Поэтому, хотя они и любили воду, и шум ее волновал их сердца, все же люди не постигли смысла посланий Ульмо.

Рассказывают, что вскоре они встретили во многих местах темных Эльфов и те помогли им, и люди в начале своем стали товарищами и учениками этого древнего народа, скитальцев расы Эльфов, никогда не ступавших на землю Валинора и знавших о Валар только по слухам.

Тогда еще прошло немного времени с тех пор, как Моргот вернулся в Средиземье, и власть его была ограничена, в первую очередь — неожиданным появлением великого света.

Холмы и равнины были почти безопасны, и новые творения, давно задуманные Яванной и посеянные ею во мраке, вступили, наконец, в пору роста и цветения. И дети рода людей широко распространились на западе, севере и юге, и радость их была подобно радости утра, когда роса еще не высохла, и каждый лист зелен.

Но рассвет краток, а день зачастую не оправдывает своих обещаний, и уже приближалось время великих войн на севере, когда Нольдору, Синдару и людям предстояло сражаться против войск Моргота Бауглира и оказаться побежденными.

К этому привела хитрая ложь Моргота, которую он посеял в древности, как сеял и впоследствии среди своих врагов, а так же проклятье, причиной которого было убийство в Альквалонде, и клятва Феанора.

Здесь рассказывается лишь о немногих деяниях тех дней, а больше всего — о Нольдоре, о Сильмарилях и о смертных, попавших в ловушку собственной судьбы.

В те дни Эльфы и люди были сходны ростом и силой, но Эльфы обладали большей мудростью, умением и красотой, а те из них, кто жил в Валиноре и видел великих, так же превосходили темных Эльфов во всем этом, как те в свою очередь превосходили народ смертной расы. Лишь только в королевстве Дориата, королева которого, Мелиан, была в родстве с Валар, Синдарцы почти равнялись с Калаквенди Благословенного Королевства.

Бессмертными были Эльфы, и мудрость их росла от эпохи к эпохе, и никакая болезнь, никакое мировое поветрие не могли принести им смерть. Однако тела их были материальны и могли быть разрушены. И в те дни Эльфы были более подобны телам людей, так как пока еще недолго существовал огонь их духа, пожиравший их изнутри с течением времени.

Люди же были более уязвимы, им больше грозила смерть от оружия или несчастного случая, а излечивались они не так легко.

Они были подвержены болезням, старели и умирали. Что происходило с их душами после смерти, Эльфам неизвестно. Некоторые утверждают, что души людей тоже уходят в залы Мандоса, но там они отделены от Эльфов, и волей Илюватара один лишь Мандос знает, куда они отправляются, когда пройдет их время ожидания в этих безмолвных залах близ Внешнего моря. Никто еще не вернулся из Дома Смерти, один лишь Берен, сын Барахира, чья рука коснулась Сильмарилей. Но он никогда не говорил об этом со смертными людьми.

Возможно также, что судьба людей после их смерти не зависит от Валар и не была предсказана Музыкой Аинур.

В последующие дни, когда из-за торжества Моргота Эльфы и люди начали отдаляться друг от друга, чего он больше всего хотел, раса Эльфов, еще остававшихся в Средиземье, пришла в упадок, и главную роль в судьбах земли стали играть люди. Квенди же скитались в безмолвных местностях страны и на островах, предпочитая лунный и звездный свет, леса и пещеры, и стали подобны теням и воспоминаниям. А были и такие, что уплывали на запад, навсегда покидая Средиземье.

Но в начале лет Эльфы и люди были союзниками и считали себя родичами, а некоторые из людей даже познали мудрость Эльдара и стали великими и доблестными среди предводителей Нольдора.

И славу, и красоту Эльфов, их службу в полной мере разделили потомки Эльфа и смертного — Эрендиль и Эльвинг, и Эльронд, их дитя.

Как было сказано, Феанор и его сыновья первыми из изгнанников пришли в Средиземье и обосновались в пустоши Ламмота (что означает «Великое Эхо») на внешних берегах залива Дренгист. И когда Нольдорцы вступили на сушу, эхо в холмах умножило их крики, и все побережье севера наполнилось шумом бесчисленных громких голосов, а треск пылающих в Лосгаре кораблей уносился ветрами моря, напоминая звуки чьего-то великого гнева. И вдалеке все слышавшие этот шум приходили в изумление.

Пламя того пожара видел не только Фингольфин, покинутый Феанором в Арамане, но и Орки, и наблюдатели Моргота.

Ни одна история не рассказывает, какие мысли возникли у Моргота, когда он узнал о том, что Феанор, злейший его враг, привел с запада войско. Возможно, Моргот мало опасался его, поскольку еще не испытал мечей Нольдора, и вскоре стало ясно, что он решил оттеснить Нольдорцев обратно в море.

Под холодными звездами, еще до восхода Луны, войско Феанора стало подниматься вверх по длинному заливу Дренгист, пронизавшему отзывающиеся холмы Эред Ломина, и ушло от побережья в обширную страну Хитлума. Так, наконец, они оказались у озера Митрим и встали лагерем на его северном берегу в местности, носившей то же название.

Но войско Моргота, разбуженное шумом в Ламмоте и светом пожара Лосгаре, прошло перевалами Эред Витрина, Гор Мрака, и внезапно атаковало Феанора, прежде чем его лагерь был окончательно устроен и подготовлен к обороне. И там, на зеленых полях Митрима, началась вторая битва из числа войн в Белерианде.

Она была названа Дагор-нуин-Гилиат, Битва под Звездами, потому что луна еще не взошла. И так она стала известна в песнях.

Нольдорцы, будучи в меньшем числе и захваченные врасплох, все же быстро одержали победу, так как свет Амана не померк в их взоре. Они были смелы и проворны, и страшны в ярости, а мечи их — длинны и ужасны. Орки бежали перед ними, а Нольдорцы изгнали врагов из Митрима, нанеся им жестокие потери и преследуя их за Горами Мрака вплоть до обширной равнины Ард-Галена, лежавшей к северу от Дор-Финиона.

Там на помощь беглецам пришли армии Моргота, ушедшие на юг, в долину Сириона, и осаждавшие Сирдана в гаванях Фаласа, и так же разделившие их участь. Потому что Колегорм, сын Феанора, получив сведения о них, подстерег их с частью войска Эльфов и, обрушившись на врага с холмов вблизи Эйфель Сириона, загнал их в топи Сереха.

Воистину недобрыми были вести, доставленные в Ангбанд, и Моргот пришел в замешательство.

Десять дней длилась эта битва, и из всего войска, что Моргот подготовил для завоевания Белерианда, из нее вернулось не больше, чем горсть листьев.

И все же у него была причина для великой радости, хоть он и не знал об этом некоторое время.

Дело в том, что Феанор в своем гневе против врага не остановился, но продолжал теснить остатки Орков, считая, что так он доберется до самого Моргота. И он громко смеялся, сжимая рукоять своего меча, радуясь тому, что бросил вызов гневу Валар и злу, подстерегавшему его на пути — потому что он видел час своего отмщения. Феанор ничего не знал об Ангбанде и об огромных оборонительных силах, быстро подготовленных Морготом. Но если бы он даже и знал, это бы не остановило его, потому что Феанор был одержимым, сжигаемым пламенем собственного гнева.

Вот как случилось, что он далеко оторвался от авангарда своего войска, и, видя это, слуги Моргота защищались из последних сил, и на помощь им из Ангбанда вышли Балроги. Там, на границах Дор- Даэделота, страны Моргота, Феанор и некоторые его друзья были окружены.

Он долго сражался, неустрашимый, хоть и опаленный пламенем и покрытый множеством ран, но в конце концов он был повержен Готмогом, предводителем Балрогов, кого впоследствии убил в Гондолине Эктелион. Там бы Феанору и погибнуть, если бы в этот момент ему на помощь не подоспели его сыновья с