Генри Пикеринг устроил прием в частном обеденном зале Всемирного Банка, окна которого выходили на Центральный парк.

Сара и Сэлли-Энн не виделись уже пять месяцев, обнялись, как сестры, и сразу же уединились в углу зала, пытаясь обменяться новостями в самые первые тридцать секунд и не обращая ни на кого внимания.

Тунгата и Крейг были более сдержанными.

— Пуфо, я чувствую себя виноватым. Прошло пять месяцев — так долго.

— Да, но ведь ты был крайне занят, — простил его Крейг. — Сам я тоже не сидел без дела. Последний раз я видел тебя в Вашингтоне…

— Почти месяц переговоров с Госдепартаментом США, а потом здесь, в Нью-Йорке, вместе с послом Зимбабве — с Всемирным банком. Нужно сказать тебе так много, что я не знаю, с чего начать.

— Для начала, — предложил Генри Пикеринг, — расскажите ему о том, что все обвинения в браконьерстве и незаконном экспорте были сняты…

— Сэм, это самое маленькое, что они могли сделать…

— Только для начала. — Тунгата улыбнулся и схватил его за руку. — Признание, которое тебя заставил подписать Фунгабера, признано премьер-министром не имеющим законной силы как полученное по принуждению. Постановление о признании тебя врагом государства и народа аннулировано, как и документ о передаче части акций «Ролендс» Питеру Фунгабере. Право собственности на «Кинг Линн» и «Воды Замбези» возвращено тебе.

Крейг не мог произнести ни звука, только смотрел на своего друга.

— Премьер-министр признал, что все насильственные преступления, совершенные каждым из нас, были необходимы для самообороны. Это относится к убийству солдат, которые преследовали тебя до границы с Ботсваной, угону вертолета «супер-фрелон» и всему остальному…

Крейг только покачал головой.

— Третья бригада выведена из Матабелеленда. Она расформирована, солдаты распределены по частям регулярной армии, уничтожение моего народа прекратилось. В Матабелеленд для сохранения мира допущены независимые иностранные наблюдатели.

— Это самая приятная новость, Сэм.

— Есть много новостей, очень много, — заверил его Тунгата. — Мне вернули паспорт и гражданство Зимбабве. Мне разрешено вернуться домой с заверением, что моя политическая деятельность не будет контролироваться. Правительство должно рассмотреть предложение о проведении референдума по вопросу о предоставлении автономии метабелам, я, в свою очередь, должен использовать все свое влияние, чтобы убедить вооруженных диссидентов выйти из лесов и сдать оружие в связи с общей амнистией.

— Ты именно к этому и стремился, Сэм. Поздравляю тебя, искренне поздравляю.

— Мне это удалось только с твоей помощью. — Тунгата повернулся к Генри Пикерингу. — Могу я рассказать ему об «Огне Лобенгулы»?

— Немного позже, — попросил Генри Пикеринг и повел их к обеденному залу. — Сначала следует пообедать.

Зал был отделан светлыми дубовыми панелями, которые являлись чудесным фоном для пяти полотен Ремингтона, украшавших три стены. Четвертая стена, стеклянная, выходила на город и Центральный парк. Шторы были раздвинуты.

Заняв место во главе стола, Генри улыбнулся Крейгу.

— Думаю, — сказал он, — мне следует продемонстрировать, что я выполняю свои обещания. — Он показал Крейгу этикетку.

— Bay! Шестьдесят первого года!

— Ну, не каждый день мне удается обедать с самым популярным писателем…

— Да, как чудесно! — воскликнула Сэлли-Энн. — Книга Крейга занимает первое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» с момента выхода из печати!

— А как насчет контракта с телевидением? — поинтересовался Тунгата.

— Еще не подписан, — сказал Крейг.

— Но, по моим сведениям, скоро будет подписан, — сказал Генри, наливая вино в бокалы. — Дамы и господа! Позвольте предложить вам тост. За последний опус Крейга Меллоу и его вечное пребывание на вершине славы.

Все выпили, радостно смеясь, только Крейг запротестовал с нетронутым бокалом.

— Перестаньте, тост должен быть таким, чтобы я тоже мог выпить.

— Есть такой! — Генри поднял свой бокал. — За «Огонь Лобенгулы»! Расскажите ему.

— Если эти женщины перестанут трещать хотя бы секунд на десять…

— Так нечестно, — запротестовала Сэлли-Энн, — мы не трещим, а ведем серьезное обсуждение. Тунгата улыбнулся ей и продолжил:

— Как ты знаешь, Генри Пикеринг договорился о хранении алмазов в сейфе и их оценке. Лучшие специалисты Гарри Винстона осмотрели камни и произвели предварительную оценку…

— Скажи! — взмолилась Сэлли-Энн. — Сколько?

— Как вы знаете, в настоящее время на рынке алмазов положение непростое. За камни, стоившие семьдесят тысяч всего два года назад, с трудом можно получить двадцать тысяч…

— Ну, давай, Сэм, не дразни нас!

— Хорошо. Компания Винстона оценила камни в шестьсот миллионов долларов…

Все заговорили одновременно, и лишь через несколько минут Тунгате удалось привлечь внимание к себе.

— Как мы договорились с самого начала, алмазы будут помещены в трастовый фонд, и я хочу попросить Крейга быть одним из попечителей этого фонда.

— Согласен.

— Тем не менее четырнадцать камней уже проданы. Я разрешил эту продажу, прибыль от которой составила пять миллионов долларов. Вся сумма была передана Всемирному банку в качестве погашения кредита и процентов по долгу Крейга. — Тунгата достал из внутреннего кармана конверт. — Вот расписка, Пуфо. Твоя доля «Огня Лобенгулы». У тебя больше нет никаких долгов. «Кинг Линн» и «Воды Замбези» принадлежат тебе.

Крейг потерял дар речи. Он взял конверт и стал тупо вертеть его в руках. Тунгата перестал улыбаться и наклонился к его уху.

— За это я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— Проси о чем угодно, — сказал Крейг.

— Ты должен пообещать мне вернуться в Зимбабве. Нам нужны такие люди, как ты, способные помочь нам забыть темные времена, не допустить, чтобы они снова воцарились на нашей земле, которую мы оба так любим.