удивлением дал утвердительный ответ, наш сквайр воскликнул:

— Взгляните же на меня! Неужели вы не можете узнать старого друга, с которым не видались вот уж сорок лет?!

Джентльмен, взяв его за руку и пристально глядя на него, вскричал:

— Ну, конечно, я припоминаю Мэтью Ллойда из Глеморганшира, который учился в колледже Иисуса!

— Хорошая у вас память, любезный друг мой Чарльз Деннисон! — воскликнул дядюшка, прижимая его к груди своей. — Я — тот самый Мэтью Ллойд из Глеморгана.

Клинкер, только что вошедший в комнату с углем для камина, едва услыхав эти слова, уронил ведерко на ногу Лисмахаго и начал прыгать, как исступленный, выкрикивая:

— Мэтью Ллойд из Глеморгана! О провидение!.. Мэтью Ллойд из Глеморгана!

Потом, обняв дядюшкины колени, продолжал:

— Ваша милость должны простить меня… Мэтью Ллойд из Глеморгана!.. О боже, сэр!.. Я не могу опомниться!.. Я сойду с ума!

— Ты, кажется, уже сошел с ума, — проворчал сквайр. — Прошу тебя, Клинкер, успокойся. Что случилось?

Хамфри, порывшись за пазухой, вытащил старую деревянную табакерку и с трепетом подал хозяину, который, открыв ее, достал маленькую сердоликовую печатку и две бумажки. При виде их он вздрогнул, изменился в лице и, просмотрев бумаги, вскричал:

— Как?.. Что?.. Где тот, о ком здесь упоминается? Клинкер, колотя себя в грудь, едва мог выговорить:

— Здесь… здесь… здесь, Мэтью Ллойд, как показано в бумаге. Хамфри Клинкером звали того кузнеца, который взял меня в ученье.

— А кто дал вам эти бумаги? — быстро спросил дядюшка.

— Бедная моя мать на смертном одре, — отвечал тот.

— А как звали вашу мать?

— Дороти Твайфорд, с разрешения вашей милости! Работала она за стойкой в трактире под вывеской «Ангел» в Чиппенхеме.

— Почему же эти бумаги не были предъявлены раньше?

— Мать сказывала мне, что писала в Глеморганшпр, когда я родился, но никакого ответа не получила, а потом, как стала она справляться, оказалось, что нет такого человека в этом графстве.

— Значит, потому только, что я переменил имя и в то самое время уехал за границу, твоя бедная мать и ты были обречены на нищету и горе! Как я потрясен последствиями моего безумия!

Потом, положив руку на голову Клинкера, он добавил:

— Встаньте, Мэтью Ллойд! Джентльмены! Вы свидетели того, как обвиняют меня грехи моей молодости. Вот распоряжение с моею подписью и печатка, которую я оставил по просьбе этой женщины, а вот бумага о крещении ребенка, подписанная приходским священником.

Все присутствующие немало дивились такому открытию, а мистер Деннисон шутливо поздравил и отца и сына; я же крепко пожал руку новообретенному двоюродному брату, а Лисмахаго приветствовал его сквозь слезы, ибо только что прыгал по комнате, ругался на чистом шотландском языке и мычал от боли после того, как на ногу ему упало ведерко с углем. Клялся он даже вытряхнуть душу из тела этого сумасшедшего парня, но после неожиданного оборота событий пожелал ему счастья. прибавив, что сам он к этому делу причастен, ибо по причине сего открытия едва не лишился большого пальца на ноге.

Мистер Деннисон пожелал узнать, почему дядюшка переменил имя, под которым он известен был в Оксфорде, и наш сквайр следующим образом удовлетворил его любопытство:

— Я унаследовал поместье моей матери в Глеморганшире и принял ее фамилию Ллойд. Достигнув же совершеннолетия, я продал эту землю, чтобы очистить от долгов отцовское имение, и снова стал носить настоящее мое имя. Итак, ныне я — Мэтью Брамбл из Брамблтон-Холла в Монтмаутшире, а это мой племянник Джереми Мелфорд из Белфилда в графстве Глеморган.

В эту минуту вошли в комнату леди, и он представил их мистеру Деннисону: мисс Табиту — как свою сестру, а Лидди как племянницу. Пожилой джентльмен приветствовал их весьма сердечно и, кажется, был поражен наружностью моей сестры, ибо то и дело на нее посматривал с удивлением, но не без удовольствия.

— Сестра, — сказал дядюшка, — перед вами — бедный родственник, который ищет вашего благоволения. Бывший Хамфри Клинкер превратился в Мэтью Ллойда и притязает на честь быть вашим родственником по крови. Короче сказать, этот плут — дикая яблонька, мною самим посаженная во дни разгула, когда кровь кипела в жилах.

Тем временем Клинкер опустился на одно колено перед мисс Табитой, которая искоса посматривала на него; с волнением обмахиваясь веером, она порешила после недолгой борьбы с собою протянуть ему руку для поцелуя и с видом скромницы промолвила:

— Брат, вы тяжко согрешили, но я надеюсь, что вы доживете до того дня, когда откроется вам безумие деяний ваших. С прискорбием должна сказать, что молодой человек, которого признали вы сегодня своим сыном, исполнен, по милосердию божию, веры и благочестия более, нежели вы со всею вашей кощунственной премудростью, хотя вам не раз представлялся удобный случай. Право же, мне кажется, что в глазах его и в кончике носа есть сходство с моим дядюшкой Ллойдом из Флуидуэллина, а длинный подбородок точь-в-точь такой, как у нашего родителя. Брат, раз вы уже переменили его имя, то, прошу вас, перемените и платье: непристойно носить ливрею тому, в чьих жилах течет наша кровь.

Лидди, кажется, была очень довольна таким приращением нашего семейства. Она подала ему руку, уверяя, что всегда будет гордиться родством с добродетельным молодым человеком, который многократно доказывал благодарность свою и преданность ее дядюшке.

Мисс Уинифред Дженкинс, крайне взволнованная и не знающая, дивиться ли ей этому событию или страшиться, как бы не потерять своего любезного, воскликнула хихикая:

— Желаю вам благополучия, мистер Клинкер, то бишь Флойд… хи-хи-хи!.. Теперь вы так возгордитесь, что на нас, бедных, служивших вместе с вами, и поглядеть не соизволите, Клинкер чистосердечно признался, что он в восторге от ниспосланного ему счастья, превышающего его заслуги.

— Но могу ли я возгордиться? — прибавил он. — Я человек ничтожный, зачатый во грехе, рожденный в бедности, воспитанный в приходском работном доме и обучавшийся в кузнице!.. Если покажется вам, мисс Дженкинс, что я загордился, прошу вас, напомните мне, каков я был, когда впервые увидел вас на дороге между Чиппенхемом и Мальборо.

Когда обсудили сие знаменательное событие к удовольствию всех участников, небо прояснилось, наши леди отказались ехать в коляске, и все мы пошли пешком к дому мистера Деннисона, где для нас уже приготовлен был чай его супругою, любезной матроной, которая приняла нас с крайним радушием. Дом у них старомодный, построенный без плана, но поместительный и удобный. Южной стороною он обращен к реке, до которой не больше ста шагов, а к северу расположен по отлогому холму сад; лужайки и дорожки содержатся в образцовом порядке, и вид всей местности пасторальный и романический.

Мне еще не довелось увидеть молодого джентльмена, который гостит у приятеля-соседа, а домой ожидают его только завтра.

Сейчас в ближайший рыночный город отправляется человек с письмами на почту, а потому я пользуюсь случаем препроводить вам описание сегодняшнего дня, столь чреватого событиями; признайтесь, что я подаю вам их, как бифштекс в трактире Долла, «с пылу с жару», запросто и не приукрашая, а так, как припоминаются они вашему Дж. Мелфорду.