ты был там. Они проголодались. Ты слышал их, Куфела?

На этот раз Крейг был просто поражен. Она использовала кличку, которую дал ему товарищ Бдительный. Как она ее узнала? Кого она называла щенками Фунгаберы?

Крейг ничего не успел ответить, потому что Питер, заметив выражение его лица, легко и быстро встал и подошел к Саре. Чернокожая девушка мгновенно опустила взгляд, быстро сделала реверанс и отошла с пустым подносом в руках.

— Не позволяй разочарованию слишком угнетать себя, Крейг. Присоединяйся к нам. — Питер дружески обнял Крейга за плечи.

Они уже почти подъехали к взлетной полосе, когда Сэлли-Энн вдруг наклонилась и дотронулась до плеча Крейга.

— Я вдруг подумала. Место, которое вы называете «Водами Замбези», находится в получасе лета отсюда. Я нашла реку Чизарира на карте. Мы можем сделать крюк и пролететь над ним по пути домой.

— Нет смысла, — сказал Крейг.

— Почему? — не поняла она, и он передал ей листок с сообщением Генри Пикеринга.

— О, как мне жаль, — она говорила совершенно искренне, и Крейг немного успокоился.

— Я хочу увидеть это место, — вдруг вмешался в разговор Питер Фунгабера, а когда Крейг покачал головой, произнес более резким, не терпящим возражения тоном:

— Мы полетим туда.

Крейг лишь равнодушно пожал плечами. Крейг и Сэлли-Энн склонились над картой.

— Омуты должны быть здесь, где приток впадает в основное русло. — Сэлли-Энн быстро работала над картой с циркулем и компьютером сноса.

— О'кей, — сказала она наконец. — Время полета двадцать две минуты, если ветер не изменится.

Когда они взлетели, Сэлли-Энн начал внимательно рассматривать местность и сравнивать ее с картой. Крейг размышлял над словами молодой матабелки. «Щенки Фунгаберы». Почему-то эти слова звучали угрожающе, но больше его тревожило то, что девушка назвала его Куфелой. Могло быть только одно объяснение — девушка была связана или являлась членом группы партизан. Но что она хотела сказать аллегорией о крокодиле и леопарде, и кто такие щенки Фун-габеры? Кроме того, насколько беспристрастной и надежной могла быть девушка, если симпатизировала партизанам?

— Я вижу реку, — сообщила Сэлли-Энн, перевела рычаг управления двигателем и начала пологое снижение с поворотом в сторону блестевшей между деревьями воды.

Она летела очень низко над самым берегом и, несмотря на густую растительность, сумела разглядеть небольшие стада диких животных и один раз даже похожую на скалу тушу черного носорога в зарослях эбеновых деревьев.

— Посмотрите туда! — вдруг воскликнула она.

На берегу реки был участок открытой местности, окаймленный деревьями. Трава там была выщипана зебрами, которые, поднимая клубы пыли, в панике убегали от приближавшегося самолета.

— Готова поспорить, я смогу там сесть. — Сэлли-Энн выдвинула закрылки и опустила нос самолета, чтобы обеспечить себе лучший обзор. Потом она выпустила шасси.

Она несколько раз пролетела над открытым участком, с каждым разом опускаясь все ниже, пока на четвертом круге колеса не оказались всего в двух-трех футах над землей, и сидевшие в кабине люди могли разглядеть каждый отпечаток копыт на пыльной земле.

— Твердая и ровная, — сказала она и, сделав очередной круг, села, мгновенно включив тормоз безопасности, благодаря которому самолет остановился, не прокатившись по земле и ста пятидесяти шагов.

— Леди птица, — похвалил ее Крейг, и она ответила на комплимент улыбкой.

Они оставили самолет и направились к лесу, прошли сквозь него по звериной тропе и вышли на каменистый обрыв над рекой.

Пейзаж был прекрасным и чисто африканским. Белые песчаные берега и блестевшая, как чешуя змеи, отполированная водой галька, свисающие над зеленой водой ветви с гнездами ткачиков, высокие деревья со змеевидными, цепляющимися за камни корнями, а за всем этим — девственный лес.

— Какая прелесть, — сказала Сэлли-Энн и отошла с фотоаппаратом.

— Отличное место для одного из ваших лагерей, — сказал Питер Фунгабера и показал на огромные кучи слонового навоза на белом песке.

— Превосходный вид.

— Да, мог бы таким оказаться, — согласился Питер. — Слишком жаль упускать за такую цену. Прибыль может составить несколько миллионов.

— Для доброго африканского социалиста ты говоришь как мерзкий капиталист, — мрачно произнес Крейг.

Питер усмехнулся:

— Говорят, социализм — идеальная философия, если ее оплачивают капиталисты.

Крейг резко поднял взгляд и впервые заметил в глазах Питера Фунгаберы огонек старой доброй европейской алчности. Оба помолчали, наблюдая, как Сэлли-Энн пытается найти самую выгодную композицию из деревьев, скал, воды и неба.

— Крейг, — произнес Питер, очевидно, приняв решение, — если я договорюсь о коммерческом обеспечении, необходимом для Всемирного банка, я рассчитываю получить долю акций Ролендс.

— Полагаю, ты имеешь на это право. — Крейг почувствовал, как загорелся огонек надежды, и вдруг услышал голос Сэлли-Энн:

— Уже темнеет, а до Хараре лететь два с половиной часа. На базе Нью Сарум Питер Фунгабера пожал им обоим руки.

— Надеюсь, у вас получатся превосходные фотографии, — сказал он Сэлли-Энн и повернулся к Крейгу. — Ты остановился в «Мономотапе»? Свяжусь с тобой в ближайшие три дня.

Он сел в армейский джип, кивнул водителю и махнул им стеком на прощание.

— У вас есть машина? — спросил Крейг, а когда Сэлли-Энн покачала головой, добавил: — Не могу обещать, что вожу машину так же хорошо, как вы летаете. Хотите рискнуть?

Она снимала квартиру в старом квартале напротив Резиденции губернатора. Он подъехал к входу.

— Может быть, поужинаем?

— Крейг, у меня так много работы.

— Очень быстро, обещаю в качестве заключения мира. Доставлю вас домой к десяти. — Он театральным жестом перекрестился, и Сэлли-Энн смилостивилась.

— О'кей, в семь часов здесь, — сказала она, и Крейг проводил ее взглядом, пока она не скрылась в подъезде. Походка была быстрой и совершенно деловой, а движения ягодиц в синих джинсах совершенно фривольными.

Сэлли-Энн предложила поужинать в мясном ресторане, где ее, как королевскую особу, приветствовал огромный бородатый владелец и где подавали лучшую говядину, которую Крейг когда-либо пробовал — мягкую, нежную и сочную. Они пили каберне с мыса Доброй Надежды, и разговор, после несколько натянутого начала, становился более свободным.

— Все было не так уж плохо, пока я работала техническим помощником в «Кодаке», а когда меня стали приглашать в экспедиции в качестве фотографа, когда я стала устраивать выставки, он не мог этого вынести. Первый мужчина, приревновавший меня к «Никону».

— Долго вы были женаты?

— Два года.

— Детей нет?

— Слава Богу, нет. — Она ела так же, как ходила — быстро, аккуратно и без лишних движений, правда, с явным удовольствием. Поужинав, она взглянула на свой золотой «Ролекс».

— Вы обещали отвезти меня домой к десяти, — сказала она и, несмотря на его отчаянные протесты, скрупулезно разделила счет и оплатила половину.

Когда он остановился у ее дома, она очень серьезно посмотрела на него и спросила: