Ермаков спокойно пожал плечами, покачал головой:
— Не будем делать поспешных выводов.
Надолго настала тишина. Ермаков заснул, уронив голову на грудь. Покашливают двигатели, неторопливо тикают счетчики, товарищи дышат ровно. Даже Дауге успокоился и крепко заснул. Быков начинает подсчитывать. До «Хиуса» — сутки, ну, скажем, двое суток. Еще через сутки — на «Циолковском». Ну, там, туда-сюда, короче говоря, через полмесяца будем дома, на Земле-матушке. Прежде всего — в парикмахерскую, постричься по-человечески, а то от Гришиной стрижки весь экипаж стоном стонет: из Дауге парикмахер, как из Быкова геолог. Потом — Ашхабад. Значит, так. Стучусь. Она, конечно, тетрадки проверяет, учительница моя… Милый ты мой человек… А, черт, как глаза болят! Быков замедляет ход «Мальчика», осторожно трет веки — больно. Ну, ничего… Это верно — Земля быстро вылечит все небесные болезни…
Сзади шутливо-сердитый голос Дауге:
— Ты что машину качаешь? Драть тебя некому!..
— Ладно, ладно, — улыбается Быков. — Спи себе знай, не буди людей.
Слышно, как Дауге ворочается на своем жестком ложе.
— Все, теперь уж не засну… А ты чего бодрствуешь, полуночник?
— Как так — чего? Машину ве…
— Да я не тебе… Богдан, слышишь?
Быков холодеет — вот оно, опять. За спиной звучит негромкий дикий разговор-монолог:
— Тоже не спится? Ну, ясно — любовник пылкий, глаза сияют подобно чему-то там и свету звезд… А? Нет, зачем же, я в этом смысле человек конченый… Ты мне лучше скажи, в Большой театр достанешь билетик, на «Фауста»? Ха-ха-ха!.. Да нет, серьезно… «Позвольте предложить, прелеестная, вам руку…» Что? Не верю… Но это же колоссально! Ты гений! Честное слово, молодец, Богдан! Ага… У меня другая заветная мечта: отдохну на Земле, подлечусь немножко… Нет, вот волосы выпадают, видишь — прядями целыми… Ну, у тебя не так — такую гриву никакая радиация не возьмет… Погоди, дай досказать…
Быков не выдерживает, оглядывается. В бледном неверном свете экрана лицо Дауге кажется черным. Он сидит, скрестив ноги, повернувшись к рации, глаза закрыты мечтательно. В голосе такое спокойствие, такая убежденность, что Быков вздрагивает: ему кажется, что у рации, слегка покачиваясь по обыкновению на стуле, сидит Богдан — темный силуэт на фоне поблескивающих металлом приборов.
— Подлечусь немного и отпрошусь снова сюда. Космическая палеонтология! Новая замечательная наука! Жаль, я не специалист, но это дело поправимое, тем более что кое-какими знаниями я обладаю… А? Конечно, можно и так, но это много времени отберет. Я лучше во время отпуска займусь… Конечно! Потом заметь, специалистов по венерианской палеонтологии… Да-да-да-да!
Дауге приглушенно смеется. Быков закусывает губу:
— Слушайте… Тише! Люди спят. Богдан… то есть… это… Гришка! Не спится — займись чем- нибудь.
— Слушаюсь, водитель! — Дауге зловещим шепотом сообщает своему незримому собеседнику. — Видал? Стро-огий!..
Зашуршало — Дауге улегся опять, замолчал. И снова — шумят моторы, поскрипывает песок под гусеницами, возникают и исчезают беззвучно на экране очертания обломков камня…
«Мальчик» был недалеко от скалистой гряды, когда Быков заметил впереди на пути движения красные пятна и полосы с мерцающим над ними тяжелым лиловатым паром. Необычайный огненный поток преграждал «Мальчику» дорогу. Быков остановил транспортер и вполголоса позвал Ермакова. Некоторое время они оба, склонившись над смотровым люком, молча вглядывались в странное явление.
— Попробуем пройти? — спросил наконец Быков.
Ермаков неопределенно помотал головой:
— Нет… Не стоит. Лучше попытаться миновать стороной.
— Что это может быть? — Не знаю… Подведите машину поближе. «Мальчик» тихонько прополз метров двести и остановился. На черной почве ярко-красным светом мерцали извилистые полосы. Вдали, за пеленой лиловой дымки, они сливались в сплошное малиновое пятно. Казалось, откуда-то выливается, покрывая пустыню, раскаленная лава. Быков заметил, как медленно, почти неуловимо для глаза, красное поле приближалось к большому черному валуну. У его подножия оно поднималось, вспучивалось, наползая на камень…
— Оно движется, — пробормотал Ермаков.
Валун исчез под красным шевелящимся тестом.
— Что за черт!
— Выйдем, посмотрим, — решительно предложил Ермаков. Он быстро поднялся и, невольно застонав, снова рухнул в кресло. — Нет, я не ходок… Будите геологов, Алексей Петрович.
Они не сразу покинули транспортер. Чем-то зловещим веяло от этой малиново-красной светящейся массы. Даже Юрковский промолчал, когда Быков проговорил осторожно:
— Можно подойти и исследовать эту штуку манипуляторами…
— Можно, — неуверенно подтвердил Дауге. — По-моему, это не лава…
Ермаков нагнулся и, морщась, пощупал ногу.
— Будьте осторожны. При малейшей опасности возвращайтесь в транспортер. Вы всегда успеете уйти. Оно движется медленно.
Перед дверцей в кессон Быков оглянулся. Ермаков, ссутулясь, сидел за пультом, не отрывая глаз от багровой полосы за смотровым люком. Он не надел спецкостюма, и Быков видел в розоватом свете экрана его пальцы, крепко стиснутые в кулаки…
Трепещущая масса двигалась сторонами, охватывая транспортер огромным полукольцом. Длинные рукава, выброшенные вперед, словно ощупывали почву. Мерцающий лиловый туман поднимался над всем этим шевелящимся красным ковром. В наушниках гудела далекая Голконда, раздавался ровный скрипящий шорох: багровый поток волочил за собой камни, осколки валунов.
— Удивительно похоже на живое существо, — пробормотал Дауге.
— Не говори ерунды, Григорий… — сказал Юрковский.
— Это живое существо — посмотри на щупальца: они ищут дорогу среди скал…
— Ничего они не ищут…
Дауге наклонился, поднял булыжник и, сказав: «А ну, была не была!» — швырнул его в красную массу. Быков, не успевший его остановить, весь собрался, готовый к любым неприятностям. Но ничего не произошло. Камень упал на красную поверхность, подпрыгнул, прокатился немного и остановился, чернея. Вокруг него поднялись струйки розоватого дыма. Потом камень исчез, словно растаял, — красная масса всосала его.
— Температура нормальная, — сообщил Юрковский, рассматривая ручной термометр, — пятьдесят четыре и три. Для этих мест — вполне нормальная. Это не лава.
Они подошли совсем близко. Стена лилового тумана поднималась прямо перед их глазами; еще несколько шагов — и они ступили бы на поразительный малиновый ковер.
— Не стоит дальше, — сказал Быков, — у меня в шлеме счетчик радиации с ума сходит.
— Н-да-а, — протянул Иоганыч останавливаясь. — Радиация усиливается. Эта штука излучает, Володя…
— Вижу, — буркнул Юрковский, опускаясь на корточки и внимательно рассматривая край багрового потока.
Почву покрывала толстая светящаяся пленка — очень тугая на вид, ноздреватая, как губка. Она медленно ползла по земле, местами вспучиваясь, выворачивая камни из песка.
— Толщина — сантиметров пятнадцать, — определил Юрковский, наблюдая, как пленка наползает на острый осколок камня. — Это не живое существо, Гриша! Оно совершенно равнодушно к внешним раздражениям.
— Чудак! — Дауге пожал плечами. — Губка тоже совершенно равнодушна к внешним раздражениям… Это наверняка колония каких-то микросуществ.
— Микросущества… При таком уровне радиации в этом районе? — Юрковский будто думал вслух. —
