подлеца.

И теперь я — орудие партии, сотрудник КГБ, прибывший сюда, чтобы заменить Моффита и разделаться с его убийцей. Неудивительно, что они так боятся меня! Теперь ясно, почему они не спрашивают моего имени и полагают, что я обо всем знаю в деталях.

Я с трудом сдерживал улыбку, настолько комичной казалась мне ситуация. Они думали, что умны, как черти!

Все становилось на свои места, даже эта никчемная проверка, которую мне устроили. Такая небольшая организация, как эта, не могла стать предметом внимания человека из Москвы, если только речь не идет о чем-то серьезном.

Теперь я знал, как вести игру. Правда, есть одно обстоятельство, которое необходимо обдумать. Существует настоящий агент КГБ, посланный разбираться с этим делом, и мне следовало быть начеку. Во всяком случае, надо постараться, чтобы он не узнал обо мне первым, а уж если я первый его встречу, то буду проворнее и мой пистолет 45-го калибра не промахнется.

Я был так погружен в свои размышления, как даже не заметил появления целой группы новых людей. Вдруг до меня донеслось, что Глэдоу приветствует кого-то словами, с которыми не обращаются к рядовым сотрудникам. Повернувшись, я увидел полного коротышку, здорового детину и человека, о котором довольно часто упоминали газеты. Это был генерал Осипов, работавший в русском посольстве в Вашингтоне. Его спутники все время только улыбались. Если какие-то мысли и возникали в голове генерала, то по его широкому невыразительному лицу определить это было довольно трудно.

Не знаю, что сказал им Генри Глэдоу, но все три головы одновременно повернулись в мою сторону. Двое, скользнув по мне взглядом, мгновенно отвернулись, и только генерал продолжал смотреть на меня пристально. Наши взгляды встретились, и я выиграл этот поединок. Генерал слегка кашлянул, не открывая рта, и спрятал руки в карманы пальто. Было заметно, что никто из троих не горит желанием познакомиться со мной.

Затем поодиночке и парами с интервалом в несколько минут стали подходить люди. Не прошло и часа, как комната наполнилась. Собравшиеся выглядели как карикатуры, которые помещаются в газетах на тему о красной демократии.

Вскоре кто-то занялся установкой рядов из стульев, все расселись, и собрание началось. Я заметил, что Этель Брайтон проскользнула к крайнему месту в последнем ряду, я позволил ей поудобней усесться, а затем устроился рядом. Она сделала попытку улыбнуться мне, хотя на ее лице была та же маска страха. Я положил свою руку на ее и почувствовал, как она дрожит.

Сначала говорил Глэдоу, потом помощники генерала и сам генерал. Он одернул свой смокинг, когда поднялся с места, и обратился к аудитории. Я вынужден был сидеть и слушать. Это были пропагандистские выступления по самым последним материалам, полученным из Москвы, и меня от этого всего переворачивало внутри. Мне захотелось почувствовать тяжесть приклада винтовки “М-1” на плече, нацеленной на этих подонков, сидящих в президиуме, и увидеть, как бы они корчились от ударов пуль.

Допускаю, что можно провести один вечер, читая всю эту дрянь, которую они везде рассовывают, чтобы посмеяться, но, поверьте мне, все это не так смешно. Они используют каждую возможность, нашу демократию, наше правительство, наши законы для подрыва того, к чему мы стремимся и чего желаем достичь.

Речь генерала была проста и ясна до предела, вся пропитанная ядом ненависти. Основная идея заключалась в том, что существует еще слишком много людей, которые не исповедуют коммунизм, и не достаточно тех, кто ему предан. Он предлагает план организации работы, задействованный уже в тринадцати странах. Один вооруженный комми стоит двадцати невооруженных капиталистов. То же говорил и известный всему миру диктатор. Сильное коммунистическое правительство уже создано и готово занять свое место, как только произойдет большой переворот. По словам генерала, он должен скоро осуществиться.

— Здесь, — сказал он, обведя комнату рукой, — присутствует небольшая часть этого правительства, готового к действию.

Больше я не мог слушать его речь, еще немного, и потерял бы контроль над собой. Вдруг пальцы Этель Брайтон сжали мою руку. Я повернулся в ее сторону и увидел слезы у нее на щеках. Вот что могут делать с честными людьми генерал и его партия! Я внимательно всмотрелся в лицо говорящего, чтобы быть уверенным, что не забуду его. Рано или поздно наступит момент, когда он будет проходить темной улицей или забудет закрыть дверь, отправляясь ко сну. Вот тогда это будет его последний день.

Собрание закончилось общим рукоплесканием. Участники разошлись, чтобы набрать листовок и буклетов, разложенных на столах вдоль стен, для их дальнейшего распространения. Затем, собравшись группами в разных углах комнаты, они возбужденно стали обсуждать услышанное. Генри Глэдоу, Мартин Ромберг и генерал стояли в президиуме, что-то обсуждая. В ответ на сказанное генералом Генри отдал какой-то приказ одному из своих телохранителей, и тот стал надевать свою армейскую куртку. Мартин Ромберг выглядел озабоченным.

Пока раздвигали ряды, я потерял из виду Этель. Только немного спустя увидел ее выходящей из туалетной комнаты. В этот раз она улыбнулась мне прелестной улыбкой. Я было собрался подойти к ней и воспользоваться переменой в ее настроении, но паренек лет двадцати пробрался ко мне, лавируя между группами, и сказал, что генерал спрашивает, не найдется ли у меня времени переговорить с ним.

Вместо ответа я направился сквозь толпу, которая расступилась передо мной, прямо к президиуму. Генерал стоял один, держа руки за спиной. Он кивнул мне и что-то произнес на гортанном языке.

Я показал глазами на людей, стоящих недалеко от нас, давая понять, что они могут нас услышать. Без всякого намека на почтение в моем тоне я сказал ему:

— Только по-английски. Вы лучше должны знать почему.

Он слегка побледнел:

— Да-да. Я не ожидал встретить здесь кого-либо. У вас есть что-нибудь сообщить мне?

Я не спеша взял сигарету из пачки и закурил.

— Когда у меня что-нибудь будет для вас, вы узнаете об этом.

Он согласно кивнул, и я понял, что имею преимущество перед ним. Даже генерал должен опасаться КГБ. Меня это вполне устраивало.

— Конечно, конечно. Но здешняя организация должна получить информацию.

— Тогда скажите им, что я занимаюсь розыском. Это не займет много времени.

Генерал стал радостно потирать руки:

— Думаю, вы должны знать. Курьер... у него были документы? Где они?

Я не сказал ни слова, только взглянул на него и, к своему удивлению, увидел то же выражение страха. Он мог подумать, что слишком разоткровенничался, даже не проверив меня. Узнай об этом в соответствующем месте, и последует наказание. Генерал попытался улыбнуться:

— Вы знаете, товарищ Глэдоу сказал мне, что все идет нормально.

Я затянулся поглубже и выпустил облако дыма прямо ему в лицо, жалея, что это не иприт.

— Вы скоро все узнаете, — резюмировал я. Оставив его стоящим в президиуме, я повернулся и пошел к Этель. Она как раз надевала свое норковое манто, но, похоже, никому не было дела до того, в чем она пришла на собрание.

— Собираешься домой?

— Да... а ты?

— Я тоже не против.

К Этель кто-то подошел, желая переговорить до ее ухода, она извинилась и отошла в сторону. Я воспользовался паузой и еще раз внимательно оглядел всех собравшихся в комнате, чтобы как следует запомнить их лица. Придет время, и я разделаюсь с ними со всеми. В этот момент я встретился глазами с девушкой, проверявшей карточки у двери. Она взмахнула ресницами, словно птица крыльями. Ее взгляд заметался по комнате, снова и снова возвращаясь ко мне. При этом она покрылась краской смущения до самых корней волос.

Я сдержал улыбку. Бедняжка думала, что я присматриваюсь ко всем по долгу службы. Или нет? Эти переглядывания могли бы быть довольно поэтичным началом, если бы все не было столь комично. Она относилась к типу девушек, на которых молодые люди обращают внимание в самую последнюю очередь.