— …и это была Марго. Она любила тебя, Винсент, и я тоже люблю тебя.

— Ты знала Марго?

— Я прожила в Брабанте два года. Я ходила за тобой по полям каждый день. Я смотрела, как ты работаешь в прачечной, около кухни. И я была счастлива, потому что Марго любила тебя.

— Значит, тогда ты меня уже не любила?

Она ласково прикоснулась кончиками прохладных пальцев к его глазам.

— Ах, что ты, я любила тебя. Я уже не могла разлюбить тебя с самого первого дня.

— И ты не ревновала к Марго?

Женщина грустно улыбнулась. По ее лицу пробежала тень бесконечной печали и сострадания. Винсент вспомнил Мендеса да Коста.

— Нет, я не ревновала к Марго. Ее любовь принесла тебе благо. Но мне не нравилась твоя любовь ж Кэй. Она оскорбляла тебя.

— А знала ты меня, когда я любил Урсулу?

— Нет, это было до меня.

— Я бы тебе не понравился тогда.

— Нет.

— Я был глупцом.

— Иногда человек должен быть глупцом в начале, чтобы стать мудрым в конце.

— Но если ты любила меня в Брабанте, почему ты не пришла ко мне тогда?

— Ты еще не был готов к этому, Винсент.

— А теперь… я готов?

— Да.

— И ты все еще любишь меня? Даже теперь… сегодня… в эту минуту?

— Теперь… сегодня… в эту минуту… и вечно.

— Как ты можешь любить меня? Посмотри, мои десны сочатся кровью. У меня вставные зубы. Все волосы на моей голове выпали, их сожгло солнце. Глаза у меня красные, как у сифилитика. Все мое лицо — сплошь торчащие кости. Я безобразен. Безобразней всех на свете. У меня расстроены нервы, плоть моя бесплодна, весь я до кончиков ногтей отравлен ядом. Как можешь ты любить такого человека?

— Присядь на минуту, Винсент.

Он сел на свой складной стул. Женщина опустилась на колени, прямо в темную рыхлую глину.

— Что ты делаешь? — вскричал Винсент. — Ты запачкаешь свое платье! Позволь, я подстелю тебе куртку.

Женщина отстранила его нежнейшим прикосновением ладони.

— Много раз пачкала я свое платье, следуя за тобой, Винсент, но оно снова становилось чистым.

Своею сильной белой рукой она приподняла голову Винсента и пригладила у него прядь волос за ухом.

— Ты не безобразен, Винсент. Ты красив. Ты истерзал и измучил бедное тело, в котором заключена твоя душа, но душу ты бессилен умертвить. А ведь ее-то я и люблю. И когда ты погубишь себя своей неистовой работой, эта душа будет жить… вечно. И с нею моя любовь к тебе.

Солнце поднималось по небу все выше и выше, обрушивая яростный зной на Винсента и женщину.

— Дай я уведу тебя куда-нибудь, где прохладней, — сказал Винсент. — Вон там, неподалеку, растут кипарисы. В тени тебе будет лучше.

— Я счастлива с тобой и здесь. Солнце мне не мешает. Я привыкла к нему с детства.

— Ты давно уже в Арле?

— Я приехала сюда вслед за тобой из Парижа.

Винсент в гневе вскочил на ноги и опрокинул стул.

— Ты просто обманщица! Тебя подослали сюда, чтобы посмеяться надо мной. Кто-то рассказал тебе о моем прошлом, подкупил тебя, — и ты хочешь меня одурачить! Сейчас же уходи отсюда. Я не скажу тебе больше ни слова!

Женщина ответила на его гневные слова улыбкой.

— Я не обманщица, мой милый. Я — самое верное, самое настоящее, что только есть в твоей жизни. Мою любовь к тебе не убить ничем.

— Это ложь! Ты не любишь меня. Ты издеваешься надо мной. Сейчас я положу конец этой игре.

Он грубо подхватил ее на руки. Она нежно прильнула к нему.

— Сейчас я сделаю тебе больно, если ты не уйдешь отсюда и не перестанешь мучить меня.

— Сделай мне больно, Винсент. Ты делал мне больно и раньше. Нельзя любить, не испытывая боли.

— Хорошо, тогда получай!

Он крепко стиснул ее в объятиях, прижался ртом к ее рту, кусая его, с силой вдавливая в него свой поцелуй.

Женщина приоткрыла мягкие теплые губы и позволила ему пить сладость своего рта. Она прижалась к нему всем телом, всем своим существом, полностью отдавая себя в его власть.

Вдруг Винсент резко выпустил ее из рук, отшатнулся и шагнул к своему стулу. Женщина скользнула наземь рядом с ним, положила ему на колено руку и оперлась на нее подбородком. Он гладил ее пышные, лимонно-желтые волосы.

— Ну, теперь ты видишь, что я говорю правду? — спросила она.

Помолчав с минуту, Винсент сказал:

— Ты приехала в Арль вслед за мной. Знаешь ли ты о Голубке?

— Рашель — прелестное дитя.

— И ты ничего не имеешь против?

— Ты мужчина, Винсент, тебе нужна женщина. А поскольку в то время еще не наступил мой срок прийти к тебе, ты был волен делать, что хотел. Но теперь…

— Теперь?

— Теперь тебе нет в этом нужды. И никогда не будет.

— Ты хочешь сказать, что ты…

— Конечно, милый. Я люблю тебя…

— И за что только ты любишь меня? Женщины всегда меня презирали.

— Ты создан не для любви. Твое призвание — это работа.

— Работа? Чушь! Я был безумцем! Какой толк в этих сотнях полотен? Кому они нужны? Кто купит их? Кто скажет мне хотя бы скупое слово похвалы, кто признает, что я сумел понять природу и передал ее красоту?

— Придет день, и весь мир признает это, Винсент.

— Придет день… Это пустая мечта! Вроде мечты о том, что когда-нибудь я стану здоровым человеком, что у меня будет дом, семья, что моя живопись даст мне средства к существованию. Я пишу уже восемь долгих лет. И за это время никто не пожелал купить у меня хотя бы одну картину. Я был поистине безумцем.

— Да, но каким чудесным безумцем! Когда тебя не будет на свете, Винсент, мир поймет, что ты хотел сказать. Полотна, которые ты не можешь продать сегодня за сотню франков, будут стоить миллионы. Ах, ты смеешься, но я говорю тебе правду. Твои картины будут висеть в музеях Амстердама и Гааги, Парижа и Дрездена, Мюнхена и Берлина, Москвы и Нью-Йорка. Им не будет цены, потому что никто не захочет их продать. О твоем искусстве, Винсент, напишут целые книги, из романов и пьес люди узнают о твоей жизни. Там, где сойдутся хотя бы два человека, любящие живопись, имя Винсента Ван Гога будет священно.

— Если бы я до сих пор не чувствовал вкус твоих губ, то решил бы, что брежу или схожу с ума.

— Сядь рядом со мною, Винсент. Дай мне твою руку.

Солнце стояло у них прямо над головой. Склон холма в лощина были окутаны серно-желтой