По этой причине полковник Николай Бухарин въехал в Зимбабве по финскому паспорту под чужим именем. Он бегло говорил на финском, как и на пяти других языках, включая английский. Ему было необходимо прикрытие, чтобы беспрепятственно покинуть Хараре, где следили за каждым его шагом, и отправиться в малонаселенную местность, где он мог, не опасаясь наблюдения, встретиться с объектом.

Многие другие африканские республики под давлением Всемирного банка и Международного валютного фонда запретили охоту на крупных животных. В Зимбабве тем не менее профессиональный охотник мог получить лицензию на проведение сафари в специальных «зонах контролируемого отстрела». Такие лицензии были одним из основных источников поступления валюты в переживавшую упадок экономику.

Полковника несколько забавляла необходимость играть роль преуспевающего лесопромышленника из Хельсинки и наслаждаться столь любимой им охотой в декадентской манере, присущей главным образом финансовым воротилам капиталистической системы.

Несомненно, бюджет, выделенный на операцию, не предусматривал такое расточительство. Однако объект, которым являлся генерал Фунгабера, был человеком честолюбивым и состоятельным. Он не стал возражать, когда полковник Бухарин предложил в качестве прикрытия встречи охоту, и взял на себя обязанности хозяина, оплатив сафари, стоимость которого составляла несколько тысяч долларов в день.

Полковник Бухарин стоял на поляне и смотрел на своего партнера. Русский намеренно ранил буйвола. Николай Бухарин отлично стрелял из пистолета, винтовки и дробовика, а расстояние составляло не более тридцати ярдов. Он мог, если бы захотел, попасть в любой глаз животного, прямо в центр темного зрачка. Тем не менее он выстрелил в живот так, чтобы не задеть легкие и не нарушить дыхание и одновременно чтобы не повредить задние ноги и не лишить животное возможности быстро двигаться.

Это был превосходный экземпляр, размах рогов от одного острого конца до другого составлял не менее пятидесяти дюймов. Такой буйвол был завидным трофеем и принадлежал полковнику, как первому пролившему кровь, вне зависимости от того, кто произведет решающий выстрел. Улыбаясь Питеру Фунгабере, полковник налил водки в серебряный стаканчик, служивший пробкой его фляги.

— На здоровье! — произнес он тост и выпил, даже не поморщившись.

Налив еще водки, он протянул стаканчик Питеру Фунгабере.

Питер был одет в накрахмаленную и отглаженную полевую форму без головного убора и знаков различия, блеск которых мог спугнуть дичь.

Он взял стаканчик в руку и посмотрел поверх него на русского. Полковник был примерно такого же роста, но более худой, его выправка сделала бы честь человеку лет на тридцать моложе. Глаза были странно бледные, голубые и холодные, лицо, иссеченное шрамами минувших войн и других забытых конфликтов, напоминало лунный ландшафт. Череп был выбрит, пробивающаяся седая щетина искрилась на солнце, как стеклянные волокна.

Питеру Фунгабере нравился этот человек. Ему нравился ореол власти, который окутывал его, как императорская тога, нравилась почти африканская врожденная жестокость, вполне понятная самому Питеру. Он наслаждался его хитростью и коварством, умением переплести правду, полуправду и ложь так, что они становились неотличимыми друг от друга. Его возбуждало ощущение опасности настолько сильной, что она, казалось, обладала особым запахом. «Мы люди одного толка», — подумал он, поднимая стаканчик и отвечая на тост. Он выпил жгучий напиток одним глотком. Потом, осторожно дыша, чтобы ничем не выдать неудовольствия, он протянул стаканчик русскому.

— Ты пьешь как мужчина, — признал Бухарин. — Посмотрим, как ты охотишься.

Догадка Питера оказалось верной. Водка и буйвол были своего рода испытанием. Он пожал плечами, демонстрируя свое безразличие, а русский позвал профессионального охотника, который почтительно стоял вне пределов слышимости.

Белому охотнику, родившемуся в Зимбабве, было уже под сорок. Он был одет в широкополую шляпу, шорты и жилет цвета хаки с карманчиками под крупнокалиберные патроны на груди. Густая борода не могла скрыть выражение полного неудовольствия, которое выражало его отношение к перспективе последовать за раненым буйволом в густые прибрежные заросли.

— Генерал Фунгабера возьмет. Четыреста пятьдесят восьмой, — сказал полковник Бухарин, и охотник послушно кивнул.

Как мог этот странный мужчина промахнуться с такого близкого расстояния? До этого момента он стрелял, как чемпион Англии. Господи, как скверно выглядят эти заросли. Охотник подавил дрожь и щелкнул пальцами второму оруженосцу, чтобы тот принес еще одну крупнокалиберную винтовку.

— Ты останешься здесь с носильщиками, — тихо произнес русский.

— Сэр! — воскликнул охотник. — Я не могу позволить вам пойти туда без меня. Я могу лишиться лицензии. Это не допускается…

— Хватит, — сказал полковник Бухарин.

— Но, сэр, вы не понимаете…

— Я сказал — хватит! — Русский ни разу не повысил голос, но взгляд этих странных голубых глаз заставил охотника замолчать. Он вдруг понял, что больше потери лицензии или встречи с раненым буйволом в зарослях он боится этого человека. Он подчинился и отошел назад.

Русский взял винтовку из рук оруженосца, оттянул затвор, чтобы проверить, что она заряжена патронами с пулями без оболочки, и протянул ее Питеру Фунгабере. Питер с легкой улыбкой на лице взял винтовку, взвесил ее на руке и вернул оруженосцу. Полковник Бухарин улыбнулся и удивленно поднял седую бровь. Улыбка была насмешливой и чуть презрительной.

Питер что-то резко сказал оруженосцу на языке шона.

— Эх-хе, мамбо!

Оруженосец убежал и принес другое оружие, взяв его у одного из чернокожих носильщиков. Возвращаясь, он похлопывал в ладоши, чтобы показать свое уважение.

Питер взвесил новое оружие в руке. Это был колющий ассегай с коротким древком. Древко было сделано из твердой древесины и обмотано медной проволокой. Лезвие было почти два фута длиной и четыре дюйма шириной. Питер сбрил серебристым лезвием волосы с предплечья, потом сбросил с себя куртку, штаны и ботинки, оставшись только в трусах оливкового цвета.

— Так охотятся по-африкански, полковник, — сказал он Бухарину, который уже не улыбался. — Но я не призываю человека в вашем возрасте охотиться так же. Вы можете использовать винтовку.

Русский кивнул, признавая поражение. Этот раунд он проиграл, следовало убедиться, так ли хорош этот черный мужик. Бухарин опустил взгляд на след. Следы от копыт были не меньше суповой тарелки, а в брызгах водянистой крови были виды частицы навоза из простреленного кишечника.

— Я иду по следу, ты следишь за кустами.

Они пошли вперед. Русский, чуть наклонившись, шел по следу, Питер легко шагал в пяти шагах от него, держа ассегай в одной руке и скользя внимательными глазами по кустарнику. Как опытный охотник он знал, что не увидит животное целиком, скорее следовало рассчитывать на блестящий нос или часть огромного рога.

Они прошли всего шагов двадцать и полностью скрылись в зарослях. Было душно, как в теплице, буйная растительность затрудняла дыхание. Пахло гниющими листьями, которые делали их шаги бесшумными. Тишина была угнетающей, и шорох колючих веток по кожаным гетрам русского казался оглушительным, как шум дизеля. Русский потел, рубашка на спине намокла, на шее были видны крупные блестящие капли. Питер слышал его частое и глубокое дыхание, но инстинктивно понимал, что русский испытывал не страх, а возбуждение охотника.

Питер не разделял это чувство. Там, где должен был быть страх, было лишь ощущение холода. Он научил себя этому во время чимуренги, Такое поведение было необходимым. Он должен был произвести впечатление на русского, а для этого страх и другие чувства должны были уступить место холоду. Питер Фунгабера готовил себя к схватке. Он чувствовал, как наливаются силой мышцы, как напрягаются сухожилия и нервы, пока не превратился в подобие стрелы в натянутом луке.

Он осматривал заросли впереди поверхностно, концентрируя внимание на флангах. Животное, на которое они охотились, было одним из самых коварных в Африке, уступая, пожалуй, лишь леопарду. Лев