Мусульманин Ша изучил искусство силача «Железной рубахи». Сложит пальцы, хватит – отрубает быку голову. А то воткнет в быка палец и пропорет ему брюхо. Как-то во дворе знатного дома Чоу Пэнсаня подвесили бревно и послали двух дюжих слуг откачнуть его изо всех сил назад, а потом сразу отпустить.

Ша обнажил живот и принял на себя удар. Раздалось – хряп! – бревно отскочило далеко.

А то еще, бывало, вытащит свою, так сказать, силу и положит на камень. Затем возьмет деревянный пест и изо всех сил колотит. Ни малейшего вреда.

Ножа, однако, боится.

Некий ученый сановник терпел от лисьих наваждений и заболел сухоткой. Были исчерпаны все средства – и талисманы, и молебны. Тогда он попросил отпуска и поехал домой, на родину, рассчитывая, что хоть там можно будет укрыться и отделаться от лиха. Сановник поехал, а лиса с ним. Он сильно перепугался и не знал, что предпринять.

Однажды он остановился за воротами города Чжо[411]. Появился врач с колокольчиком[412], уверявший, что умеет усмирять лисиц. Сановник пригласил его к себе. Лекарь дал ему снадобье, сказавшееся не чем иным, как средством, употребляемым в супружеских спальнях. Лекарь велел ему поскорее принять снадобье, идти к себе и вступить с лисой в сношение.

Сановник почувствовал прилив острой, непреоборимой силы. Лиса давай уклоняться, переменять место, жалобно плакала и просила перестать, но он не слушал ее и наступал все храбрее и храбрее. Лиса вертелась, ворочалась, стараясь высвободиться, и от невозможности уйти сильно страдала. Через некоторое время звуки прекратились. Посмотрел – она проявилась в лисьем образе, но была уже мертва.

Некогда был известен один из моих земляков – Лаоай[413]. Он уверял, что во всю свою жизнь ни разу еще не был приятно удовлетворен. Как-то он спал ночью в уединенном помещении. Кругом не было никаких соседей. Вдруг пробежала какая-то девица. Глядь – двери не открывались, а она уже к нему проникла. Он догадался, что это лиса, но и ей был рад: радостно устремился к ней и едва успел положить матрац и одеяло, как прямо вошел, прорывая кожу. Лиса от испуга и боли закричала, завыла жалобно и остро, словно сокол, старающийся сорваться с петли. Пробила окно и выбежала.

Земляк все смотрел из окна, издавая страстные любовные звуки, умолял ее, призывал ее: все надеялся, что она вернется. Но повсюду было уже тихо.

Вот это так настоящий, грозный воевода против лисиц! Следовало бы ему прибить у своих ворот вывеску: «Изгоняю лисиц». Можно сделать из этого профессию!

Покойный Ван Юньцан, отправляясь на службу в Чу, решил подняться на гору Дракона и Тигра и посетить там Небесного Учителя[414]. Доехав до озера[415], он уже садился в свою лодку, как вдруг в это самое время появился какой-то человек, сидевший в небольшом челноке, подъехал к нему и велел лодочникам доложить. Ван принял его. Это был высокий приличный человек. Он вынул из-за пазухи визитный листок Небесного Учителя, в котором стояло следующее: «Узнав, что ваши кони и свита готовы подойти, посылаю вперед человека нести ваши доспехи»[416]. Ван изумился этому предугадыванию и еще более уверовал в божественную силу Учителя. Теперь он направлялся к нему с полной и убежденной искренностью.

Небесный Учитель дал обед, за которым усердно его потчевал. Прислуживавшие Учителю своей одеждой и убором волос не походили на обыкновенных людей. Посланец, уже знакомый Вану, стоял также рядом с Учителем и прислуживал. Через некоторое время он что-то тихо сказал Небесному Учителю.

– Он ваш, знаете ли, земляк, – сказал Небесный Учитель Вану, – а вы его и не узнаете!

Ван спросил, кто он такой.

– Да он тот самый, которого у вас теперь считают Градовиком Ли Цзочэ!

Ван изумился и переменил свое к нему отношение.

– Он мне только что сообщил, – продолжал Небесный Учитель, – что получил приказ[417] сыпать град, и вот, значит, пока прощается!

– А куда именно он идет? – спросил Ван.

– В Чжанцю.

Ван, зная, что это очень близко к его родине, вышел из-за стола и стал умолять о пощаде.

– Да, но ведь это яшмовый указ Верховного Владыки[418]. Града полагается определенное количество. Как он может сделать что-либо по вашему желанию?

Ван продолжал умолять. Небесный Учитель погрузился в раздумье и пребывал в нем довольно долго. Потом взглянул на Градовика и сказал ему внушительно:

– Вот что, ты побольше сыпь в горы и долы, не вреди посевам – вот и будет ладно! Да, вот еще что, – добавил он, – наш дорогой гость сидит за столом, так что ты изволь выйти чинно, а не воинственно.

Бог вышел. Когда он был уже на дворе, вдруг у него под ногами вырос дым, охвативший клубами всю землю. Так длилось несколько мгновений, и вдруг он со страшной силой взлетел на воздух… Сначала он только-только был на высоте деревьев, росших на дворе. Взлетел еще – стал выше построек и храмов, прогремел громом и улетел по направлению к северу.

Дома, комнаты затряслись, закачались. Сосуды на столе заходили, зашевелились. Ван сидел перепуганный.

– Что же это он, – спросил Ван, недоумевая, – как только ушел, так и стал Громовиком, что ли?

– Нет, – отвечал Небесный Учитель, – я ему, видите ли, только что сделал предостережение. Вот почему он и проделал все это потихоньку, не торопясь. Иначе он сразу бы зашумел по всей земле и затем только исчез бы.

Ван простился и поехал к себе. Он запомнил месяц и число, когда все это случилось. Послал наведаться в Чжанцю. Действительно, в этот самый день был большой град, которым были засыпаны канавы, а на поля попало всего несколько градинок.

Бочка, с которой играл фокусник, могла в себе вместить целый шэн. Она была без дна и внутри пуста – одним словом, как у всех фокусников.

Фокусник разостлал на улице две циновки, взял шэн и всунул его в бочку, затем вынул – и сейчас же у него оказался полный шэн белого риса. Этот рис он стал высыпать на циновки. В мгновенье ока обе они стали полны риса. Тогда он меру за мерой стал всыпать рис обратно в бочку. Окончив это, он поднял ее: опять пустая бочка!

Примечательным здесь было обилие риса.

А вот еще один фокус.

Ли Цзяньтянь из Лицзиня, в бытность свою яньчжэньским правителем, как-то бродил по