она в двух-трёх километрах от Ходжакишлака. Недалеко от гор, там и базар районный близко.

Узункулак — это значит «длинные уши»; но почему святого так прозвали, я не знаю, а спросил у бабушки, так она вместо того, чтобы объяснить про уши святого, вцепилась в мои уши.

— Не твоё это дело, безбожник! Лучше бы стал со мной рядом и помолился святому из святых.

— А зачем? — спросил я. — Зачем мне молиться?

— Кто от души поклоняется святому Узункулаку, тот достигает исполнения всех своих желаний.

— И отличником станет?

— Конечно, станет. И давай не болтай много! Мешаешь мне…

Она добрая, моя бабушка, но очень строгая. Специально переехала к нам, чтобы, как она сказала, собственноручно заняться моим воспитанием. К тому же маму на всё лето послали в Ташкент, на какие-то курсы повышения квалификации. Она и Айшахон забрала с собой.

Папа, как вы сами знаете, работает в Мирзачуле, дома бывает от случая к случаю. И ещё, оказывается, нрав у меня бедовый, боятся, что, не ровён час, опять убегу из дома. «За мальчиком нужен глаз да глаз!» — твердит бабушка всему кишлаку. Но зря она боится. Убегать я пока больше не собираюсь, хотя живётся мне нынче не сладко. Посудите сами: на улицу нельзя, громко засмеяться нельзя, поспать подольше нельзя… Даже телевизор включить нельзя! Бабушка говорит, что телевизор от нечистого и что нам худо будет на том свете перед судом аллаха. Я понимаю: дело тут не столько в аллахе, сколько во мне. И потому спрашиваю с наивным видом:

— Бабушка, а за что аллах будет нас судить? Ты-то ведь не смотришь телевизор?..

— Помолчи, пустоголовый! Иди лучше уроки учи, второгодник.

«Уроки учи»! Легко сказать! На дворе лето, каникулы, все отдыхают, гуляют, купаются, рыбачат, а ты сиди зубри уроки. Да ещё за шестой класс. В седьмой-то меня не перевели. Сказали, полгода гулял, касот… катост-рофически отстал. Так и не пригодились учебники, которые привёз из своих странствий по белому свету.

Я, конечно, особо не убиваюсь, по сидеть понемногу за книжками приходится. Для виду. А то какое же это будет «перевоспитание»?! Человек специально ради тебя приехал, распорядок составил, а ты его не уважишь… Всё бы это не так страшно, если…

Я вам ещё не говорил, что у меня этим летом появилась одна странная и совсем мне ненужная «обязанность»? Вот слушайте, что это такое.

Не успею я покричать (для бабушки) всякие там «а-прим, б-прим» и захлопнуть книгу, она тут как тут:

— Садись, теперь будешь учить «Кулху обллоху ахад». От шайтановых наваждений очистишься.

«Кулху обллоху ахад» — это такое стихотворение. Из Корана. Бабушка говорит, что его сочинил тот самый Мухаммед, который будто бы жил некогда в городе Мекке и к которому потом, после его смерти, люди стали ездить на поклонение. Правда это или нет, что он был ещё и поэтом, — я не знаю, но слова его стихотворения не легче запомнить, чем алгебраические формулы. Сколько ни зубри — тут же вылетают из головы.

— Бабушка, а может быть, Мухаммед не сам написал эти стихи? Списал у кого-нибудь, а?

Этого достаточно, чтобы бабушка кинулась драть мне уши. А я только того и жду: тотчас вылетаю в сад, крича на ходу:

Абдурайим и Мадрайим — мои одноклассники. Вернее, бывшие одноклассники. А когда их имена громко тянешь, получается точь-в-точь стихи Мухаммеда. Вы б видели, как при этом бабушка выходит из себя!

— Подожди ты у меня, пустоголовый! Вот приедет папа, всё ему выложу — он тебя за ноги повесит!..

— Пусть вешает. Мне всё равно. Даже лучше будет Не буду тут мучиться и с Мухаммедом поговорю лучше о том, что такое верлибр. — Это я ещё от встречи с поэтами помню о верлибре.

Я перелезаю через забор, а бабушка кричит вдогонку:

— Ну погоди, я выбью из тебя всю дурь, станешь ты у меня человеком!

Хорошо, что бабушка любит ходить по соседям. Тогда я вволю отвожу душу. Прыгаю, кричу, пою, танцую. А иногда, как вот сейчас, хожу на руках. Сестрёнке Донохон это очень нравится, и мне тоже развлечение и разминка.

И сегодня этим занимался. Только дошёл до калитки, вижу: Закир идёт по улице. Вернее, плетётся. Плетётся и спит. Он вообще такой, Закир, вечно спит. Сам. мой ровесник, а с виду — будто в десятом классе учится. Здоровенный малый, но храбрости — ни капельки. Он даже девчонок боится. Они знают это и нарочно задирают его. Закиру бы только поспать. Вы даже не поверите, если я расскажу, как однажды он уснул на бревне, по которому мы ходили на уроке физкультуры. Шёл, шёл, остановился вдруг и уснул. А когда учитель растормошил его, похлопал глазами и говорит:

— Я не спал… просто отдохнул немного.

Увидев меня, Закир несказанно обрадовался.

— Дружище, а я-то тебя и не заметил! — воскликнул он. Подумал немного, потом спросил: — А почему ты так… вверх ногами стоишь?

Не дожидаясь моего ответа, Закир вытащил из кармана большой зелёный огурец и протянул Донохон.

— А ты не хочешь? — вытащил он ещё один.

— Давай! — Я сделал сальто и встал на ноги. — Куда ты идёшь, Закирджан?

— Уроки готовить, — кивнул он на книжки, которые держал под мышкой.

— Какие уроки? — удивился я. — Сейчас же каникулы…

— А ты разве не слыхал, дружище?..

— Про что?

— Переэкзаменовка у меня на осень, — вздохнул Закир. — Буду пересдавать родной язык, алгебру… и ещё русский язык. Завуч сказала, что мальчик я не бестолковый, но будто бы надо немного позаниматься летом, и тогда стану успевающим.

— Да ты знаешь, сколько ещё до осени?! — воскликнул я. — Целых три месяца! Сейчас всё выучишь, а к осени позабудешь.

— Я тоже так думал, Хашимджан. Но мама сказала, что не даст мне спать, если я уже теперь не начну готовиться к экзаменам. Холодной водой пригрозила обливать. Но ты же знаешь, дружище Хашимджан, не могу я не спать! Хочешь ещё огурец? Бери, у меня много. Полные карманы набил. Ну я пошёл, Ариф меня ждёт. Я ведь его буксир…

— Буксир? Какой ещё буксир?

— Ну, Ариф должен меня вперёд тащить. К экзаменам готовить.

Опять разговорились. Закир забыл, что ему надо идти. Мы сели на деревянную скамеечку возле калитки, и он, позёвывая, долго рассказывал о своём житье-бытье. Потом опять вспомнили об осенних экзаменах. Обсудив этот вопрос, мы решили, что это гиблое дело — осенние экзамены. Если человек получил плохие отметки по трём предметам, значит, фундамент его знаний непрочный, и не учти ты этого сейчас, в седьмом классе опять провалишься. В восьмом будет и того хуже, а к десятому совсем профаном станешь. Лучше лишний годик посидеть в шестом, укрепить фундамент. Тогда всё пойдёт как по маслу: с лёгкостью отличником станешь, может, и старостой изберут, все уважать будут…

Закир глубоко задумался. Так глубоко, что я заглянул ему в лицо: не спит ли мой дружочек.