из-под парты тюбетейку друга, вывернул её наизнанку. — Видите иголку с ниткой, приколотую к тюбетейке? Вот какой у нас предусмотрительный председатель санитарной комиссии.

Ребята засмеялись, захлопали в ладоши, как бы единогласно голосуя за Мирабиддинходжу. После этого наш новый учитель сказал, что мы, учащиеся, должны соревноваться между собой, сильные ученики должны взять шефство над слабыми, помогать им.

Первым, конечно, вскочил Хамрокул — вызвал на соревнование Акрама.

— А кто будет соревноваться с Кузыевым? — спросил вдруг учитель, взглядом велев мне встать.

Ну, думаю, будет сейчас драка за меня, по частям растащут. Жутковато стало и радостно. Вы же знаете, люблю я быть на виду. А тут… проходит минута, другая, третья… Все молчат. Мне чуть плохо не стало. Я так стиснул кулаки, что ногти в ладони вонзились.

— Неужели среди вас нет никого, кто хотел бы по-товарищески помочь Кузыеву? — удивился учитель.

А я, так и не дождавшись себе шефа, только собрался сесть, как вдруг кто-то сказал:

— Я возьму над ним шефство!

Гляжу, а это Саддиниса, девчонка, что сидит за первой партой, только макушка торчит. Вначале — вот с места не сойти! — я подумал, что она издевается надо мной. Потому что на днях я здорово напугал её. Дело было под вечер. Саддиниса с охапкой травы на голове шла с поля домой. Я юрк в арык, притаился, а когда она поравнялась со мной, ка-ак залаю! Она с перепугу уронила траву на дорогу и давай ходу. Пришлось взвалить тяжеленный сноп на плечо и побежать следом. Тогда она ещё пригрозила мне, чтопожалуется моему отцу и попросит хорошенько всыпать. Но папа мне слова не сказал. И я подумал тогда, что Саддиниса просто забыла наябедничать. Но сейчас мне стало ясно, что она и не думала мстить, а, наоборот, хотела помочь мне в эту трудную минуту, когда все от меня отвернулись.

— Ты не шутишь? — робко спросил я.

— Не шучу, — ответила она, глядя не на меня, а на учителя.

Как раз в этот момент раздался звонок.

Так началось первое сентября. Как вы знаете, уроки в этот день сплошь из одних вопросов и ответов. В основном спрашивали по прошлогоднему материалу. Ребята тараторили вовсю. Я скромно отмалчивался и поглядывал в окно. Потому что отвечать-то мне было нечего: всё вылетело из головы за время странствий и учёбы у муллы. Именно поэтому, наверно, учитель географии ехидно заулыбался, завидев меня:

— Ия, Хашим-странник, какими судьбами, братец?

После уроков Саддиниса подошла ко мне.

— Хашимджан-ака, где мы будем готовить уроки? У нас или мне прийти к вам?

Настроение у меня было благодушное: светило яркое солнце, я благополучно влился в новый коллектив, за целых четыре урока не получил ни единой двойки, ни один из учителей не назвал меня разгильдяем — какие же тут могут быть «готовить уроки»?!

— Ничего, — ласково потрепал я её по плечу, — ничего, уроки будем готовить завтра.

— Смотри, как знаешь, — пробормотала Саддиниса. — Видно, маме твоей опять придётся плакать…

— А когда она плакала?

— На днях. Когда зашла к моей маме.

— Почему она плакала?

— Потому, говорит, что сыночек её Хашим — разгильдяй, немало ей горя принёс, что опять воз двоек понатаскает.

— Ничего, приду вот сейчас и развеселюеё — сегодня ни одной хвостатой! — С этими словами я включил скорость.

На улице, за школьным садом, меня ожидал Акрам.

Хотите, теперь опишу вам эту девчонку? У неё большущие глаза, лицо удлинённое, белое, волосы заплетены во много-много косичек, такая тоненькая, что кажется, кашлянешь — и она улетит. А какая умная! Наш мудрый Ариф — шишкоголовый, нынешний семиклассник, ей в подмётки не годится. У неё хоть по арифметике, хоть по геометрии, хоть по русскому, хоть по немецкому — по всем предметам пятёрки. Девчонка что надо, если бы не одна её вредная привычка: всё время недовольно морщит нос. Так хочется ей сделать много хорошего! Неутомима, как муравей. Тоненькие ручки её постоянно чтото делают: переписывают, стирают, разглаживают, поправляют. А прилипчива до невозможности! Знаете, в весеннюю дождливую пору на урючинах появляется липучка — елим называется, пристанет — не отдерёшь. Саддиниса точно вот такая липучка. Опять и опять:

— Хашимджан-ака, когда будем готовить уроки? Хашимджан-ака, сегодня гулять не пойдёшь!

— Не мучь меня, курносая, — огрызаюсь я иногда.

— Почему ты так говоришь? — обижается она.

— Да потому что ты в самом деле курносая.

— Если и курносая — не твоё дело! — сердито поворачивается она и уходит прочь, тогда мне её становится жалко.

Сейчас мы готовим уроки в маленьком солнечном кабинетике Саддинисы. Во дворе возится дедушка-садовник Саддинисы. Папа её работает бухгалтером в колхозе, стучит костяшками счётов и горя не знает. Мама воспитательницей в детском саду, так что её тоже нет дома. По двору бродят нахохленные несушки. На винограднике галдят воробьи, пируют — там ещё полно винограда.

— Эй, Хашимджан-ака, куда это ты уставился?

— Никуда я не уставился.

— Да уж не оправдывайся, и так вижу! Заставил меня вслух читать, а сам витает в облаках. Какое упражнение задавали по русскому?

— М-м… не помнится что-то…

— Велели сделать триста пятьдесят первое упражнение. Ты же записывал в дневник!

— Записать-то записал, но что-то не совсем понял объяснение учительницы.

Саддиниса, точь-в-точь Нина Тимофеевна, принялась растолковывать мне, как надо выполнять упражнение.

— Теперь понятно? — спросила, закончив.

— Нет, не всё.

— Сколько родов в русском языке?

— Шесть! Нет… кажется, три.

— Хорошо, назови их.

— Мужской, женский и средний род.

— Какие слова относятся к мужскому роду?