— Здравствуйте. Это вы будете Хашимджан? — Учитель положил на поднос гроздь винограда, соскочил с места и, протянув мне обе руки, представился.

Его звали Вахидом Салиевичем Салиевым, он совсем недавно окончил институт и вот приехал к нам в кишлак. Будет преподавать алгебру и математику. Три дня тому назад его назначили руководителем того самого шестого «Б» класса, в котором я буду учиться в этом году. (Надо сказать, новый учитель всё это доложил, почему-то глядя не на меня, а набабушку, которая взгромоздилась на сури тотчас, как только мы с Вахидом Салиевичем поздоровались.)

— Я уже ознакомился с личными делами учащихся, — продолжал учитель, всё так же глядя на бабушку, но не выпуская и моей руки. — И вот решил кое с кем из них повидаться, поговорить по душам.

— И очень правильно решили, милейший, — ласково одобрила бабушка.

Учитель сел на сури, свесив ноги, и снова принялся за виноград: за раз отправил в рот штук десять ягод.

— Понимаете, бабушка, я считаю, что учитель должен хорошо знать своих учеников, их родителей, обстановку в их семье. К тому же я живу один, делать мне почти что нечего.

— А где ваши родители, сынок? Отчего же вам не перевезти их сюда, к нам?

— В городе они живут. А виноград у вас отменный, бабушка.

— Ешьте на здоровье, милейший, ешьте. А вы женаты?

— Что-о вы, бабушка! Рано мне ещё.

— Тогда вот что я вам скажу, сынок… — Бабушка решительно скрестила руки на груди. — Грязное бельё вы должны непременно приносить мне. Я сама буду стирать. Время от времени я буду навещать вас, проверять, как вы питаетесь. Лишь бы… лишь бы вы наставили на путь истинный этого шалопая Хашимджана. Отец его работает сутки напролёт, даже во сне, и ничего другого знать не желает, кроме своего трактора, а мать — хоть у неё трое детей — целыми днями пропадает на ферме. Не мудрено, что сынок совсем от рук отбился, разболтался вконец. Вон, вон, глядите, встал за вашей спиной, подмигивает мне, кривляется…

— И вовсе я не кривляюсь! Просто в глаз соринка попала, — сказал я обиженно. Мне не понравилось, что родная бабушка говорит про меня плохое совсем чужому человеку.

К счастью, новый учитель, оказывается, в одном сродни моему папе: не слишком-то поддаётся внушению. Бабушка говорит, говорит, чернит меня вовсю, а он хоть бы что, уплетает виноград за обе щеки, блаженно покачивает головой, и все слова точно мимо.

Наконец Вахид Салиевич покончил с виноградом, отодвинул от себя пустую чашу, вытер рот.

— Ну-ка, Хашимджан, сядьте-ка поближе.

Я опустился на краешек сури. Бабушка зачем-то ушла в сад.

— Как у вас прошли каникулы?

— Неплохо. — Подумал немного, потом добавил: — Очень неплохо.

— Много книг прочли за лето?

— Ни одной, домулла[14].

— Ия! — удивился Вахид Салиевич. — Как это так — ни одной?

— Просто я не могу читать, — признался я. — Раскрываю книжку, ложусь читать — и тут же засыпаю. А то и сердце начинает болеть.

— Отчего же сердце болит? От чтения, что ли?

— Оттого, что я очень нервенный.

— Нервенный? А отчего, позвольте узнать, вы стали таким «нервенным»?

— Учителя очень много на дом задают. Вот я и стал нервенным… От перегрузок.

Учитель расхохотался, хлопая руками по коленям. Смеялся он во всё горло, закинув голову кверху. Его хохот распугал стаю воробьишек на крыше. Они рассыпались по двору, как чёрные упругие мячики.

«Ага, — подумал я, — значит, я понравился новому учителю, раз он так развеселился». И продолжал:

— Кроме того, сестрёнка моя Айшахон тоже нервенная, от меня заразилась. Есть у меня ещё одна сестрёнка, Донохон, вон она играет с кошкой возле очага, так она тоже нервенная.

— А она… а она отчего же стала… «нервенной»? Такая крохотуля…

— Она не крохотуля. Во втором классе учится. Нервенной она стала ещё в детском садике… Они там знаете как из-за игрушек дерутся. Вот и становятся нервенными.

— Об-бо, Хашимджан, да вы, оказывается, весельчак! Люблю таких людей!

— Вот-вот, за это самое бабушка хочет загнать меня в могилу. — Я решил немного поплакаться.

— Как так в могилу?

— А вот так. «Я, говорит, буду не я, если не сделаю из тебя человека». Человека она сделает, а куда денет меня?

Учитель не мигая уставился на меня, потом опять расхохотался. Смеялся, смеялся, вдруг нахмурился, глаза стали глубокими, серьёзными.

— Вы, Хашимджан, бабушку не обижайте, — проговорил он. — Если бы у меня была такая бабушка, я бы её на руках носил. Посмотрите, всё на вас чистенькое, выглаженное. Во дворе ни соринки, прибрано, аккуратно разложено. Ведь это её работа, верно я говорю? — Не дожидаясь моего ответа, будто и не сомневался, что я волей-неволей кивну головой, спросил: — Как у вас с учебниками, Хашимджан, всё готово?

— Всё готово, домулла.

— Принесите их сюда, проверим.

Я мигом слетал за своим новеньким блестящим портфелем. Оказалось, что кое-каких учебников всё же не хватает. Мы тотчас отправились в школу, где учитель достал мне нужные книги. Потом мы заглянули ещё к трём ребятам. Последним зашли к Акраму. Во дворе у него было полно разных животных и птиц, как в зоопарке. Учитель очень удивился и обрадовался этому. На обратном пути я спросил:

— Домулла, кого мы ещё сегодня навестим?

— Больше никого, — ответил Вахид Салиевич и пояснил: — Ребята, которых мы навестили, плохо учились в пятом классе. С ними я буду заниматься отдельно.

— Значит, вы и со мной будете отдельно заниматься?

— Да, вы же остались на второй год? Выходит, и с вами придётся заниматься.

Так разговаривая, мы подошли к беленькому учительскому домику. В прошлом году в нём жили Рябовы. Муж преподавал немецкий язык, а его русоволосая худенькая жена — русский. Я по обоим этим предметам понахватал двоек, так что всегда обходил этот дом стороной. Ну, а если всё же надо было пройти мимо, я смотрел в другую сторону. А Вахид Салиевич — представляете! — вдруг приглашает меня зайти в этот дом. Уж не знаю, как я поборол в себе страх, как шагнул за порог. А шагнул — так и застыл на месте истуканом. Вначале подумал, что я попал в библиотеку, так много здесь было книг. В шкафах, на столах, в нишах, на подоконниках, даже на стульях и на полу было видимо-невидимо больших и маленьких, ярких и тёмных, тонких и толстых книг.

— Всё это ваше? — изумился я.

— Нет, не всё, — ответил учитель, — часть книг Рябовых.

Я обратил внимание, что Вахид Салиевич сам говорит мало и всё меня выспрашивает. То про одно, то про другое, вконец замучил. Почему-де не люблю я алгебру, почему убежал из дому, с кем подрался да когда, почему бабуля моя решила отдать меня в ученики к мулле Янгоку, а есть ли ещё в кишлаке ребята, верующие в аллаха…

— А журналы тоже Рябовых? — поинтересовался я.

— Нет, это мои журналы. Если хотите — возьмите почитать. Потом принесёте.

— А шахматы тоже Рябовых?

— Нет, и шахматы мои. Поиграем?

— Я играю только в шашки.

— Ну так давайте сразимся в шашки. Но учтите, Хашимджан, я играю очень хорошо.

— Я тоже не слабо, домулла. Расставили фигурки на доске, началииграть. Играю, а думаю совсем о