Впоследствии ему пришлось еще раз побывать у горы Тай. Не забыв о благодеянии своего духа, оп накупил бумажных слитков и принес их в благодарственную жертву, вызывая духа по имени. Только что он вышел из города, как увидел короткополого, который быстро к нему устремился.

– Ай, брат, – сказал он, подойдя ближе, – ты меня чуть не погубил! Ведь как раз сейчас только управляющий пришел на службу и занимался делами… Хорошо еще, что он не слыхал… А то – что бы мне делать?..

Проводил торговца несколько шагов.

– Знаешь что, – продолжал он, – ты уже больше сюда не приходи! Если будут у меня дела, вызывающие меня на север, так я уж сам как-нибудь заверну по дороге к тебе и проведаю!

Простился и исчез.

В третьей луне года гуйхай[353] я с Гао Цзивэнем отправился в Цзися[354]. Мы остановились вместе, в одной гостинице. Вдруг Цзивэнь захворал. Как раз в это время Гао Чжэньмэй тоже очутился в этом городе, приехав туда с нашим почтенным Няньдуном[355]. Я воспользовался его пребыванием здесь, чтобы поговорить насчет лекаря и лекарства. Оказалось, что он слышал от досточтимого нашего Аймэня, что в южном предместье этого города, у неких Лянов, жила святая лиса, владевшая искусством Чансана[356]. Мы и отправились туда все вместе.

Лян оказалась девицей, лет уже за сорок, с виду этакой пугливой, высматривающей… В ней был как бы лисий дух.

Вошли мы к ней. Видим – во второй комнате висит красный полог; взглянули под него. Смотрим – на стене висит изображение Гуаньинь и затем две-три картины, изображающие всадников с копьями в руках, едущих группами, в оживленном беспорядке. У северной стены стоял стол. На нем маленькое кресло, высотой не больше фута, с приклеенным маленьким парчовым тюфячком.

Сказано было, что когда святой появляется, то пребывает здесь.

Все мы зажгли курительные свечи, стали в ряд и сделали руками молитвенный жест. Женщина ударила в било: раз, и два, и три… На ее устах были какие-то тайные краткие слова. Окончив молитву, она пригласила гостей сесть на диван в передней комнате, а сама стала у дверного занавеса, поправила прическу, подперла рукой подбородок и начала беседовать с гостями, все время рассказывая о чудесах святого.

Наступил уже вечер, темнело. Публика стала бояться ночи: трудно будет идти домой, и просила женщину потрудиться: еще разок обратить к святому мольбу. Она сейчас же ударила в камень и повторила молитву. Потом повернулась, встала снова на прежнее место и сказала гостям:

– Верховный святой больше всего любит ночные беседы. В другое же время частенько бывает, что беседовать с ним не удается. Вот вчера ночью был здесь студент, ожидающий экзамена. Принес с собой закусок и вина и хотел пить с верховным святым. Верховный святой тоже достал отличного вина и угощал от себя. Писали стихи, смеялись, веселились… Когда разошлись, стражи уже кончались…

Не успела она договорить, как из комнаты донеслись какие-то тонкие-тонкие смешанные звуки, напоминающие полет и крики летучих мышей. Только что мы стали сосредоточенно прислушиваться, как вдруг нам показалось, словно на стол упал громадный камень с резким стуком. Женщина обернулась.

– Напугал чуть не до смерти! – сказала она.

Тут же слышно стало, как на столе кто-то вздыхает, сопит, словно какой-нибудь крепкий старик. Женщина достала банановый веер и закрыла им креслице, с которого послышались громкие слова:

– Связь есть![357]

Затем властным тоном просили нас занять места. При этом как будто сложили руки в приветствие и сделали Церемонный поклон. После этого спросили гостей, о чем они намерены поговорить и осведомиться. Гао Чжэньмэй, по мысли Няньдуна, спросил, не видели ли Пусу[358].

– Южное Море[359] – дорога, мне отлично известная. Еще бы мне не видеть!

– Ну, а Яньло[360] сменяется там или нет?

– Это там делается так же, как в подсолнечном мире.

– Как фамилия Яньло?

– Цао.

После всего этого мы попросили лекарства для вашего Цзивэня.

– Воротитесь домой, – отвечали нам, – ночью сделайте чаем возлияние. Я вот там, у Великого Мужа, достал лекарство, которое позвольте вам подарить… Существует ли такая болезнь, которая бы от него не прошла?

Затем каждый из присутствующих стал задавать вопросы, которые разрешались определенно. Мы откланялись и пошли по домам.

Прошла ночь. Цзивэню стало несколько лучше. Мы с Чжэньмэем уложились и поехали домой вперед.

Так и не удосужились явиться с визитом[361].

Дочь некоего почтенного человека из Линьцзы стала впоследствии женою Ли, студента Высшего Училища. Но еще до ее замужества какой-то гадатель, разбираясь в ее судьбе, определенно заявил, что ей придется потерпеть телесное наказание по приговору судьи.

Старичок рассердился было, но потом захохотал.

– Договорится же человек до такого вздора, – смеялся он. – Я уж и не говорю о том, что она происходит от старой, известной, ученой семьи, так что никоим образом не попадет на судный двор. Но неужели даже простой студент не сумеет заслонить собою женщину?

Но вот она вышла замуж – и оказалась необыкновенно сварливою, скандальною бабой. Она взяла себе в привычку тыкать в мужа пальцем и всякими словами его поносить. Ли, будучи не в силах выносить эти оскорбления, в сердцах взял и донес на нее в суд.

Уездный начальник, почтеннейший Шао, обратил на бумагу внимание, дал делу ход и вручил служителю приказ на немедленный привод женщины в суд.

Отец-старик, узнав об этом, сильно переполошился, захватил с собою сыновей и поднялся в присутственное место. Там они бросились слезно просить начальника о прекращении дела. Начальник их просьбы не удовлетворил. Ли также раскаялся в том, что сделал, и, в свою очередь, также пришел к начальнику с просьбой прекратить дело. Почтенный Шао на него рассердился.

– Что ж это такое, – кричал он, – от вас, что ли, зависит то начинать, то прекращать дело в казенном учреждении?

И потребовал, чтобы дело обязательно разбиралось. Притащили женщину. Начальник задал ей два-три вопроса.

– Действительно, скандальная баба! – сказал он сейчас же и дал ей в наказание тридцать палок.

Мясо с ягодиц так все и слезло.

А рассказчик добавит при этом вот что:

Уж не имел ли почтеннейший начальник уезда зуба против своей собственной половины? Что-то