— Что-нибудь случилось, Джуман-ака?

— Сейчас узнаете. Посидите немного. У меня отчего-то на душе стало холодно.

Через минуту Джура Джуман вернулся. За ним в кабинет ввалились Сайдулло-ака, Эркин Хамид, Ташкын Абид, Захид Тухта и другие поэты — все, у кого я бывал дома.

— Вы сами написали стихотворение «Родной край», опубликованное в нашей газете? — спросил Джура Джуман, глядя мне прямо в глаза.

— Конечно, сам!

— Это ложь! — воскликнул Сайдулло-ака. — Это мои стихи.

— Кто писал стихи «О тебе пою, хлопкороб»? — опять спросил Джура Джуман. Лицо его стало белым-бело.

— Я сам писал. Своей собственной рукой.

— Ах вот как! — взревел вдруг Эркин Хамид и, пригнувшись, пошёл на меня. — Я тебе докажу, мальчишка, что это мои стихи, а не твои!

— Мошенник!

— Плагиатор!

— Тунеядец!

— Наглый воришка!

— Лентяй! — летело на меня со всех сторон.

Вот странные люди! Сами выбрасывали стихи, а когда человек подобрал их, начисто переписал и напечатал в газете, — это им не понравилось.

Поэты медленно окружали меня. Я успел изловчиться, надел волшебную шапочку и был таков — выскользнул в коридор. Дёрнув по пути за вислый ус бюрократа-вахтёра, выскочил на улицу.

Опять погасло моё солнце.

Я целый день не вылезал из амбара, где хранились гостиничные подушки, простыни, одеяла и матрацы. То спал, то ходил из угла в угол и всё думал о своей невезучей жизни. Потом мне это надоело. «Неужели я не найду себе работы получше! Подумаешь, поэт!» Взять, например, эту самую Этибар Умаровну, администраторшу гостиницы. На всех глядит как кошка, готовая схватить зазевавшуюся мышку. И ещё взятки берёт. Я своими глазами видел. Кто бы ни пришёл в гостиницу, только и слышит от неё: «Мест нет, не было и не будет!» В самом же деле половина гостиницы пустует.

— Очень просим вас, девушка, найдите нам два места! Издалека приехали, негде переночевать! — упрашивают гости.

Этибар Умаровна долго глядит на них своими телячьими, равнодушными глазами. Потом нехотя говорит:

— Раньше чем через пять дней ни одно место не освободится…

На её языке это означает: «Дадите пять рублей, получите одно место. Ещё пятёрку дадите — ещё одно место будет» Конечно, не все понимают этот её кошачий язык. Но кто пошустрее, те сразу смекают. Закладывают в паспорт пять или десять рублей и вежливо подают администраторше.

— Шарифа! — кричит тогда Этибар Умаровна лифтёрше. — Проводи наших дорогих гостей в сто седьмой номер Повезло им: как раз номер освободился!

Почему бы, например, мне не отучить Этибар Умаровну от дурной привычки брать взятки? Стихи каждый может писать, а помочь приезжим — поди попробуй. А я могу это сделать, потому что на голове у меня моя чудесная-расчудесная шапочка!

Я написал записочку и сунул её в карман администраторши, «Многоуважаемая Этибар-апа, — говорилось в ней, — будьте осторожны! Уже целую неделю за вами следит переодетый милиционер. Он знает про все ваши делишки!» Этибар Умаровна полезла в карман за носовым платком и заметила записку. Брови её задрожали, как хвост мышонка завидевшего грозного кота. Телячьи, сонные глаза округлились и побежали по сторонам. «Кто из этих людей переодетый милиционер?» — говорили они, перебегая с одного человека на другого.

— Берегитесь, он следит за каждым вашим шагом! — прошептал я, почти вплотную подойдя к Этибар Умаровне. Она ойкнула, нырнула вниз и спряталась под столом.

— Всё равно он всё видит! — сказал я громче. Тогда Этибар Умаровна вылезла из своего убежища, поставила на стойку дощечку с надписью «Добро пожаловать дорогие гости! Мы рады вас обслужить!» и побежала в кабинет директора. Через минуту они выскочили вдвоём. Лица их посинели, как недоспелые помидоры после первых заморозков.

Директор проверил список постояльцев гостиницы. Против фамилий подозрительных поставил красным карандашом галочки.

— Любой из этих товарищей может оказаться переодетым милиционером, — сказал он, ткнув пальцем на птички. — Так вот, приказываю каждого из них обслуживать самым наилучшим образом. Приносите им в номер пиво, дайте в ванную горячую воду, включите телефоны. Объявите, что они могут не гасить свет и после девяти часов вечера.

Потом Этибар Умаровна обошла номера тех постояльцев, с кого получила при въезде взятку, и вернула им деньги. Правда, несколько человек из этих людей тоже мне не понравились: вместо пяти рублей они вытянули у Этибар-апа десять, а вместо десяти и все двадцать рублей.

— Вы снимаете с мёртвого саван! — плакалась Этибар Умаровна.

— Мёртвому ничего не нужно — ни савана, ни денег, — ухмылялись пронырливые постояльцы. — Бог даст, вы ещё много заработаете.

— Да, даст он, ваш бог, жди у моря погоды!..

Посмеялся я, глядя на них, посмеялся, а потом разом вырвал деньги из их рук и бросил в унитаз. Вы б видели, как они всполошились! Будто в самом деле увидели мёртвого, завёрнутого в саван.

Не будете мошенничать. Так вам и надо. А мне теперь и прогуляться можно. На улице, наверно, светло и радостно, как у меня на душе.

Площадь перед гостиницей была запружена. Люди улыбались, толкались, лезли вперёд. Они меня тоже закрутили, поволокли с собой, а потом прижали к животу какого-то лысого дяди.

— Эй, полегче! — крикнул тот обиженно. — В живот ведь воткнулся. А я недавно только обедал.

— Извините, — сказал я вежливо. — Вы не знаете, что там впереди происходит?

— Ты, парень, не с неба ли свалился? Не слыхал разве, что к нам африканские путешественники приехали?

— Какие путешественники?

— Да африканские! Газет не читаешь, что ли? Не слыхал что в нашу солнечную республику приехали знаменитые африканские путешественники господин Ибн-Хали и господин Ибн-Гали? И не бодайся, пожалуйста.

— А чего люди от них хотят?

— Вот пристал, а! Разве тебе не хочется увидеть знаменитых людей, пожать им руку? Ведь они на машинах весь свет объехали!

— Подумаешь! На машинах и дурак сможет весь свет объехать! — ляпнул я, не подумав.

Лысый дядя вцепился лапищей в моё плечо и зарычал:

— И дурак сможет, говоришь? И ещё в живот толкаешься? — Он высоко поднял меня над землёй, подумал немного потом опустил и продолжал: — Один учёный взялся высчитать весь путь, который проехали господа Хали и Гали по белому свету. Вычислял, вычислял, да так и не докончил работу — с ума сошёл! А книг эти Хали и Гали написали — с целую гору! Чтобы прочитать их, пятнадцать лет жизни потребуется.

— Ой, больно! — простонал я, стараясь высвободить плечо.