Дисциплины для Бориса не существовало. Я наказывал его уже не раз и по-разному: снимал с игры, выводил из состава до конца сезона. Он каялся, просил простить его в последний раз. Прощали, но все опять начиналось сначала. Когда я вывел его на три месяца из команды, он должен был тренироваться с молодежным коллективом. Но Александров, и занимаясь с юношами, вел себя так же. И в то же время ходил к начальству, заверял, что все понял, что начнет новую жизнь. Руководство уговаривало меня попробовать еще раз. Пробовал, проявляя слабость, но…

Решил перевести Александрова в другую армейскую команду, значительно ниже рангом. Я надеялся, что он поймет, наконец, что далее так продолжаться не может. Увидит, что ему надо зарабатывать возможность снова попасть в ведущий клуб страны. А если будет тренироваться по- настоящему, если захочет вернуться к нам, если сумеет правильно оценить свое место в спорте, свою роль в команде, то мы вернем Александрова в ЦСКА.

Не вышло. И в СКА Александров по-прежнему продолжал куролесить.

Думаю, медвежью услугу оказали тренеры «Спартака» Борису. Они уговорили его демобилизоваться, вернули в Москву. Пригласили в популярнейший московский клуб.

Как игрок Александров ничего не дал новой для него команде. Как личность утратил многое, в частности возможность пересмотреть свою жизнь. Ведь ему снова дали понять, что хоккей без него не обойдется.

Подумали о сиюминутных интересах «Спартака» (хотя я убежден, что Александров и этой команде принес не столько пользы, сколько вреда, ибо и там продолжал вести себя по-прежнему), но не подумали о том, что человек, которому уже под тридцать, загублен.

Тренеры мучались с Борисом и в «Спартаке», переводили из одного звена в другое, но с ком бы Александров ни выходил на лед, пользы принести он уже не мог.

Остались только воспоминания о былом таланте да репутация, отнюдь не украшающая спортсмена.

Но и в «Спартаке» тоже возиться с ним бесконечно не могли.

Ведь и здесь Александров не являлся на занятия, на тренировки, на игру, игнорировал требования тренера.

Его отчислили и из «Спартака».

Заботы тренера бесконечны.

Проблемы возникают одна за другой, и каждую надо решать сейчас же, немедленно.

А всякая проблема – это люди, взаимоотношения в коллективе.

В ЦСКА, когда я принял команду, были две группы хоккеистов. Лидеры, игроки сборной, с одной стороны, а с другой – те спортсмены, кого не приглашали в сборные команды страны: ни в первую, ни во вторую. К этой второй группе относились такие, например, хоккеисты, как Вячеслав Анисин, Александр Волчков, Алексей Волченков, Сергей Гимаев, Александр Лобанов.

Все эти мастера могли в то время, по моему мнению, подтянуться по уровню игры к лидерам. Задатки, возможности каждого из них, несомненно, позволяли тренерам ставить перед ними задачи любой трудности.

Увидев это, я пришел к мысли, что перед этими хоккеистами могут и должны быть поставлены определенные цели. Они могут и должны быть впереди всех соперников из других клубов. Пусть они здесь, в ЦСКА, не первые (а многие ли вообще хоккеисты могли соперничать с Харламовым или Михайловым, Викуловым или Лутченко, и не только у нас, но и за рубежом?), но они могут быть лучшими среди остальных хоккеистов.

К сожалению, наши мастера внутренне не были нацелены па это, они смирились со вторыми ролями и не стремились к постоянному совершенствованию своего мастерства, к труду неустанному, не знающему выходных, тем более что золотые медали в чемпионате страны они получали точно такие же, как, скажем, Владислав Третьяк.

Мы вправе были требовать от них игры более высокого класса, иначе… Иначе надо уступать места другим, тем, кто мечтает играть за ЦСКА, играть и постоянно расти.

Другая проблема, касающаяся отношений в команде.

Защитники Ирек Гимаев и Сергей Бабинов – известные мастера. Чемпионы мира. Игроки основного состава сборной Советского Союза.

Этим хоккеистам в нашей команде очень трудно в психологическом плане. По одной только причине: им хочется ни в чем не уступать своим более молодым партнерам Фетисову и Касатонову. А силы, а мастерство не те. Ирек и Сергей хороши, но их коллеги еще сильнее. Это реальность, это понятно при взгляде со стороны, но с этим не хочется мириться тому, кто рядом с Фетисовым и Касатоновым. И оттого возникает периодически соблазн: а почему бы не попробовать проверить себя? Чем я хуже? Может, и у меня теперь получится.

Так случается нередко. Тот или иной хоккеист может сыграть плохо только потому, что переоценивает свои силы. Не будем ругать этого хоккеиста. В определении качества своей игры всегда трудно дать себе объективную оценку.

Если смотреть на вещи трезво, надо, к сожалению, признать, что Ирек не может себе позволить то, что позволяют его более молодые партнеры. Сила Ирека – в строгих действиях, соизмеряемых и с ситуацией, и со своими возможностями. Рациональная игра – основа успехов Гимаева. Он не обладает такими могучими физическими, скоростными данными, искусством силовой борьбы, как его товарищи по обороне. В этом Ирек на поле уступает, но, переоценивая себя, он иногда снова и снова устремляется вперед и «проваливается» вновь и вновь. Команду за его авантюры наказывают голами, и я вынужден снимать защитника с игры.

Жаль! И ему обидно, и нам не хочется его обижать. Хоккеист он очень хороший.

Еще одна чрезвычайно интересная и сложная проблема – взаимоотношения тренеров в команде. Друзья и соратники, преследующие общую цель, – так я представляю себе сотрудничество тренеров. Иного положения, иных отношений быть не может. По крайней мере, не должно.

Плохо, если тренер, возглавляющий команду, ревнует ее к своему помощнику. Еще хуже, если он не доверяет помощнику, опасается его. Но, с другой стороны, так же плохо, если второй тренер мечтает, как бы подсидеть коллегу и занять его место.

Работая тренером вот уже два десятка лет, я неизменно старался найти верные отношения со своими помощниками. Ибо хорошо помнил свое сложное и порой неясное, пожалуй, даже неловкое положение в должности второго тренера в московском «Динамо».

Многое старался я перенять у Аркадия Ивановича Чернышева, когда был его помощником, – присматривался к его работе, прислушивался к замечаниям многоопытного тренера. Единственное – но и существенное! – неудобство моего положения заключалось в том, что я не знал как следует, что мне нужно делать, за что браться, за что отвечать. Ведь это была новая для меня работа. Правда, определенная самостоятельность появлялась в те сравнительно редкие моменты, когда старший тренер динамовцев работал со сборной страны.