Док криво улыбнулся самому себе. Познакомиться? О нет, у них не было в этом необходимости. Что на самом деле не давало им покоя, так это то, что они слишком хорошо друг друга знают. Они жили беря от жизни то, что хотели. Избавляясь от любого, кто вставал у них на пути и переставал быть для них полезными. Это была их устоявшаяся модель поведения — это были они. И даже в случае открытого столкновения они выказали бы не более милосердия друг к другу, чем выказывали другим, столь многочисленным людям...

Погруженный в мысли, Док неторопливо шел по аллее, бросая рассеянные взгляды на дверные проемы бесчисленных залов, гостиных и баров. Из одного толстый Айк Мосс поприветствовал его приглушенным возгласом; указал жестом, с набитым ртом, на длинный, уставленный яствами стол. Но Док, улыбаясь, покачал головой и прошел мимо. Айк Мосс, подумал он с отвращением. До чего же человек может быть вульгарным, начисто лишенным чувства приличия! Не далее как на прошлой неделе его жена утонула в ванной, и вот он здесь, одетый с иголочки, и жрет все, что попадается ему на глаза.

Наверное, устроил набег на холодильник после того, как ее прикончил, подумал Док. И он беззвучно похихикал над представшей перед ним картиной.

Он дошел до маленькой бильярдной и хотел было пройти мимо нее. Потом резко остановился, распрямил плечи и прошел в дверь.

Доктор Макс Вондершейд стоял у единственного стола для игры. Его карликовое горбатое тело было облачено в черную, порыжевшую от времени материю, фалды плохо сидевшего фрака едва не волочились по полу. А его седая львиная голова возвышалась над столом всего на несколько дюймов. И все-таки в его облике были строгая красота и достоинство; и он посылал бильярдные шары, сталкивающиеся на зеленом сукне, с почти волшебной точностью!

Он отправил в лузу последние два сложным ударом от двух бортов. Док негромко зааплодировал, и Вондершейд поставил кий на пол тупым концом вниз и оперся о него, глядя на Дока:

— Да, герр Маккой? Чем могу служить?

Он говорил почти без акцента; Док заметил, что так было почти всегда, за исключением тех случаев, когда он находился рядом с Эль Реем. Он и Эль Рей были, по-видимому, в очень хороших отношениях, последний делал невероятные послабления доктору в том, что касалось аренды и других расходов. И все-таки Вондершейд должен иметь какой-то источник дохода, а практика у него здесь наверняка была небольшая.

— Итак? — В глазах горбуна появился какой-то особенный блеск. — Возможно, вы не в силах принять решение?

— Прошу прощения, — поспешно сказал Док. — Я был настолько поглощен созерцанием вашей игры, что... Но... да, думаю, вы могли бы мне помочь. Я... гм... по правде говоря, я очень беспокоюсь за свою жену. Я думаю, что с ней не все так благополучно.

— Понимаю. И что?

— Ну... — Док понизил голос. — Это все очень конфиденциально, доктор. Я хотел бы обсудить все строго с глазу на глаз.

Вондершейд повернулся и осмотрел комнату, его взгляд лишь на какой-то момент задержался в уголке, прикрытом пальмами. Вскинув брови, он снова повернулся к Доку.

— Похоже, что место достаточно укромное, — сказал он. — Да, как раз то, что нужно. Итак, что там насчет вашей жены и почему вы пришли с этим делом ко мне?

Док принялся осторожно объяснять. Он далеко еще не закончил, когда Вондершейд перебил его нетерпеливым жестом:

— С вашего позволения, герр Маккой! Так много разговоров из-за такого заурядного дела! Вы хотите, чтобы я осмотрел вашу жену, да? Предложить ей это, не упоминая о том, что это ваша инициатива? А потом вы хотите, чтобы я сказал ей, что ей нужна операция. Чтобы я убедил ее в этом. А во время операции я должен...

— Совсем необязательно проговаривать это открытым текстом, — быстро возразил Док. — В конце концов, очень много людей умирает во время хирургических операций. Так вот, не будете ли вы так любезны сообщить мне размеры вашего гонорара...

— Если бы я это сделал, это бы ничего не стоило. Убрать из общества вас или вашу жену было бы и удовольствием и привилегией. К сожалению, я не могу этого сделать. Меня зовут Вондершейд, а не Каценджеммер. Я — доктор, а не убийца.

— Одну секундочку. — Док нахмурился. — Боюсь, вы меня не так поняли, доктор. Ведь вы, конечно, не подумали, что я...

— С вашего позволения! — Вондершейд перебил его, стукнув кием. — Не спрашивайте меня, что я думаю о вас или вашей жене, о том, что вы сделали с вашими превосходными телами, с вашими интеллектами, вашими безграничными возможностями. Если бы только я обладал половиной всего этого или бедный Руди Торренто...

— Так вот оно в чем дело! — сказал Док зло и язвительно. — Вы с Руди были друзьями, так что, естественно... — Он осекся.

Вондершейд сделал шаг назад, встал и, схватившись за кий обеими руками, взмахнул им со зловещим видом. И Док обнаружил, что ему больше нечего сказать.

— Вы закончили, Маккой? — Доктор яростно усмехнулся. — Тогда закончу и я. Руди был моим другом, да. Он был сумасшедшим; с ним жестоко обращались почти с рождения; из него сделали то, чем он был, и он никак не мог стать чем-то другим. У него никогда не было друзей, и я стал ему другом. Я не смотрел на него как на преступника. Не в большей степени я считал таковым лишь себя, потому что нарушал законы. Итак!.. Итак, это все, герр Маккой, не считая двух вещей. Ваша жена всего каких-то несколько минут назад подошла ко мне с тем же предложением, что и вы. Более того, она до сих пор должна находиться там. — Он показал на купу высаженных в горшки пальм. — Так что на тот случай, если вы захотите поплакаться друг другу...

Он зло засмеялся, бросил свой бильярдный кий на стол и вышел.

Док закусил губу. Он какой-то момент оставался на месте, а потом с каким-то унылым безразличием обогнул стол и прошелся вдоль пальм.

Перед Кэрол был разложен портативный бар. Он молча сел возле нее, а она молча налила ему выпивку; ее взгляд был теплым и сочувственным.

— Он так грубо с тобой обошелся, Док. Мне жаль.

— Да ладно. — Док вздохнул. — Надеюсь, с тобой он не вел себя так же гнусно, дорогая.

— Мне нет дела до себя. Меня отчитывали знатоки своего дела. Но такой человек, как ты, человек, которого все всегда любили...

Она погладила его по руке, утешая, и Док повернулся к ней с задумчивым удивлением.

— Ты знаешь, — сказал он, — я верю, что ты на самом деле меня любишь.

— Люблю тебя? — Она нахмурилась. — Еще бы! Конечно люблю. А ты меня разве не любишь?

— Да. — Док неторопливо кивнул. — Да, Кэрол, как ни странно, я очень сильно тебя люблю. Всегда любил, и всегда буду любить, и никогда не смог бы полюбить кого-то еще.

— И я бы не смогла. Я... О, Док, Док!

— И это ничего не меняет, ведь так, Кэрол? Или меняет?

— Меняет? — Она утерла глаза носовым платком. — С-ска-жи мне, что да, Док, и я скажу тебе, что да. И что это, черт возьми, изменит?

Док неопределенно кивнул. Он снова наполнил их стаканы. В большой башне дворца огромные часы начали отбивать двенадцать часов. А в бальном зале оркестр заиграл мелодию «Дом, милый дом».

— Ну что же, — сказала Кэрол. — Сдается мне, что дело движется к концу, Док.

— Да, — согласился Док. — Движется к концу, Кэрол.

— Ты! — сказала она, и ее голос внезапно стал злым, напуганным, измученным. — Я пью за тебя, Док, милый!

— О, как это мило с твоей стороны! — Док дотронулся своим стаканом до ее стакана. — Будь что будет!

— За тебя! За тебя и наш успешный побег!